**************************************

************************************

-А вот еще помню уж нас прямо по улицам медведи ходили, - сказал Андрей, как только за матерью закрылась дверь. Замок щелкнул и скоро из-за пелены снегопада донесся звук отъезжающего такси – квартира была на первом этаже.
      -Да ну, - отмахнулась Настя, двеннадцатилетняя сестра, которая очень и очень боялась медведей – в раннем детстве один такой топтыгин напугал до коликов и с тех пор все время боялась, что мохнатая морда возникнет в оконном проеме, - ну тебя!
     -Ничего не ну, - продолжил Андрей улыбаясь в темноте сестрице, - там же тайга, ну знаешь, почти как здесь – ветер воет и по ночам дикие животные приходят.
     -Да нет здесь животных! – вмешался от стены Леша, который все крутился и не мог заснуть (хорошо вон Никите, троюродному брату – свернулся как сурок у батареи парового отопления и уже дрыхнет. Сам Леша так никогда спать не умел – ему надо было отвернуться к стене и минут двадцать думать о хорошем – только тогда волшебник морфей осенял его свои пахнущим хлороформом крылом), он поворочался и добавил – да и ветер не дует. Тихо.
      -Да, - Андрей кивнул, - тишина… любой шорох слышно. Как кто будет подходить - услышим.
      -Ну тебя, ну! – прикрикнула Настька, но завозилась на своем матрасе подле Никиты, борясь с желанием вот сейчас вскочить и запрыгнуть в постель к старшем брату. Пусть всего на год старше – пусть, зато с ним не так страшно. С другой стороны, сейчас прыгать было бы стыдно – не маленькая уже.
       В квартире пахло пылью и еще чем-то трудноуловимым, но таким, что собирается за время человеческого отсутствия – запах старости и разложения, запах журналов огонек за 1985 год с голубем мира на обложке. Запах сырой земли. Может быть просто запах запустения? Леше он не нравился – одеяла, в которые он завернулся, словно лет десять пролежали в пыльном чулане. Прикосновения ветхой ткани были физически неприятными и он все боялся, что заразится от них какой ни будь дрянью. Ну, клопами или что там может водиться в этой дряхлости.
       Противная была квартира. Родители у всех четверых были богаты и сейчас праздновали юбилей в светлом, шикарно отделанном доме… проблема в том, что их было слишком много и для непоседливых двенадцатилетних детей – братьев, сестер, кузин и кузенов, что вопили и топали с утра до вечера не нашлось ни места, ни желания. Их отправили сюда, в однокомнатную квартиру на окраине поселка, принадлежащую двоюродному дяде брата сестры матери, или кому-то столько же отдаленному. Куда он делся сам, никто из детей не знал, да и знать не хотел.
       Лешке здесь сразу не понравилось – облезшие стены он не видел почти никогда, а газовая колонка на кухне ввела его в состояние ступора (что, сейчас все еще греют воду на газе? Вот это да! Словно на машине времени назад!) Крохотная, замшелая комнатушка, обои отваливаются, люстра не менялась со времени свадьбы его бабушки и дедушки… и как насмешка, одна из стен полностью заклеена фотообоями: чудесный морской пляж, солнце, песок, голубая гладь океана. Андрей как увидел, так сразу кинулся к той стене с воплем: «Чур, я первый купаться!!» Но, конечно, нырять не стал – просто разместился на широкой кушетке, аккурат, под нарисованной пальмой. От вида этого океанского просто квартира выглядела куда более дико.
      Кузен Никитка уже тогда выглядел сонным – и его быстренько упаковали на надувной матрас, где он и засопел. А вот Настасья все вертелась как юла – у нее вообще шило было в одном месте (как говаривал старший Андрей. В каком, правда, не объяснял). Сам старший братец был незаменим, когда надо было скататься на велосипедах, или, скажем, на надувной ватрушке с самоубийственного склона… он, похоже, вообще ничего не боялся. Не то, что Леша.
