Змеиное проклятье

Буря была знатной. Это была самая мощная буря за всю известную историю Ярославской области. Насколько известно из летописей, такой же силы катаклизм случился в 1598 году. Он пронесся по всей территории Верхнего Поволжья и до основания разрушил деревянную церковь Спаса на Крови в селе с финно-угорским названием Черепа.
    О церкви нам ничего не известно, но на этом месте в настоящее время высится основной собор села Черепихово.
    День 26 июня в Ярославской области выдался тихим и солнечным. С утра никто не мог бы определить, что этим вечером над Волгой разразится гроза. Небо было чистым и лазурным, лишь у самого горизонта наблюдались легкие плоские облачка.
    Солнечные лучи играли на куполах Черепиховского собора, прыгали зайчиками по Тинным прудам и весело играли на волнах Волги, до высокого обрыва которой было всего несколько километров. Воздух пахнул свежестью, с Волги доносились редкие гудки теплоходов, шедших на Углич. День был безмятежен. Где-то к трем часам дня воздух пропитался зноем, и основное население Черепихово отправилось на пруды купаться, а кто посмелей - и на Волгу (туда, правда, осмеливались идти немногие, так как неподалеку был Воскорецкий омут, где, по преданиям, в шестнадцатом веке утопилась жена местного старосты, да и потом потопли многие).
    Село Черепихово было основано в четырнадцатом веке, сразу после изгнания отсюда племен Финно-угорской группы. Особенными потрясениями село не славилось, за исключением Большого пожара в 1739 году и переименованием его в город в 1932 г. Тогда, решением местного партийного совета, здесь начал строиться огромный комбинат тяжелой промышленности. Но время было трудное, и стройка в прямом смысле завязла в местных болотах. Остатки возведенных корпусов так до сих пор и торчат, как скелет доисторического животного, окруженный дикими лесами.
    А в 1992 году город Черепихов снова был переименован в село Черепихово, и теперь медленно ветшал.
    День 26 июня был безмятежен, но прошлым вечером большинство селян могло наблюдать необычный феерически-кровавый закат, но обратили на это внимание в основном старики, они знали, что красный закат - к ветру.
     
     
    К вечеру двадцать шестого июня начало нарастать напряжение, температура воздуха подскочила до отметки 32 градуса по Цельсию, а воздух стал удушающим.
    -Будет гроза, - говорили селяне, но они и представить не могли, что за гроза их ждет.
    Тогда еще никто не беспокоился о будущем. Не обеспокоились они и к восьми вечера, когда на горизонте стали расти тяжелые черные тучи, заполняя собой небосклон.
     
    21-00. Сторож местного садового товарищества старик Савитский вышел из своей перекошенной будки, что располагалась недалеко от правого берега Волги, и сразу обратил внимание на странный цвет неба над головой.
    Небо действительно было странным. Небеса светились тяжелым и яростным зеленым светом. Свет шел отовсюду, заполнял собой небесный свод и бросал тени на остывающую землю. Это было ненормально и напомнило Савитскому пятьдесят третий год, когда неподалеку от Ярославля прошел смерч и погубил посевы. Тогда небеса светились так же, как сейчас.
    -Не к добру это, - вздохнул старик и поплелся проверить - закрыты ли рамы в его сторожке. В прошлый раз прошел косой дождь, и все стекла пришлось вставлять заново, так как плохо прикрытые рамы были вышиблены яростным шквалом. В тот день безвозвратно погиб его новенький радиоприемник Сибиряк-303, которым старик очень дорожил.
    21-30. Тучи на горизонте все сгущались, и можно было видеть, как отдельные пласты фиолетового цвета переливаются на фоне чернильно-черной массы. Тяжелый зеленый свет с небес стал гуще и давил на притихшую землю.
    21-45. Селяне стали готовиться ко сну. Неожиданно стих ветер. Во всем селе был слышен лишь одинокий брех разгулявшейся вдруг собаки. Солнце, плохо видное за зеленой завесой, коснулось горизонта. Где-то плакал ребенок.
    22-00. Метеорологическая служба Ярославской области получила штормовое предупреждение. Но почему-то не передала его по окрестностям. На пороге сильнейшей за двадцатое столетие бури люди спокойно засыпали, не закрыв даже окон из-за страшной духоты. Откуда-то доносилась тихая музыка.
    22-15. Откуда-то издалека громыхнул гром, затем еще раз. Небеса озарила синяя вспышка. В крайнем доме настойчиво требовали закрыть теплицу, пока град не побил помидоры.
    В десять тридцать разверзся Ад. Шквал налетел неожиданно и мощно, оглашая окрестности грохотом. Чудовищный вихрь несся с сияющих зеленым небес, подминая под себя вековые деревья.
    Сведений о той буре пришло немного, так как немного было и свидетелей происшедшего. Все рассказы очевидцев сводятся к тому, что около десяти вечера хлынул сильнейший ливень, сопровождавшийся ураганным ветром, с легкостью валившим толстенные деревья.
    Известно, что буря, представлявшая собой могучий циклон с эпицентром над Черепихово, заняла площадь около пятисот квадратных километров и бушевала в течение одной ночи, но за одну эту ночь она причинила такие бедствия, что потом долгие годы область не могла оправиться от потрясений. Список повреждений не поддается исчислению, но вот несколько из них.
    Столицу области - город с двухсоттысячным населением, Ярославль - буря затронула боком, но и там разрушения были сильны. В частности, по всей протяженности проспекта Ленина были сорваны рекламные щиты, некоторые вместе с опорами. Яростный шквал прогнал их по всей длине проспекта, скрутив в огромный железно-фанерный ком, который пронесся по улице, сметая урны и расталкивая стоящие автомобили. Два человека были раздавлены этим бешено мчащимся шаром. В конце улицы ком влетел прямо в стеклянные двери неработающего кинотеатра "Волжский", вышибив их, и, протащив их еще десять метров, ударился в мини-магазин "Услада", снеся его и разбросав по округе импортные цветастые батончики.
    На территории города было повалено около тридцати тяжелых бетонных столбов, причем часть из них на стоящие под ними автомобили. Пятнадцать киосков взвились в воздух с местной площади и воздушным путем покинули город. Один из них потом нашли плавающим в Волге в пятидесяти километрах от точки взлета.
    Среди областных происшествий можно отметить полное уничтожение деревеньки Глухово с населением в 150 человек.
    Судя по всему, мимо нее проходил тяжелый грузовой состав с бензином и, когда он проходил поворот, тепловоз просто сдуло с рельс. Почти километровый состав обрушился с насыпи вниз и погреб под себя деревеньку, буквально утопив ее в сразу же вспыхнувшем бензине.
    Кроме того, известно также о гибели огромного теплохода "Циолковский", который попал почти в центр бури и был потоплен в одном из самых глубоких мест Волги.
    Ну и, наконец, село Черепихово, принявшее на себя основной удар стихии. Очевидцев очень мало, и все потому, что большинство находившихся на улице и видевших бурю наутро просто не нашли.
    Удар бури был силен. Пять черепиховских домов снесло почти сразу. Остальные держались еще некоторое время, в течение которого обезумевшие от ужаса жильцы прятались в подвал.
    Смотритель местного музея рассказал о том, как он наблюдал полет старенького трактора "Беларусь" над куполами Черепиховского собора, в котором смотритель пытался укрыться от стихии.
    Некий Ерепеньев Е.А. рассказал, как по воздуху над ним пролетела сторожка садоводческого общества, в которой он своими глазами видел местного сторожа - старика Савитского. По словам очевидца, старик был напуган и что-то кричал.
    Савитского, впрочем, так и не нашли, и его имя затерялось в огромном списке погибших.
    Наконец - основное.
    В 23-50 на поле выпал смерч. Те, кто его видел из погребов, говорят, что черный столб был не менее полкилометра в диаметре.
    Смерч проследовал через поля, натолкнулся на вековой дуб, стоящий на краю, вырвал его и, пронеся через весь город, обрушил его на местный дом культуры.