      Возникла пауза, в течение которой было слышно, как шелестит снег. И впрямь, такая тишь – хоть бы машина проехала. Ведь большой поселок, большой, пусть и дом на самой окраине. Кто-то должен был быть! Первый этаж, все должно быть слышно… но нет ничего, только снег.
      -А никто и не придет, - Леша сказал, помолчав, - ночь уже, все спят.
      -Да и людей здесь мало… - добавила Настя уверенно, потом поняла, что это скорее минус, нежели плюс и потерянно замолчала.
      -Придут, - сказал Андрей, снова ухмыльнувшись (во тьме был виден только силуэт его вихрастой головы).
      Леша заворочался на постели, накрывая себе плечи – ему казалось, что так будет теплее… и, может, быть безопаснее.
      -Да, откуда ты знаешь?! – спросил он громко и гневно, так, чтобы голос его звучал по взрослому и разумно, - никто не придет… - но на последнем слоге голосок его дрогнул и получилось не слишком убедительно.
      -А знаешь почему? – спросил старший брат доверительно – ты же сам позвал! Кто сегодня вечером нож уронил? Ну? Вот теперь и придут!
      -Ребята-а, - едва слышно протянула Настя, - ну не начина-айте!
      -А я чо, а я ничо! – громко сказал Андрей, так что Настя вздрогнула на своем матрасе, - это же не я нож ронял, а Леха. Из-за него теперь и придут! Примета такая есть, глупые!
      -Нет такой приметы! Нет! – возмутилась Настя, - ты нарочно пугаешь!
      -Да ну еще тебя пугать! Описаешься еще… как в детстве, - произнес Андрей и замолчал. Но было видно, что он не спит.
       Через окно в комнаты залетали блестки сумеречного света, уродливыми тенями прыгали по убогим предметам обстановки, по экрану древнего телевизора, по нарисованным пальмам. Было тихо, тихо – лишь сонное дыхание Никитки нарушало эту противоестественную тишь. Странно это было для четверых маленьких горожан, что начинали день под шум многополосного шоссе, где то там, в Москве. Впрочем, здесь, казалось, что Москвы вовсе не существует.
       Настя резко поднялась и посмотрела в сторону двери в коридор – хлипкой, фанерной, с большим стеклянным окном. Сейчас за этим стеклом клубилась тьма – где-то там находилась кухня и коридор, столь же обшарпанные, как и жилая комната – и там был совмещенный санузел, где ванна была со ржавыми потеками, а вид унитаза навевал панику. Ремонта здесь, видимо, не делали никогда. Казалось, что сейчас в этой тьме поблескивают какие то огоньки – или, быть может, это просто свет одинокого фонаря, преломленный снегопадом, играет на металлических гранях холодильника… или холодильник стоит в другом углу? Она с усилием отвернулась и подвинулась от Никиты, который начал похрапывать – изо рта у него пахло и Настя во тьме поморщилась, на миг забыв о своих страхах.
      -Вообще то он прав, - сказал Леша отчетливо.
      -Что? – подскочила сестра.
      -Он прав, говорю. Есть такая примета. Только я знаю, кто придет. Мама с утра за нами заедет. Она обещала.
      -А вот и нет, - произнес Андрей со своего пляжа, он словно ждал момента, когда кто-то нарушит тишину, - не мама. Придет не она… и сегодня ночью.
       -Ну Андрей!!! – закричала Настя, - Леш скажи ему! Чего он меня пугает!
       -Я не пугаю, - спокойно продолжил старший брат, - вот смотрите, есть такое правило: если уронишь ложку – значит, женщина придет, если вилку – тогда мужчина, а мы то уронил нож…
       -Андрей!!!
       -Тише, Никитку разбудишь, - шепнул тот и произнес: - значит придет не мужчина и не женщина, это уже понятно. Тогда кто же? Для этого надо посмотреть вокруг нас… да не здесь, Настька, вообще – где мы сейчас живем. Вот посмотри, поселок наш на краю леса находится – а среди всех наш дом самый крайний. Вот там видишь, за фонарем начинаются гаражи? Так вот, за ними самый лес и идет. А леса здесь дремучие… говорю же, медведи тоже могут выходить. И волки. И не только… они. Всякое бывает.
      -Да будет тебе! – сказал Леша чуть боязливо, - ничего тут нет.
      Андрей ему подмигнул со своей кушетки, но Леша даже не заметил – зябко поводил плечами, и захотел было отвернуться к стене и спать, но понял, спину лучше не оголять. Приподнял голову и протии воли покосился на дверь, но за ней была лишь тьма. Он нервно ощутил, что очень хочет в туалет – а для этого придется подняться и выйти в темный коридор, где сейчас непонятно что… нет, конечно ничего нет, но…
      -Слушайте вот что, - сказал Андрейка, - здесь рядом лес. Вот за этим домом, самым последний – он заснеженный и темный. Там, в лесах, скрываются старые шахты… Их тут много понаставили. Когда строился город, отсюда таскали белый камень – сланец. И строили так долго, ну, лет сто не меньше, что все под землей этими штольнями изрыли.
      -А дальше? – спросил Леша, - что теперь там?
      -Да ничего, - покачал головой Андрей, - они там так и остались и каждый может туда зайти. Мы с Никиткой в прошлом году пошли в лес и заблудились – идем, дороги нет, ничего нет, а потом вдруг впереди пути увидели. Ну, железнодорожные – отсюда на границу составы идут транзитные. Ну мы и подумали, что если по путям пойти, то до поселка как раз и дойдем. Ну, идем, идем, а потом Никитка остановился и говорит так… ну, мы в другую сторону идем!
       -Ну?
       -Что ну! Короче остановились, а впереди пути кончаются – типа как тупик вроде. А впереди вход в пещеру. И туда вроде как пути тоже уходят, но старые, ржавые, все заросшие. Никита внутрь хотел залезть, да я его удержал – мало ли что? Он вообще малый хороший, только безголовый очень. А пещеры эти, оказываются на километры в глубь земную уходят.
       -А ты откуда знаешь? – спросила Настька с матраса.
       -Местные рассказали. Когда летом гостил. Короче, слушайте, что там было: как-то раз двое детей забрались в эти пещеры. Два мальчика, братья. Один старше другого на год, - понизив голос, сказал Андрей и кивнул в темноте Леше, - они любопытные были… почти как Никитка… хотели узнать насколько далеко уходят пещеры. Сделали себе факелы, ткань просмолили, автомобильным маслом пропитали и пошли. Идут-светят. Далеко ушли. В самую глубь. И как только до дна добрались – раз, сквозняк подул и факелы погасли. Разом!
      -Ой! – вскрикнула Настя и сама себе зажала рот, глаза же были широко открыты и блестели – и сами по себе поворачивались в сторону двери, - их спасли? – спросила она, - спасли да? (да, да, ответь же, что их спасли, конечно же спасли – говорил ее взгляд).
      -Нет! – веско сказал Андрей и замолчал. Снова стало слышно как шелестит снег – много-много крошечных ночных теней.
      -Не спасли, - продолжал брат, - только знаете… Они ведь там так и остались. И все так же хотят наверх.
      -Но они же умерли… - прошептала Настя чуть слышно.
      -Умерли… но ты сама посуди. Они хоть и мертвые, а все же люди – кому хочется под землей оставаться. И говорят… что они теперь назад просятся, плачут, стонут – и из ванных стоков, из унитаза даже слышно как они плачут. Но понимаешь, Насть, они умерли и лишились права на свет выходить… и с тех пор все ищут дорогу домой. Стучатся из под пола, где найдут слабину, там и выйдут… Слушайте! А вдруг это они должны придти!!!
       -Дурак, Андрей! – плачущим голосом, прокричала Настя, - ты дурак меня пугать!
      Она всхлипнула и утерла глаза кулаком, глядя на брата со смесью ненавистью и надежды.
      -Ладно, трусиха, - сказал он, - прыгай!
      Настя спрыгнула с матраса и ужом скользнула на кушетку – подальше от страшной двери, от стекла за которым слишком темно.