    Построенное в позапрошлом веке строение было почти полностью разрушено, а падающая южная стена придавила еще две избы.
    В общей сложности, население Черепихово с полутора тысяч человек сократилось до пары сотен, если не считать тех десятков семей, которые съехали с пепелищ своих разрушенных домов и никогда не вернулись обратно.
    В 6-05 буря начала стихать, а в 8-30 она прекратилась.
    Рассвет застал кучу обездоленных людей, горестно бродящих среди развалин.
    Но самое ужасное было еще впереди...
    1.
     
    ... Мотор надрывно взревел, лысые шины крутнулись пару раз на месте, и потертый автомобиль перевалил-таки через глинистую преграду.
    -Черт-тя дери! - выругался Сергей, когда увидел, как маленький кролик, вероятно, с разрушенной фермы, бесстрашно сиганул под колеса машины и лишь чудом остался жив, проскочив под днищем автомобиля.
    Это была глупая идея. Идея ненормальная с самого начала - с той старой летописи - рукописи, клочка бумаги, из-за которого он оказался здесь. В этом пустынном разрушенном краю, на этой поганой вязкой грунтовой дороге, ведущей к этому забытому богом селу, притаившемуся на углу Ярославской области.
    Да, идея была глупой, но из-за нее он сейчас находился здесь и терял драгоценные дни своего вымученного отпуска.
    Кусок бумаги с весьма важной информацией приплыл к нему в момент заслуженного обеденного перерыва, во время которого Серега отдыхал от пятичасового сидения за компьютером, на котором он рисовал очередной заказной плакат. Будни захудалого рекламного агентства, где он служил дизайнером, были серы и скушны.
    Документ принес маленький человечек с роскошной, длинной не по росту бородой, в прошлом историк, специализирующийся на истории средних веков. Несмотря на то, что он уже довольно давно переметнулся в агентство, где больше платили, страсть к раскапыванию архивов в нем сохранилась.
    Один бог знает почему историк, которого звали Леонид, так любил тащить эти старые запыленные бумаги к Сергею. Может быть, он видел, что тот мало-мальски интересуется стариной.
    Был обеденный перерыв, и Сергей, отупевший от пятичасового сидения за компьютером, не сразу обратил на сослуживца внимание.
    Он встрепенулся только тогда, когда экс-историк сказал:
    -Монеты, много старых золотых монет, предметы утвари из золота и серебра.
    -Постой, постой! - произнес Сергей, - какие монеты?
    -Клад под Черепиховским собором. Монаший клад, спрятанный от нашествия недругов. Это старая рукопись, я уверен - до этого ее никто не видел.
    -Ты хочешь сказать, что отрыл рукопись, которая говорит о реальном кладе под собором?
    -Под Черепиховским собором, это село в Ярославской области.
    -И ты хочешь сказать, что есть вероятность, что до нас его никто не тронул?
    -Большая вероятность.
    -Ого! - произнес Сергей. С этого его возгласа и началась эпопея гонки за золотом, которая продолжалась до сих пор.
    Он не собирался ехать один, но случайность перечеркнула их общие планы. Его ученый приятель всего неделю назад отправился в Ярославский архив, дабы разузнать побольше о древнем Черепиховском соборе, но имел несчастье это сделать как раз в канун знаменитой бури. Она и застала его на шоссе, неподалеку от городской черты. Ветер достиг такой силы, что выдрал из земли дерево и уронил его на машину. Дерево было не слишком большое, но достаточное, чтобы промять крышу и опрокинуть машину. Теперь историк валялся со сломанной ногой в окружной больнице, а Сергей поехал один.
    Теперь он об этом жалел. Дорога была ужасна. Это даже была не дорога, а косо спускающаяся рытвина, в которой было ясно видно, что здесь во время бури бежал яростный поток воды.
    Шины скользили и буксовали, движок хрипел, надрываясь, но все же двигал машину вверх. Впереди дорогу перекрывал ствол толстенного дуба, поваленного недавней бурей. Сергей начал огибать дерево справа и тут же был вынужден нажать на тормоз. Едва избежав столкновения, из-за дуба вылетела древняя ржавая "Победа" с разбитым подфарником. Тупорылый капот машины пронесся буквально в сантиметрах от капота "Форда", и, скрежетнув по ветвям, машина скрылась позади.
    Эта машина, кто бы ее ни вел, была единственной встреченной горожанином с тех пор, как он въехал на этот грязевой тракт. Один раз ему встретилась костлявая кобылка, волочащая за собой древнюю телегу, на которой лежал напившийся вдрызг дед. И он, и кобыла, и телега представляли собой весьма печальное зрелище.
    Сергей тормознул машину как раз на вершине пологого, поросшего чахлым леском холма. Одним своим боком холм резко обрывался в Волгу, а на другом склоне примостилось село Черепихово.
    Село, как и многие в этой приволжской полосе, было построено на склоне холма и одним своим краем спускалось к реке. Некоторые домики стояли всего в трех-четырех метрах от обрыва, а вниз к реке были протоптаны тропинки. Внизу обрыва начинался длинный песчаный пляж, который во время половодья заливало целиком. До бури там находились гаражи селян, в которых они хранили свои моторки и лодки. Буря унесла и те и другие.
    В общем, Черепихово представляло собой печальное зрелище. Редкие относительно целые домики высились своими крышами над развалинами. Буря сильно потрепала село. Стоя над развалинами, обдуваемый промозглым ветром (стоял июль, но после бури погода неожиданно испортилась), а над головой проносились рваные облака, Сергей наконец увидел то, что ему было нужно.
    Черепиховский собор по-прежнему вздымался из моря развалин, белея оштукатуренными стенами, он на удивление мало пострадал во время бури, и у горожанина возникла надежда на благополучный исход его предприятия.
    Тучи над головой собрались в однородно-серую массу, которая повисла, казалось, прямо над головой. Нанесло дождик, мелкий, ледяной, моросящий, начал легонько шуршать по крыше машины и ставить свои метки на лобовом стекле.
    Сергей вздохнул, в машине было так же холодно и промозгло, как и снаружи, газанул, движок взревел, и горожанин почувствовал, как под ним крутнулось колесо, бессильно царапнув раскисающую глину.
    Он газанул еще раз, заставив машину дергаться в рытвине. Перспектива топать до деревни пешком, под ледяным дождем, ему не улыбалась. Задние колеса яростно завращались, а затем нашли опору и вытолкнули машину на дорогу.
    Он медленно покатился по склону, остерегаясь глубоких рытвин. Впереди виднелись дворы Черепихово.
    На середине пути печку он все-таки включил.
    Дождь моросил и нагонял уныние. Он размазывался под дворниками на ветровом стекле, утомительно шуршал по крыше и падал тонкими нитями на раскисшую землю. Создавалось впечатление, что скоро дорога станет совсем непроезжей. Было три часа дня.
    Через пятнадцать минут утомительного спуска сквозь серую морось (с реки, похоже, еще и наползал туман) Серега неожиданно увидел туманную фигуру - человека, идущего вверх по холму, судя по всему, прочь от села. Подъехав поближе, горожанин увидел, что это древний дед, одетый в рваную телогрейку и кирзовые сапоги, такие же древние, как и он сам. На одном плече старикан нес драный рюкзак, а к спине были привязаны средних размеров вилы.
    -"Может, он местный?" - подумал Серега, - "Спросить у него о жилье?".
    Когда старик поравнялся с машиной, Серега тормознул и с удивлением заметил, что дед испуганно схватился за свои вилы, словно ожидал чего-то. Он выглядел каким-то дерганым и все время кидал взгляды через плечо, на Черепиховские дома.
    Серега приоткрыл дверь и, ежась, вылез под ледяной дождик.
    -Здравствуйте! - как можно доброжелательнее сказал он, - вы случайно не местный?
    Дед покосился на горожанина, но уже спокойнее. Глядя на Сергея, за версту можно было сказать, что он нездешний, даже не видя московские номера его машины, а дед, похоже, боялся вовсе не приезжих.