      -Трусиха, - повторил Андрей с удовлетворением, - спи-спи, я больше не буду.
      -Да врешь ты все, - подал голос Леша, ему было холодно и неуютно, он понял, что не хочет, чтобы его ноги свешивались с кровати под телевизор. Там было слишком темно и непонятно чего ожидать, - напугать решил, вот и наплел. Дети, под землей. Не бывает этого. Понял?
       -Я вру? – изумился брат, - да честное слово, что не вру! Так все и было. Им в темноте страшно одним, вот он к свету и тянутся, к людям, к живым. Дети же еще. Не вру! Вот Никитку спроси, он тоже все подтвредит… Никита? Слышь, Ники-ит!
      Настя сжалась:
      -Андрей, не надо! Услышат!
      -Конечно, услышат. Вот вы думаете, откуда им приходить – там на кухне в полу есть люк. Через него они и попадут на кухню, а оттуда в коридор, а оттуда… сюда! Слушайте!!
      Замолчали! И в звенящей тишине оглушительно грохнуло, вроде бы совсем рядом! Совсем над ухом! Может быть в коридоре! Настя замычала от ужаса, хватая брата за руки.
      -Ну Кол-лян, ну едрена-матрена! – раздался пьяный голос за окном, - ну раздолбал ведь, едрена корень!
      Снова грохнуло – теперь стало понятно, что это дверь подъезда. По ступенькам затопали неровные, тяжкие шаги. Дети слушали, замерев, словно мышки. Невнятный мат, оглушительный взрыв пьяного женского хохота, снова ругань и… щелчок замка.
      -Они здесь… - чуть слышно прошептал Андрей.
      Минуту или две было слышно, как пришельцы возятся в коридоре, задевая вешалки и углы холодильника. Шуму они производили много. Настя не выдержала, во все глаза уставилась в стеклянную верь, в которой, несмотря на избыток шума, не шевелилось ничего. Неизвестные еще раз матюгнулись и суматоха пошла на спад.
      -Ребят, - вдруг сказал Лешка, - ребят, да это ведь в соседней квартире. Вот ведь слышимость какая, а? Словно у нас, а ходят за стеной.
      -Это разве стены, - откликнулся старший с некоторым облегчением, - вот у нас в коттедже в четыре кирпича. Фиг прошибешь. Или вот, скажем в катакомбах…
      -Да надоел ты со своими катакомбами! Спи уже! Мамка завтра придет, в одиннадцать обещала поднять, сказал, тем, кто будет спать, завтрака не достанется.
     -Что завтрак, - возмутился Андрей, - к нам еще не пришли…
     -Да хватит вам! – воскликнула Настя.
     -А я знаю, вообще то, кто должен придти, - сказал вдруг Леша негромко.
      Оба повернулись к нему, смотрели во все глаза. Лишь Никита все так же безмятежно посапывал на своем матрасе у батареи.
      -Помните ту бабульку, что мы с утра встретили? – произнес Леша медленно.
      -У нее один глаз был белый, фууу! – воскликнула Настя.
      -Это катаракта, - авторитетно пояснил старший, и тут же поправился, - но по виду: типичная ведьма!
      -А помните, что она говорила? – продолжил Леша, - вы, мол, новые жильцы? А когда ты спросил, кто жил тут до нас, она и отвечает: ну, бабушка жила.
      -Жила, и что?
      -А то! – резко сказал Лешка и села на кровати, - а то, что теперь живем мы. А она где? Вы ее среди гостей видели? Нам сказали. Что тут дядька живет. Только вы посмотрите на вещи. Тут же ни одной старше 85го года нет. Старое. Словно… словно с тех пор сюда никто не приходил!
      -А и правда, - Андрей кивнул, - квартира, словно, замерла. Словно ничего нового сюда и не вносили с тех пор. Слушайте… так значит бабулька здесь жила, а мы ее нигде не видели. Слу-ушайте!
      -Ну что еще? – застонала Настя, - итак придти уже должны!