    -Да, - сказал старик, - с Черепихово я, только ухожу теперь...
    Что-то не понравилось Сереге в том, как дед сказал "ухожу". Так говорит погорелец, глядя на свой сгоревший дом, в котором остались вся его семья и веселые соседи. Как будто в селе больше не осталось никого.
    -Я приезжий, - сказал Сергей, - по работе меня послали в Черепихово. Нет ли у вас там какого-нибудь жилья, а то я...
    Старикан обернулся к Сергею и неожиданно глянул на приезжего с жалостью.
    -Сынок! - произнес он, - Не ехал бы ты туда! Нехорошие дела там творятся. Сгубишь ведь себя ни за грош!!
    Серегу слегка ошеломила эта тирада, какой-то странный ответ на просьбу о жилье.
    -Почему сгублю? - осторожно спросил приезжий, теперь он точно уверился, что странник сумасшедший. В конце концов, это не так странно. После бури у многих могла слететь крыша не только с дома.
    Но дед не ответил ему на это, он продолжал бормотать:
    -Нельзя тебе туда, нельзя, пропадешь. Послушайся совета моего, не езди туда - и он опять оглянулся в сторону мрачных облезлых домов без крыш. Два или три окна смотрели пустыми рамами.
    Сергей ощутил тонкое поползновение страха при взгляде на эти слепые окна. Из одного окна, как бельмо, торчала старая тюлевая занавеска. Судя по всему, хозяин этого дома либо ушел, либо умер.
    -Не езди туда, сынок - продолжал старик - не езди!
    -Может, и не поеду - сказал Серега, чтобы успокоить старика, Мрачны эти окраинные дома или нет, а общество сумасшедшего старика его привлекало еще меньше.
    -Не езди, - продолжал вещать тот, - не езди!
    Сергей кивнул и медленно пошел к машине, но тут неожиданно произошел дикий и безумный эпизод.
    Повернувшись к машине, Сергей неожиданно увидел перед капотом змею, судя по всему - гадюку. Змея была довольно большая, около метра в длину, она лежала перед машиной, свернувшись в клубок, похожая на серый грязный шланг. И смотрела, смотрела своими черными, затянутыми в пленку глазами без век, - парализующий взгляд змей, смотрела на старика.
    Немая сцена длилась с минуту. Змея высунула язык. Это подействовало на старика как удар. Он сдернул вилы и одним ударом пригвоздил змею. Молча.
    А затем произошло что-то уже совершенно дикое.
    -Вот ты и получил свое, Василий! - сказал старик, глядя в глаза змее, сдобрив свои слова порцией мата. Змея извивалась в мокрой глине. Крайний зуб вил пригвоздил ее к земле в районе шейного отдела. Ее пасть открылась, казалось, что змея издает долгий мучительный вопль. Затем длинное тело дернулось и в последнем спазме обвилось вокруг вил. Змея была мертва.
    Старикан со странным выражением лица поднес вилы с мертвой змеей к лицу.
    -Получил свое! - повторил он и махнул вилами в сторону леса. Змея сорвалась с зуба и исчезла в кустах. Сергей стоял в столбняке.
    -Не езди туда, - сказал старик Сергею уже спокойно, он ни в коем роде не напоминал сумасшедшего - попомни совет.
    А затем он перекинул вилы за спину и прошел мимо машины, направляясь вверх по склону, на Сергея он больше не глядел.
    Приезжий некоторое время тупо смотрел, как он уходит. Белесые полосы дождя падали на его непокрытую голову и давно промочили куртку, а он все стоял, пока пелена не дождя не скрыла странника из виду. Тогда он на трясущихся ногах дошел до машины и тяжело сел в кресло. Сердце билось как сумасшедшее, а по рукам бежали мурашки.
    Некоторое время он просто сидел, держась за руль, а затем кинул взгляд на дома за лобовым стеклом.
    Черные дома впереди были неподвижны и мертвы.
    Серега разжал пальцы, на ладонях четко отпечаталась шероховатая поверхность руля.
    -В конце концов, что я видел? - сказал он вслух. В машине было тепло, а звук своего голоса успокаивал, - сумасшедший старик заколол вилами змею и понес некую чушь.
    Сергей еще раз взглянул на дома, посидел еще. Дождь лениво шелестел над головой и стучал по крыше - кроме этого, никаких звуков. Даже ветер вроде как не задувал и лишь маленькая лужица крови на дороге перед машиной напоминала о случившемся.
    Он дернул ключ зажигания, движок отозвался натужным ревом (глушитель был не совсем исправен), затем колеса без всяких пробуксовок понесли его к черте села Черепихово.
    Черные стены безлюдных домов приблизились и... проехали мимо, дома стояли так плотно, что, проезжая, Серега увидел следы жучков-древоточцев на черных бревнах.
    Он был в Черепихово и, начиная от капота его машины, вдаль тянулась длинная и совершено разрушенная улица. Целый квартал разрушенных и разбитых домов, деревянных, бревенчатых и каменных, а кое-где остались лишь печные трубы. Стихия не пощадила ничего.
    В общем-то он знал, куда ехать. Недалеко высились руины местного Дома Культуры, похожие отсюда на развалины греческого Акрополя, три из шести колонн здания все еще стояли, словно в насмешку, тогда как основная часть строения просто рухнула. Если бы Сергей подъехал поближе, он бы заметил древний дуб, виновник этого разрушения, торчавший среди колонн.
    С вершины холма, где он встретил странного старика, было видно, что жилые дома сгруппировались в центре самой старой Черепиховской части, где, судя по всему, находился и Черепиховский Собор. Селян здесь осталось немного, но на то, что они есть, указывал легкий дымок из пары труб.
    Туда горожанин и поехал, временами объезжая нерасчищенные завалы. Мысли против его воли снова вернулись к случаю на холме.
    Змея кричала. Да, именно так, она издавала долгий агонизирующий вопль, она чувствовала боль. А до того момента смотрела на старика, с ненавистью.
    Старик назвал змею Василием. Обычное имя, человеческое, но так называть змею? Причем дед явно знал, к кому обращается, и убил змею не из самообороны, а намеренно, словно свел, наконец, счеты.
    Кто был этот Василий?
    Сергей потер лоб рукой - в машине было душно.
    Он снова ощутил позыв развернуть машину и гнать прочь из этого места, до самой Москвы, лишь бы не чувствовать вокруг эту атмосферу всеобщего разорения и гниения.
    Внезапно он вспомнил, что, когда выезжал из Москвы, стояла яркая солнечная погода, а температура поднималась за двадцать градусов. И только здесь, на подходе к этому богом забытому селу, погода резко испортилась и пролилась моросящим дождем. Тяжелые серые тучи висели над головой и, похоже, в ближайшие десять - двенадцать дней расходиться не собирались.
    Машина скользила по разрушенным улицам, и скоро Серега смог увидеть, как через пелену дождя блеснула свинцово-серая поверхность Волги. Зрелище было безотрадное. Река в этом месте достигала около километра в разливе, и огромная масса тяжелой серой воды давила на психику. Неподалеку был знаменитый Воскорецкий омут с течением, утаскивающим на дно, рассказов о котором приезжий наслушался вдоволь, когда добирался сюда.
    Минут через пятнадцать он все-таки добрался до жилых районов.
    Тормознул.
    Тут была небольшая площаденка, на которой стояли около десяти полуразрушенных домиков и Черепиховский собор, почти целый.
    Домики были действительно восстановлены только наполовину. В некоторых местах в рамах были вставлены листы фанеры. Несколько досок, косо и криво прибитых, закрывали дыру в крыше, а двери, похоже, были приперты чем-то изнутри.
    И никого, только дым указывает на то, что люди здесь есть.     Сергей вышел из машины, подняв воротник. Сделал шаг через лужу и поневоле оглянулся назад. Когда он проезжал мимо последнего пустого дома, ему показалось, что он видел в окне чье-то бледное мертвое лицо и угадывал очертания тела, висящего в темноте на крюке для люстры.
    -Прекрати, - сказал Серега себе, - тут не должно быть мертвецов. Что делали ремонтные бригады, когда разбирались в завалах?
    Затем ему неожиданно подумалось: а разбирались ли они? А был ли здесь вообще кто-то чужой со времени бури? А ведь, судя по виду, здесь все так и осталось...
    Он неожиданно резко встал и вытаращил глаза. Из-под крыльца домика, к которому он направлялся, выползла, извиваясь всем телом еще одна змея. Тоже гадюка.
    Опять змеи. Но эта целеустремленно извивалась прочь от крыльца. Затем заметила стоящего совсем рядом Сергея и замерла.
    Некоторое время Сергей и пресмыкающееся пялились друг на друга, у змеи был на удивление осмысленный взгляд, а затем над ухом оглушительно грохнуло и змею разорвало в клочки.
    -"Кто-то здесь очень не любит змей" - подумал Сергей и медленно поднял глаза.
    В воздухе остро пахло пороховой гарью. На крыльце развалюхи стоял маленький еловечек в дырявом зипуне. На воротнике тулупа пристала шелуха от семечек.
    Глянув на него, Сергей понял, что у жильца не все дома. Он выглядел полным психом, и давешний старик показался бы рядом с ним образцом ясности мысли. Подбородок у него дергался, с него обильно стекали слюни, нос был сворочен на сторону и распух, глаза
    были вытаращены, покрыты сетью прожилок и безумно крутились в орбитах. В них не было ни капли разума, причем зрачки имели странную овальную форму. Он сжимал в руках старую тульскую двустволку десятого калибра с потертым прикладом, один ствол которой он только что разрядил в змею, и теперь, похоже, раздумывал - не разрядить ли второй в Сергея. Руки с ружьем тряслись и нервно хватались за цевье.
    -Как змею-то звали? - ляпнул испуганный и не слишком соображающий, что говорит, Сергей.
    Жилец замер, руки его разжались и ружье рухнуло из них в грязь, с грохотом разрядив второй ствол в землю. Затем ноги селянина подогнулись, и он бессильно сел на крыльцо. Теперь его глаза наполовину вернулись в орбиты, по грязному, давно не мытому лицу текли слезы. Пару раз жилец повторил какое-то имя.
    -Пр... Простите - вымолвил Серега наконец, -я..это..приезжий, вы не могли бы...
    -Уйдии-и!!! - проверещал вдруг тот – уйди-и же!!! Уйдии-и-и!!!
    Видя, что селянин вновь нашаривает в грязи свое ружье, Сергей начал поспешно отступать к машине, а когда нащупал ручку, рывком открыл ее и дернул с хода ключ. Мотор с ревом ожил.
    Вовремя. Позади бежал сумасшедший жилец, зажав свое ружье за стволы и неся его над собой, как дубинку.
    Дубинка успела один раз обрушиться на багажник, а затем автомобиль сорвался с места и стрелой промчался через всю площадь. На другом ее конце, рядом с собором, приезжий наконец тормознул и оглянулся. Жилец его не преследовал, а домик его скрылся за развалинами трехэтажного особняка.
    Дождь продолжал моросить, а Сергей сидел за рулем стоявшей машины и думал. Так, получается - от этого предостерегал старикан Сергея, знал, что все жители Черепихово ненормальны.
    Стоп, но не может же так быть, что все оставшиеся жители села не в своем уме? Еще как может, сумасшествие, как известно, заразно, а в психиатрии не раз наблюдались случаи массового психоза. Безумие предается от одного к другому и катится по нарастающей, пока вокруг не остается не одного нормального человека.
    Сергей потер лоб, вспоминая, что он еще читал о сумасшествии. Кстати, в селе, похоже, сложились очень благоприятные для этого условия. Замкнутый объем, все друг друга знают, затем эта буря, нанесшая сильную психическую травму, отрезанность от цивилизации. Получается - все жители села безумны? Все жители села ненавидят змей. И дают им имена. И убивают их.
    Сергей обвел взглядом площадь. Дома, несколько целых, остальные разрушены, рубленая изба, стены которой раньше были обшиты импортным европластиком. Над входом вывеска. Бар, похоже.
    Вывеска разбита, но можно прочитать, что бар называется "Левый берег", что было странно - Черепихово находилось на правом берегу Волги.
    Сергей стронул «Гранаду» с места и докатил до избы. Подъезжая к дому, увидел, как занавеска отодвинулась, и в окне мелькнуло лицо. Затем занавеска вернулась на место.
    Это было нормальное человеческое лицо. -"Зайду! "- решил он, останавливаясь - "Возможно - это единственное нормальное место в деревне. Кроме того, там, наверное, тепло... Первый раз вижу такое промозглое лето".
    На нетвердых ногах приезжий вышел из машины и, проходя мимо автомобиля к двери, с досадой отметил, что приклад ружья давешнего селянина оставил солидную вмятину на багажнике.
    Потоптался неуверенно на пороге и толкнул дверь. Та отворилась с режущим уши скрипом, и головы сидящих внутри, как по команде, повернулись к вошедшему.
    Внутри был типичный бар, не слишком большое помещение, грубые доски пола, десяток столиков. В дальнем конце деревянная стойка, а дальше полки с бутылками разного калибра. За стойкой никого не было.
    За столиками сидели пять человек. Трое мужиков, все бородатые и обросшие, мрачно сидели за ближним к окну столом (одного из них Сергей и видел в окне) и глядели на свои кружки с неясным напитком, прежде чем повернуться к вошедшему. Неподалеку от них сидел еще один, с виду лет двадцати. Челюсть у него отвисла, его руки двигались, словно он что-то шил.
    А в дальнем темном углу бара мирно спал огромный детина в жеваной кепке, надвинутой низко на глаза, так что нельзя было рассмотреть лицо. Спал он тяжелым алкогольным сном и не шевелился.
    Серега сделал шаг от двери к тем троим, которые выглядели сравнительно нормальными.
    -Добрый день – запинаясь, сказал он - я приезжий и... И тут Серега заметил, что так старательно шил обросший тип в углу.
    Змеиную кожу. Он делал из нее нечто похожее на длинный носок.    Замерев на полуслове, Серега уставился на него и не сразу заметил, что один из троих что-то ему говорит.
    -Сядь, - спокойно сказал сидевший слева человек - сядь сюда. Голос у него был ровный и спокойный, и не похож он был на психа.          Сергей покорно присел к этой троице. Два из них были очень похожи, оба высокие с рыжеватой бородой, третий - седой старик, напоминающий давешнего путника, снова уронил голову на грудь и, похоже, задремал.
    -Приезжий, говоришь? - спросил крайний из рыжебородых, (видимо, они были братьями)- откуда? Серега, наконец, оторвал взгляд от змеиного чулка и немного воспрянул духом. Наконец-то ему попались нормальные люди.
    -Из Москвы - сказал он.
    -Ого! Аж из Москвы? Далеко же... Что привело тебя в нашу деревню?
    -Командировка, с работы, - соврал Сергей - я журналист, мне было задание прожить несколько недель в разрушенной деревне. Я и спросить-то хотел, как тут можно найти какое-нибудь жилье? Я согласен на достаточно большую плату.
    -Ого...- сказал молчавший до этого другой рыжебородый, - вот так дела-а-а…
    Сереге это "дела-а-а" не понравилось, как будто человек на вулкан приехал селиться, а не в обычное село.
    -Так значит, ты сюда к нам жить приехал, - снова сказал первый.
    -Да это так... - Сказал Сергей – Я...
    -Добро пожаловать в Черепихово! - провозгласил рыжебородый и, улыбаясь, протянул руку.
    Сергей руку пожал.
    -Я - Иван Щербинский, бывший зоотехник, а это - он показал на другого - мой брат Анатолий, тоже зоотехник, а это – старик, на которого он указывал, резко поднял голову и поморгал, явно не понимая происходящего, - Кузьмич, наш сторож овощехранилища... бывший.
    Кузьмич что-то прошамкал, и его снова сморил сон.