      -Ты не понимаешь, Насть! – прошептал Андрей потрясенно, - старушке ведь некуда было идти. Она одна тут жила и никому свою квартиру уступать не хотела! И не уступила бы, и нам пришлось бы в гостинице ночевать! А раз ее здесь нет, и ведьма на площадке говорит, что мы новые жильцы… Леш, а Леш, так ведь это значит, она померла!
      Леше показалось, что стены комнаты словно сдвигаться со всех сторон, стремясь, расплющить, раздавить его бренное тельце – находится в комнате стало совсем невыносимо. Не была она никаким убежищем от ночной вьюги – она была чуждой, холодной и чуждой до невозможности. Насколько чуждой может быть выглядеть разве что крысоловка для чересчур проницательного пушистого зверька. Захотелось вскочить с этого утлого ложа и бежать прочь, бежать куда угодно, лишь бы не этих стен!
      -Ты думаешь, - выдохнул он, чуть слышно, - ты думаешь, она прямо здесь померла?
      -А кто их вывозит… - произнес Андрей и впервые его голос утратил ту скрытую иронию, что присутствовала изначально, - они так и лежат, пока пахнуть не начнут и тогда кто ни будь звонит… скажем та ведьма с площадки и их вывозят в морг, а в освободившуюся квартиру кого ни будь заселяют… вроде нас!
      -Андрей, она здесь умерла!?! – закричала Настя.
      Писать Леше хотелось невыносимо, но теперь он уже точно знал, что никогда и ни за что не откроет эту стеклянную дверь туда, где, темнота, где нет даже этой слабой защиты – его брата и сестры, которые сами, правда ничего не смогут делать. К тому же он ведь теперь лежит к двери ближе других.
       -Вот значит как… - зашептал горячо Андрей, - вот значит, почему нас здесь поместили! Небось, ведьма маме напела, что, мол, квартира освободилась, можно селить, да? А та, старая, они сговорились… вы что, не чувствуете этого? Это она должна придти! Смотрите, как здесь пахнет – это не пыль. Одеяла пахнут сырой землей. Землей с могилы!
       В темноте по Лешиным щекам покатились слезы – он был рад, что их не видно, потому что сдержать все равно не мог – время тянулось невыносимо медленно, стены обступали со всех сторон исполинским утесами, он чувствовал чье то присутствие и не могу сказать чье. Ему казалось, что утро уже не наступит никогда – он был потерянным маленьким мальчиком в дурнопахнущих объятиях старой кровати. Он хотел к маме, он не знал, что будет делать, если сейчас стеклянная дверь откроется и старая, умершая бог знает когда, карга, шаркая еще слышно ступит в свои владения.
       -Это ее квартира, - шептал Андрей, он тоже уже не мог остановиться, смертельная ясность вырисовывалась перед его взором во всей своей окончательной красе, - и она отсюда никуда не ушла. Это мы пришельцы, мы вторглись на ее территорию и она, должно быть, обозлена! Сколько мы уже здесь ночуем!
      -Два… три дня! – произнес Лешка, яростно борясь с желанием смотреть и смотреть на дверь.
      -Три дня! – выдохнул Андрей, - все происходит всегда на третий день. Она два дня выжидала, присматривалась, а на третий готова вступит в свои права!
      -Ой… нет, - Настя задохнулась, - Андрей, она ведь добрая? Ну скажи, что она добрая!
      -А ты бы была доброй, если бы в твоей любимой квартире поселились какие то дети, зажигают твою колонку, спускают твой унитаз, зажигают твою колонку… хозяйничают на кухне и спят в твоей кровати. А кстати, на чьей кровати она лежала перед тем как…
      -На твоей! – быстро сказал Леша, хотя чувствовал и почти верил, что на его.
      -Это почему на моей?
      -Да потому. Она старенькая была и знала, что уже никогда на море не поедет… вот и лежала, смотрела на обои, на пляж и все мечтала там оказаться. Поэтому у тебя и лежала.
      -Да какая разница! - отмахнулся Андрей обреченно, и от этого жеста у младшего брата побежали мурашки, - все равно она придет за всеми.