    -А вон там сидят Саня Васильев, он сегодня не в себе, и Коля - наш тракторист, ты его не буди… - доверительно сказал рыжебородый Щербинский.
    Сергей серьезно кивнул и бросил взгляд на тракториста Колю. Тот по-прежнему сладко спал, и похоже было, что никакая сила не сможет его разбудить раньше, чем через два дня.
    -Ну а тебя-то как звать? - спросил один из братьев, который Иван.
    -Сергей - ответил Сергей. - Рад познакомиться, но я хотел бы узнать все-таки, как насчет жилья?
    -А никак - ответил его собеседник. - По краям площади дома пустуют, и жить в них в ближайший год не будут. Бери себе любой да живи на здоровье.
    Видимо, мысли о пустующих домах показались ему тягостными, потому что Щербинский снова опустил взгляд в кружку, на дне которой плескалось мутное зелье. Его брат поступил также.
    Затем старший снова поднял взгляд и, обернувшись, посмотрел на Саню. Тот надел только что сшитый носок на руку и любовался им, поворачивая руку из стороны в сторону. Змеиная кожа тускло поблескивала.
    -Зря ты это сделал, парень – сказал, наконец, Щербинский, оборачиваясь - в нехорошие времена ты сюда приехал.
    -Чем же они так нехорошие?
    -Плохие времена, плохие, тяжкие... Мужичка такого, когда к нам приезжал - видел? Маленький такой, в зипуне ходит?
    -Видел.
    -Это Сенцов, наш бывший библиотекарь... Он тоже не в себе, но ты его не бойся. Как встретишь, просто скажи ему, что змей боишься - и он тебя не тронет.
    Над столиком повисло тяжелое молчание, позади в темном углу Саня продолжал восторгаться своим змеиным чулком, да доносился храп тракториста неподалеку от стойки.
    -А еще у нас фельдшер есть - сказал вдруг старший Щербинский, - Тимаго В. Р. Бывший ветеринар. Но теперь лечит людей. И еще старик один, Саврасов, но он отсюда ушел... Недавно.
    Сергей не ответил, потому что в этот момент его внимание приковал новый предмет обстановки бара.
    Здесь подле стойки, лежали ружья, пять ружей, аккуратно сложенные на полу, по числу людей, как будто без ружей они никуда не выходили. В основном двустволки, но были и два помповых ружья.
    За окном мягко шелестел дождь, и капли воды подрагивали на оконном стекле.
    - Так что же произошло в селе после бури? – спросил, наконец, Сергей.
    Ответом ему было молчание, затем Иван Щербинский поднял голову и, ни на кого не глядя, вымолвил: - Жизнь тяжела.
    Кузьмич спал мертвым сном, а Щербинский - второй тоже был близок к этому.
    Вскоре вся компания мирно спала.
    Сергей встал, от всех троих сидящих перед ним селян несло перегаром. Приезжий заглянул в кружку старшего Щербинского и квалифицировал находящееся в ней зелье, как ядреный деревенский самогон.
    Вздохнув, он обвел взглядом зал и повернулся к двери.
    У самого выхода его догнал заплетающийся голос старшего Щербинского:
    -Купи себе ружье, слышишь! Купи! - и снова настала тишина.
    Сергей повернулся, толкнул дверь, вывалился за порог и тряхнул головой. Фу-у-у, единственные нормальные люди в поселке упиваются как свиньи, и то для того лишь, чтобы не сойти с ума вместе с остальными. Он просидел в баре около часа и получил исчерпывающую информацию о деревне.
    Никто никому не нужен. Живи, где хочешь, и купи ружье. Нечего сказать, предостережение, особенно вкупе с убиваемыми змеями.
    Холодный дождик сыпался за шиворот. Несмотря на то, что было лишь полседьмого вечера, уже темнело, или скорее тучи так прочно загораживали солнце, что его вечерний свет не пробивался через серую мглу. Позади, в баре, включили свет, зажгли что-то наподобие керосиновой лампы.
    Похолодало еще, и Сергей, сев в машину, отправился на поиски дома. Дом он будет искать в пределах этой площади. Чтобы не углубляться далеко в развалины, в которых лежат так и не убранные тела погибших жильцов.
    Дом нашелся довольно быстро, сразу приковав внимание Сергея своим васильково-синим цветом. Веселый такой домик, не слишком большой, на две-три комнаты, а на скате крыши вырезаны большие, мастерски сделанные совы. Маленькая уютная избушка, и стекла все целы.
    -"Вот здесь" - решил Сергей, - "я и поселюсь, только остается надеяться, что бывшие хозяева отсюда съехали, а не остались внутри.
    В доме действительно оказалось три комнаты. Две жилые и маленькая кухонька с одним окном и бесполезной из-за отсутствия газа плитой. Одну комнату залил дождь, и Сергей ее закрыл, чтобы влага не пробралась в прихожую. Другая осталась сухой.
    Комнаты были пусты. Бывшие хозяева василькового дома бросили после бури свое жилье и съехали, постаравшись забрать все более-менее ценное, они и забрали все, даже мебель, лишь осталась стоять возле окна старая железная койка, которую жильцы, видимо, не взяли из-за непригодности, тем более, что сетка в середине кровати заметно прогнулась. Пол был сделан из крашеных досок, потолок выбелен известью, а особый уют комнатушке придавали бревенчатые стены, покрытые олифой.
    И - самая большая радость! - в уголке стояла изрядно проржавевшая, но вполне работоспособная печь-буржуйка, труба которой выведена через форточку в окно.
    -"Тепло! "- подумалось Сереге с восторгом - "Сейчас будет тепло! "
    Тем более, что поленницу дров он заприметил еще в прихожей и, судя по всему, дрова были не сырые.
    На поленнице стояла древняя керосиновая лампа типа "Летучая мышь" - еще один приятный сюрприз.
    Нащепав перочинным ножом лучины, он растопил печку, и скоро сладостное тепло от разогревшейся буржуйки разошлось по крохотной комнатушке, изгоняя промозглую липкую сырость. Сергей видел, как с его мокрой одежды поднимается пар. Сняв куртку и повесив ее на оконный шпингалет, он выскочил в дождливые сумерки и вытащил из машины свой походный рюкзак. В рюкзаке были самые необходимые для него вещи, в частности, там была ксерокопия пергамента с рукописью о кладе на древнеславянском, и ее машинописный перевод. "И пройди пять аршинов из ризницы, повернись налево на три вершка, там буде дверь невидная, в остроги ведущая, а острогах пять вершков отмерь от двери, а потом еще три налево. Там и копай".
    Этим прозаичным "там и копай" кончалась рукопись неизвестного монаха, спрятавшего там на удивление огромный клад, по большей части состоящий из драгоценных камней потрясающей величины. Тут же находился рисованный план Черепиховского собора с указаниями движения. Это была заслуга историка Леонида, который специально для этого ездил в село на осмотр.
    План Сергей знал наизусть и поэтому сейчас отложил его в сторону и завалился на ржавую койку, сетка которой жалобно заскрежетала.
    Теперь отдохнуть. Наконец-то тепло, наконец-то нет изматывающей дорожной тряски, и можно лежать вот так - отдыхая и не двигаясь. Минутой раньше он запалил лампу, и теперь мягкий свет, сплетающийся с оранжевыми бликами из печурки, заполнял комнату. За окном совсем стемнело, и даже дождь перестал нагонять тоску, теперь он успокаивающее шуршал за окном.
    Была половина десятого, незаметно пролетело время за поиском дома, видать - искал его не меньше часа, а ведь показалось - так быстро.
    После тяжелого дня тянуло в сон, но хотелось сегодня прочитать еще кое-что и подумать, наконец, о том, что происходит в разрушенном селе, носившем название Черепихово.
    В рюкзаке была еще толстая папка с неброской надписью карандашом: "История села Черепихово."
    Здесь, в этой папке, были собраны все известные факты об этом селе, кропотливо выкопанные из многочисленных архивов.
    Фонарь бросал мягкие тени на бревна, а печурка потрескивала, разгоняя вокруг тепло. Сергей принялся пролистывать папку.
    Четырнадцатый век - приходят русские и гонят все финно-угорские племена прочь. Потом основывают село, прямо на пепелище старого разрушенного племенного. Странная манера, строить поселок там, где перебито столько народа (а в том, что народа перебили много, горожанин не сомневался - ведь сухое слово "вытеснили" на самом деле означает, что порезали всех подряд, а кто остался жив, сбежал.)
    До того, как русские пришли сюда с мечом, село уже было. Называлось оно Черепа и заселялось язычниками. По проведенным в 1978 году раскопками смогли даже восстановить его строение - чем-то похоже на уменьшенную Москву: радиально разбегающиеся от центра улочки и кольцо снаружи.
    А в центре - языческое капище. Кстати, теперь именно на этом месте и стоит Черепиховский собор, а до этого стояла церковь Спаса на Крови. Тоже не новость, так как ставить церкви для очищения языческих святынь тоже было повсеместной практикой.
    У язычников в Черепах была довольно сложная система богов, но известно, что главенствующим богом был Скользящий бог - именно так переводится его имя с языка тех племен. Ему и было посвящено то капище, полностью разрушенное при постройке церкви, хотя в веках потом ходили слухи, что один из камней капища замурован в стенах построенной церкви. Так ли это, неизвестно до сих пор и погребено в веках.
    Листались страницы, и в дальнейшем было видно, как село из маленькой деревушки постепенно растет и расширяется, становится большим и богатым. Оно стояло на берегу Волги, в то время бывшей одной из самых больших торговых путей. В общем, ничего особенного, обычная история богатого села.
    К середине пятнадцатого века Сергей наткнулся на интересный документ. Маленький такой, он рассказывал о появлении оборотня в селе. Оборотень был даже не волком, а вообще непонятно каким чудищем, судя по описанию. Оно лютовало в зиму 1492-93 года, а весной было изловлено в волчью яму, и выяснилось, что это звонарь в церкви Спаса на Крови. Документ сообщал, что в момент поимки оборотень обратился в человека, но ничего не понимал, не отвечал на вопросы и вообще был не в себе.
    Бормотал он лишь о подвалах Черепиховской церкви и о том, что скрыто там зло большое. Сильно каялся, но по законам того времени был разорван надвое согнутыми деревьями весной 1493.
    Интересная заметка, напрямую касается церкви.
    Листаем дальше. Снова ничего интересного, село потихоньку развивается, и в конце концов достигает размеров села нынешнего, богатые дома в центре, бедные по окраинам, кстати - похоже, что некоторые из этих домов до сих пор тут и стоят.
    Ага, вот. В 1598 голу разразилась страшнейшая буря, по мощности своей напоминающая нынешнюю. Церковь Спаса на Крови была разрушена почти до основания. Что же мы видим после бури?
    Почти треть селян переселяется по окружным деревням, бегут прочь из Черепихова. Те, что остаются, начинают клясться, что видели всякую чертовщину.
    "И настолько разум их был помутневшим, что клялись они в том, что видели нелюдя поганого, что по прудам шастает, а еще клялись, что народ их пропадает".
    Да, довольно-таки похоже на сегодняшнюю ситуацию, только люди не исчезают. Или исчезают? Надо завтра расспросить Щербинских, они, похоже, много знают.
    Ого! Вот и еще одна приписка на шестнадцатый век, черным по белому - "В 8498(1598 п.н.с.) году наблюдались в селении и окрестных деревнях много змей поганых".
    Змеи, в том далеком времени, после бури, тоже были змеи, и змеи теперь. Но ведь прошло столько времени! Да и как могло быть это взаимосвязано?
    Огонь в печке уютно потрескивал, и думать о прошедшем не хотелось. Трудная дорога и переживания на входе в село измотали Сергея, и он, отложив папку с историей поселения, начал засыпать. Фонарь бросал блики, а за окном шуршал дождь, и скоро горожанин спал, там и не обдумав вычитанное, а если бы потрудился, то нашел бы для себя гораздо больше совпадений, помимо бури и змей.
    Угли в печке медленно остывали.
     
    2.
     
    В то самое время, когда городской охотник за кладами мирно засыпал на продавленной койке, убаюканный теплом и покоем, тракторист Коля очнулся от своего продолжительного забытья. Перед глазами он видел шероховатую поверхность стола, на котором бессильно лежала его голова.
    В самой голове плавал туман и бессвязные отрывки воспоминаний о грандиозной попойке с местным фельдшером, бывшим ветеринаром, потом он помнил, как его кто-то настойчиво будил, но не помнил - кто. Тракторист с трудом оторвал голову от грязной столешницы и мутно взглянул в глубину бара. Это движение вызвало резкую боль в голове и черные точки перед глазами.
    Он увидел, что в баре было пусто, а на дворе была ночь. Он помнил, что за столом возле окна сначала сидели братья Щербинские и Кузьмич, а затем к ним присоединился еще кто-то, незнакомый, в дорогой джинсовой куртке.
    Впрочем, видения и реальность так перемешались в голове бывшего первого на селе тракториста, что он уже не мог сказать наверняка, что было, а что нет.
    Пили все, кто остался в селе. Иначе можно было сойти с ума, не выдержав повторяющихся кошмаров. Алкоголь дарил забытье и заставлял относиться отвлеченно к окружающим опасностям, давал, наконец, возможность выспаться.
    За это селяне расплачивались головной болью и пониманием, что они снова находятся в мире, где каждый миг опасен.
    Что за проклятие пало на село после бури? Он не знал.
    Тракторист тяжело поднялся из-за стола, качнулся, но удержал равновесие и огляделся в поисках ружья. Оно лежало тут, у стойки, как обычно. Старая Ижевская двустволка двенадцатого калибра, вполне может завалить и лося и зубра, а еще можно из нее стрелять по своим страхам. Все селяне ходили с ружьями, и не напрасно.
    Да, нехорошо на этот раз получилось, слишком долго он засиделся в баре, никогда со времени бури не засиживался он до темноты, потому как знал - зло всегда приходит в темноте.
    Все ушли, и теперь ему придется добираться до дома одному. И это было особенно плохо, потому что путь к его дому пролегал мимо Черепиховских прудов, на которые не один нормальный селянин не рискнет сунуться после наступления темноты. Он бы давно перебрался в любой другой из свободных домов и не ездил мимо прудов, но его старый дом был достоянием семьи и был построен еще дедом, так что бросать дом не хотелось. Коля покачал гудевшей головой и, подняв ружье за стволы, вышел из бара.
    Темнота тут же навалилась на него со всех сторон, он вскинул ружье. После того, как выключилось электричество, окрестности погрузились в глубокую тьму, нагоняющую страх. Но сейчас было тихо, лишь холодный дождь освежал затуманенную голову.
    Тракторист прошел в темноте несколько метров, держась за стену бара, нащупал железные выступы своего трактора Беларусь, который давеча поставил в стороне от дороги - на нем Коля и ездил.
    Тихо ругаясь под нос, дважды поскользнувшись на подножке, он забрался внутрь машины и завел двигатель. Неуклюжая машина двинулась в ночь. Была непроглядная тьма, но тракторист чувствовал, что за пеленой дождя скрываются водоемы, наполненные черной стоящей водой, водой, которая заманит, а затем закроется над головой, увлекая в черную глубину. Он двинул поближе ружье.
    И тут слева во мраке прудов вспыхнул маленький синеватый огонек. Он горел, горел сизым неживым светом, не разгоняя тьму, лишь углубляя ее, делая непроглядней.
    Неожиданно он заметил, что уже какое-то время его трактор стоит не двигаясь. Более того, мотор машины потихоньку остывал, а свет фар слабел.
    Тракторист смотрел на огонек, свет был неживой, неприятный, притягивал и манил, заставлял идти к нему.
    Не сознавая, что он делает, Николай открыл дверцу трактора и, оставив ружье, вышел в окружавшую липкую тьму. Порыв ветра кинул ему в лицо россыпь холодных брызг, и вот уже раскисшая глина чавкает под ногами. А он идет - удаляясь от ружья и безопасной кабины трактора.