       Ночь злая волшебница. Леша задыхался, лежа под дурнопахнущей могильной землей одеялом. И по идее ему жалко должно было быть старушку, что отдала концы, созерцая неведомый теплый пляж, но только не было у него жалости. Один страх и почти ненависть к этой неизвестной карге, что сейчас вот-вот придет, отбирать жизни у четверых детей, молодых, маленьких еще, еще жить да жить. Но нет, утро так не скоро, а тени прыгают по всей комнате и сверкает что то тусклыми огнями за стеклянной дверью и он чувствует кого, нет чувствует, точно кто то есть.
      -Здесь кто-то есть! – прошептал он сдавленно.
      -Да, - прохрипел Андрей, сдавленно, - я тоже чувствую. Она здесь. Настя держись за меня. Мы будем последними – сначала будет Никитка, потом Леха, а потом уже мы.
       Настя ревела, не стесняясь, мычала от ужаса, Леша сжимал кулаки, словно это могло оградить от визита разлагающейся бабки, а Андрей все шептал и шептал, глаза у него бегали потерянно, взгляд то и дело прыгал на дверь и он уже видел, да видел…
       -Они уже там… все, - говорил он, запинаясь, подрагивающим голосом, - все там… медведи, дети мертвые из шахты, они все смотрят… я вижу, бабка… там кошки… КОШКИ С ГОРЯЩИМИ ГЛАЗАМИ!
       Ослепительная, демоническая вспышка озарила дальний конец комнаты – безумно яркая, выжигающая глаза. Выжигающая мозг осознанием, что ее нет, ее не должно здесь быть, ни за что и никогда в этой темной рациональной ночи не должно было быть этого слепящего света. Леша ощутил как внутри него что то сворачивается в жалкий комочек и сгорает под напором этого ослепительного, потустороннего пламени – он хотел кричать, но крик умер в горле, так и не родившись. Он хотел провалиться сквозь землю в шахты. Хотел выпрыгнуть в окно, разбив решетки, он осознавал, что больше не лежит, а стоит на кровати, отшатывается к стене и тело словно ничего не весит и этот миг – последний, самый последний из всех мигов его жизни и после него не будет уже ничего. Настя, кажется, стонала, также как и Андрей, да только это было ничто по сравнением с этим злобным, чужеродным сиянием…
       …Погасшим также резко, как и появилось. Тишина разлилась воистину гробовая и разгонял ее только заполошный стук троих маленьких сердец. Прошла, должно быть, целая вечность прежде, чем сестрица выдавила со стыдом в голосе:
       -Это мой мобил… зарядился!
       -Настька, ты нас когда ни будь в гроб вот так вгонишь! – прошептал Андрей страшным голосом в следующую секунду все уже смеялись.
        Долго, истерически, задыхаясь, кудахтая, словно куры, они дико ржали в полночной темноте, смеялись над собой, над жизнью, над страхом, над трупом бабульки, над подземными детьми – смеялись, не в силах остановится. Но то был целебный смех и с каждой новой секундой безостановочного хохота Леша чувствовал как разряжается обстановка, как отступает напряжение и квартира, еще минуту назад выглядящая гнездом зла, становится просто квартирой – маленькой и уютной, с толстыми стенами, прочной дверью, решетками на окнах и ни одна тварь, ни один медведь, которых, впрочем, здесь не было и нет, не проникнет в эту уютную норму на четверых
      -Ну Настя-я-я! – орал Андрей во весь голос, - ну напугала. Я чуть заикой не стал! Ходил бы счас за-за-заикался!!! Бабулька! Не, я думал и впрямь пришли!
      -Да нет здесь никого! – крикнул, Леша, отдышавшись – Нет! Там еще два квартала до конца поселка, и то леса нет, а деревни идут одна за другой. Мне мама рассказывала. И шахты эти давно засыпали!
      Андрей все еще смеялся:
      -Настьк, а круто мы тебя напугали?
      -Дурак, - сказал Настя, - Я…а…а… что это?!
      -Да это Никита проснулся. С доброй ночью, соня, ты такой прикол пропустил, - Андрей махнул рукой силуэту, поднявшемуся у батареи.