    "Остановись!!!" - крикнул он про себя, осознав, что идет к черным глубоким прудам глубокой ночью. Идет сквозь тьму, туда, где еще темнее.
    Но он все равно шел к огоньку. Он пытался остановиться, но ноги не слушались, несли его прямо в сердце ужаса.
    Вот он дошел до прудов. Из темных их глубин хлынул поток зеленоватого мерцающего света, который, казалось, оттенял их бездонность и холодный мрак.
    Свет этот осветил большой пологий валун, лежавший здесь с незапамятных времен. На валуне стояла древняя подстава для свечей, какие используются в церкви, а на подставе старый камень неопределенного цвета. Камень был с кирпич размером, округлый и шероховатый, а на нем высечены странные символы, каких трактористу до сих пор видеть не приходилось.
    Зеленоватый глубинный свет освещал их, и они, казалось, были полны какого-то жуткого смысла.
    И тут Николай ощутил чье-то присутствие, скорее даже не присутствие, а его тень.
    -"Подойди!"- сформировалась мысль, и селянин ощутил, что ноги снова подчиняются его воле. Он сделал шаг к камню и услышал тихий свист, доносящийся до него со всех сторон.
    Вокруг замершего от ужаса человека ползли змеи, гадюки, они образовали своими длинным телами круг, в центре которого стоял селянин.
    -Вайна! Аоно! Тан!!! - прогрохотал рядом с ним голос, идущий одновременно из черных глубин пруда и из шероховатой глубины камня.
    -Вайна. Аоно. Тан... - безвольно повторил Николай и тут понял весь жуткий смысл, заключенный в этих словах.
    -НЕЕТ!!! - заорал он и рванулся прочь, но змеи сомкнули круг и оплели ноги. Повисли на нем, не кусая, и опрокинули его в жидкую тину.
    -Нет! - плакал он - Не надо... Все больше змей сползалось со всех сторон, они захлестывали его, затапливали, скрывали с головой. Некоторое время на месте упавшего человека шевелилась черная блестящая масса. Затем змеи расползлись.
    На земле никого не было. Маленькая серая гадюка сползла с середины круга, некоторое время смотрела на камень, затем скользнула в сырую траву.
    Змеи расползлись, скользящая призрачная тень, реявшая неподалеку, исчезла, исчез и зеленоватый свет из глубины пруда, уступив место наползающему туману. Круг окутала тьма.
    Обряд на Темных прудах был закончен.
     
     
    3.
    В 10 часов утра Сергей проснулся. Из маленького полуслепого окошка падали косые лучи летнего солнца, печка прогорела. От вчерашней мороси не осталось и следа. На разоренное село смотрело ослепительное, синее июльское небо. Некоторое время Серега, жмурясь, смотрел на слепящее солнце, затем снова окинул взглядом деревню.
    Село больше не выглядело зловещим. Яркое солнце играло на уцелевших стеклах в окнах Черепиховских домов и на облупившейся позолоте собора. Солнце отражалось в каплях, падающих с медленно высыхающих крыш, и в лужах, где возились голуби.
    Голуби были здесь, несмотря на обилие змей и кривотолков, а значит, и Сергей сможет тут прожить. Тем более что спалось этой ночью превосходно, без дурных сновидений. За ночь накопленное днем обдумалось и уже больше не казалось таким страшным и противоестественным. На сегодняшний день был намечен план посещения Черепиховского собора.
    Он поднялся, некоторое время разгибал занемевшую спину, затем позавтракал своим походно-тушеночным рационом, не разогревая.
    В собор Серега собирался отправиться ближе к часу дня, а сегодня с утра ему хотелось лишь одного - выбраться на природу и отдохнуть.
    Его Форд тихо дремал в тени от дома.
    Возле колеса сидела змея.
    Сергей встал как вкопанный. Змея сидела около колеса и не думала уходить. Она сидела и смотрела на человека. В ее взгляде была боль. Это чувствовалось. Змея пришла сюда, стосковавшись по людям, она не хотела возвращаться обратно в сырой темный лес, к переплетениям корней, вонзающихся в тело без ног.
    -Стой, - тихо сказал Сергей, делая шаг к змее, - подожди… Змея вздрогнула, но положения не изменила.
    -Ты человек, - уверенно сказал Серега - ранее ты была человеком, если так, кивни головой, я знаю, змеи это могут.
    Змея мучительно затряслась, пару раз свернулась в кольцо, затем стремительно скользнула между колесами Форда и исчезла. Сергей разочарованно выпрямился.
    Прихватив свой рюкзак, он сел в машину и двинулся вверх по холму туда, где на обрывистом берегу не было домов, а был раскинут маленький деревенский парк. Солнце ласково светило, синее небо было безоблачным. Такая погода после вчерашней ледяной мороси казалась просто раем, тем более, что и во второй половине дня дождя, похоже, не будет. Серега увидел впереди троицу серых ободранных собак, пытающихся достать до висящей на столбе туши козы. Псы были ободраны, неопределенной породы, средним в этой троице был волк, что угадывалось по серой шерсти и висящему поленом хвосту. Когда Сергей проезжал мимо, троица бросилась от козы в разные стороны.
    -"Волки" - подумал приезжий - "Стоит людям ненадолго исчезнуть, как появляются волки".
    Коза болталась на бывшем фонарном столбе, отражаясь в луже на фоне синего неба. Какую рану этой земле нанесла буря? Как мощна стихия, как бессилен перед ней человек...
    Он, наконец, добрался до парка и тормознул автомобиль - здесь он собирался провести первую половину дня. Маленькая рощица тонких березок и синева Волги за ними.
    Выбрав более-менее сухое место неподалеку от края обрыва, Сергей уселся, задумчиво глядя вдаль. Высокий правый берег Волги поднимался над водой на тридцать метров и давал прекрасный обзор на реку и на пологий левый берег. Там можно было видеть утопающие в зелени домишки и купола местной церквушки. Там была деревня Карявкино, пострадавшая гораздо меньше Черепихова. И там было спокойно. Сергей мог видеть копошащихся деревенских, рыбака невдалеке от берега, видел, как взмахивают топорами, восстанавливая дом. Там было спокойно, а Черепихово загнивало.
    Такие мысли пришли ему в голову, но они были совершенно неуместными среди этого июльского сверкающего дня, и он отбросил их прочь. Теплое солнышко пригревало сверху, и приезжий, развалившись на высохшей траве, смотрел на реку.
    Солнце отражалось на мелкой ряби ослепительным золотом. Блики играли, переливались. Раздался гудок. По реке шел теплоход. С Карявкино раздался одинокий удар колокола, затем еще один. Полдень. Наверху в восходящих потоках ветра зависла чайка, а еще выше проносились стрелами ласточки. Теплоход уходил, его белые очертания скрывались вдалеке, пусть ему повезет больше, чем тому, что потонул неподалеку во время бури.
    Сергей поднялся, пора было идти в собор. Сложил рюкзак и погнал машину вниз по склону. Мимо висящей козы и разрушенных домов на площадь, где и поныне стоял собор.
    Собор представлял собой не слишком большую церковь и вмещал в себя лишь две комнаты. Внутри был зал, уходящий ввысь к куполам, и дверь, ведущая в подвалы. Это приезжий знал из плана, но сейчас чувствовал себя неуютно, подъезжая к собору и зная, что придется лезть в темное подземелье.
    Дверь собора была открыта, висела на одной петле и тихо колыхалась от ветра.
    Сергей оглянулся, прежде чем зайти внутрь. Через площадь был виден давешний свихнувшийся библиотекарь, сидящий на крыльце своего дома с ружьем на коленях и смотрящий в небо.