       Сидящая на матрасе фигура не отвечала. Леша подумал, что быть может, Никитка опять сел во сне – как, иногда, с ним бывало.
      -Ой, Андрей, - шепнула Настя, - Андрей, у него волосы, кажется, седые! И он весь какой то скособоченный! Андрей, смотри!
      -Настя, - сказал тот взрослым голосом старшего брата, - хватит. Побесились и спать. Нет тут никого, я тебе наврал.
      -Ты что не видишь? Не видишь? У него голова другая… все другое. Волосы, длинные, седые.
      Леша всмотрелся в темноту, но видел лишь Никитин силуэт – после выброса адреналина накатила странное равнодушие и очень тянуло спать.
      -Настя, кто сейчас по попе получит? – прикрикнул Андрей, что вообще то было оскорбительно. Но сестра даже не заметила. Тогда он накрыл ее одеялом с головой и шепнул: -Ложись, глупая… Никит, и ты ложись, надоел сидеть уже.
       Леша поднялся, и спокойно прошагал мимо матраса, с которого тянуло какой то пакостью, и открыл стеклянную дверь. Естественно за ней обнаружился только тесный коридор и полуоткрытая дверь в санузел. Никаких кошек.
       Когда он вернулся, в комнате уже царила сонная тишина – умиротворенная, как зимний сон летней мухи. На матрасе больше никто не сидела, а брат с сестрой, прижавшись друг к другу уже миновали водораздел первого и второго сна. Снег теперь падал мягко, успокаивающе, почти по-новогоднему: его легкие тени скользили по фотообоям и казалось, что ночное море дышит и лижет влажный песок.
        Мальчик забрался в постель, что пахла, все же, скорее всего просто прошедшим временем, отвернулся к стене на любимый бок и почти сразу же провалился в сон. Кажется, было часа четыре…
      -Солнце, вставай! – позвали тихо, - Поднимайся, милый!
      Леша открыл глаза и увидел улыбающееся лицо матери. Морщинки в уголках ее глаз собрались симпатичными гусиными лапками – она улыбалась ему, как может улыбаться только мать. Вокруг царили январское солнце и утренний переполох: Настя причесывалась, путая зубы гребня в густых волосах, Андрей тщетно пытался упаковать разбросанное тут и там белье – только Никиты нигде не было видно.
      -Ну что, сурок ты мой спящий, - сказала мать, - выспался хоть?
      -Если кто и выспался, так это Никитка, - сказал Леша вяло, - всю ночь так и продремал у батареи. Даже когда смеялись, и то не проснулся… ой, мам, тут такое было!
      -Чудо, да ты не проснулся еще! – улыбнулась мать, - Никитка то с вами не поехал, разве не помнишь? Как только здесь оказался. Начал реветь, капризничать, ложиться здесь ни в какую не захотел… вы его еще на смех подняли, помните? Со мной сегодня спал, как маленький… что с тобой?
       С мягким хлопком выпала подушка из руки Андрея, Настин гребень запутался в волосах: во все глаза она смотрела на мать. С чувством, что сон все еще продолжается, Леша встал и, отодвинув маму, пошел к стеклянной двери. По пути он заметил, что простыня на матрасе смята и измазана в какой то пакости – среди черной жижи прилипло два снежно-седых волоса. Но он едва обратил на это внимание – ослабевшей рукой мальчик толкнул дверь на кухню и остановился на пороге.
       Люк последи крохотной кухоньки был настежь раскрыт, по ногам тянуло сырым холодом, а вниз, в слизистую подземную тьму ходили неровно сколоченные ступеньки. Яркого утреннего света хватало, чтобы проследить их на десяток шагов и каждый шаг отмечался грязным черноватым следом древней рубчатой подошвы. Еще один пучок седых волос вперемешку с черной кошачьей шерстью повис на кривой балке перекрытия.
       Чуть слышно дунул стылый подземный бриз и из недр отверстого лаза явственно пахнуло сырой могильной землей.

.............................

<<< В библиотеку