    Сделав шаг, приезжий переступил порог собора и оказался внутри в предбаннике, с двумя узкими деревянными скамьями и истертым ковром на полу. Осколки выбитых стекол лежали на вытертом полу. Потолок рассекала длинная змеящаяся трещина. Пол был осыпан опавшей штукатуркой. Чуть дальше виднелся вход в основной зал. Горожанин прошел туда и мельком окинул взглядом иконостас, оставшийся целым, пнул лежащий на полу гнилые деревяшки, свалившиеся с потолка, и прошел к неприметной подвальной двери сбоку. В соборе было тихо и абсолютно спокойно, а из подвальной двери пахнуло холодом и легкой затхлостью.
    Вниз спускались вырубленные каменные ступеньки с чуть закругленными краями, истертые ногами множества здесь прошедших. А внизу была полная тьма. Из глубины доносился легкий сладковатый запах, природы которого Сергей не смог определить. В подвал лезть не хотелось.
    Он достал из походного рюкзачка план и мощный аккумуляторный фонарь, стоявший больших денег, бросил взгляд наверх к куполам. В семидесятых в основной правый купол ударила молния. Пятно от разряда ясно виднеется с внутренней стороны купола. Сергей шагнул в темноту, впрочем, сразу же разогнанную фонарем. Ступенчатый спуск был не долог, заканчивался маленькой площадкой с грубой железной дверью - остатком складского быта. За этой дверью и размещались ранее складские помещения. Было холодно и сквозило из всех щелей.
    Ключи торчали в двери, она не была заперта и открылась с первого же толчка. Луч фонаря высветил низкий свод и утоптанный земляной пол. Не слишком большая комната, метров десять в длину и столько же в ширину, и еще непонятная дыра в углу.
    Хлопающий звук родился позади и безумно заметался по тоннелю, долетая то справа, то слева. Сергей с ужасом развернулся, выхватывая лучом каменную поверхность, затем торопливо махнул фонарем в сторону подземелья, чтобы не оставлять темноту за спиной, а затем повернулся и кинулся вон из подвала.
    Взлетел по лестнице и выскочив в основной зал, остановился, тяжело дыша. Хлопающий звук повторился, но теперь, когда приезжего не окружала темень подвала, причина его становилась ясна.
    Голуби - поселились под самыми куполами после бури. Они свили там гнездо и теперь, потревоженные шагами пришельца, вились в высоте над головой Сергея. Крылья хлопали, и гулкое эхо разносило его отовсюду.
    Нет, не эхо испугало приезжего, скорей вся обстановка заброшенного подвала, куда приходится спускаться одному, без людей. Эх, почему с ним нет историка? Вдвоем все стало бы легче.
    -"А у меня нет даже оружия" - подумалось Сергею.
    Впрочем, чем поможет оружие против теней прошлого? Против однородной тьмы вокруг... -Я становлюсь похожим на селян - сказал Сергей себе - прошли сутки, и я понимаю, почему они ходят с ружьями. Из оружия у него был лишь походный ножик-финка. Но доставать его сейчас было просто глупо. Он снова посветил в глубину подвала. Там было тихо и пусто. Приезжий вновь спустился по лестнице, стараясь не обращать внимания на пляшущие тени по углам, и подошел к полуоткрытой двери. Верхнюю дверь он оставил открытой, и теперь серый свет проникал вниз. Сергей, не колеблясь, шагнул в подвал, на ходу сверяясь с картой, и направился в угол земляного подвала, где в первый раз видел дыру.
    Дыра оказалась на месте, это была широкая полутораметровая яма, уходящая в глубину. Сразу пришла в голову мысль, что кто-то до него успел прийти сюда и выкопать клад. Он лихорадочно сверился с картой и глянул вокруг. Нет, если мерить вершки, то клад лежит совсем в другой стороне, а точнее, в противоположном углу.
    -А что же в этой? - спросил себя вслух Серега и посветил в дыру.
    Довольно широкий земляной ход идет под уклоном в глубину. Прорыт, похоже, давно. Почему-то ему казалось, что эта дыра как-то соотносится со всем, происходящим в Черепихове.
    На глубине полутора метров начинался туннель, вел он вниз. Проход был не слишком длинен, но крут, и временами земля под ногами осыпалась. В проходе было пусто и достаточно сухо.
    Туннель завершился в маленькой комнате, облицованной диким камнем со следами грубого теса. Пол был покрыт такими же плитами.
    Келья. Крохотная келья под землей. В чем было ее предназначение? Быть может, здесь составлялась летопись о Черепихове? А может, это была тайная сокровищница? Да нет, зачем тогда было зарывать клад в подвале. Странная комната. Может, каземат какой или склеп...
    Сергей осветил фонарем стены и глянул в карту. Разумеется, ни тайной комнаты, ни прохода там не было.
    Зато повторное освещение фонарем показало кое-что интересное. В одной из стен, строго посередине, была выемка. Неровной формы, достаточно глубокая, с застывшим раствором по краям. Что-то тут было замуровано. В глубине выемки застыли капли зеленоватой слизи. Сергей вздохнул - здесь было пусто. Если тут что и хранили, то очень давно.
    Он не хотел больше задерживаться здесь и, последний раз осветив фонарем комнату, направился к дыре наверх. Выбравшись, он пометил кирпичом место, где, предположительно, лежит клад. Ну вот и все на сегодня. Завтра можно достать лопату и начать выкапывать.
    Он выбрался из подвала, вдохнув свежий воздух. Несмотря на пыль, он был лучше, чем затхлый смрад подвала.
    Все-таки было страшно лезть в глубину. Сергей решил направиться в бар и порасспросить там местных жителей о селе. Быть может, они сегодня будут поразговорчивее.
    Он сложил свое снаряжение и направился к автомобилю. На небе по-прежнему ни облачка. Если такая погода продлится, то завтра можно искупаться в Волге.
    Машина тронулась, колеса понесли ее к "Левому берегу", окна которого сегодня были темны, но зато горела блеклая лампочка у входа.
    Бар был полон. Похоже, сегодня здесь собралось все умеющее ходить население Черепихово. Почти все столы были заняты. Поискав знакомые лица, Серега увидел Щербинского, который сидел на своем месте у окна один, и Саню в темном углу. Тракториста Коли, что спал вчера у стойки, не видно.
    Сергей направился к бывшему зоотехнику и уселся на ближний к окну стул. Из окна сюда падал ласковый солнечный луч.
    -А! Явился! - поприветствовал селянин - нашел себе жилье?
    -Нашел, - сказал Сергей, - синенький домик.
    -Синенький? Так это же бывший дом семьи Саврасовых, они после бури как раз уезжать собирались. Погрузили скарб весь свой на грузовик и уехали из села. Но дождь был, глина мокрая, скользко, а они гнали подальше от села, ну и на выезде из Черепихово колесо скользнуло, машину повело, и они со всем добром прокатились вниз по холму. Теперь все в Волге-матушке. Так-то... Кстати! Если ты собирался сегодня купаться, повремени. Выше Черепихова во время бури кладбище смыло, так что все, кто там был, по реке поплыли. Основная масса-то посередине прошла, но могли и в заводях запутаться.
    Сергей похолодел, купание придется отменить, похоже, Щербинский сегодня выдает только плохие новости.
    -Да я вот зашел спросить, - сказал он, - у вас есть где-нибудь лопата или заступ?
    -Пройди по домам, там есть все, так и лежит нетронутым.
    -"Ага", - подумал приезжий, - "Потому как там все еще лежат неубранные жильцы. Что же происходит в вашей деревне?"
    Мерно гудящие голоса в дальней половине бара неожиданно поднялись выше и сменились криками. Головы всех сидящих тут же повернулись в ту сторону. Глянул и Сергей.
    Группа селян вскочила со своих стульев и оторопело смотрела на пол. Сергей был уверен, что всего минуту назад за столом с этими сельскими сидел еще один. Здоровый мужик в драном треухе. Теперь его не было, зато от стола ползла змея. Народ в страхе шарахался с пути пресмыкающегося, затем кто-то кинулся к стойке с ружьями, схватил массивный дробовик и крикнул:
    -В стороны, стреляю! - и, не посмотрев, убрался ли кто с траектории выстрела, нажал на спуск. Выстрел прозвучал оглушительно, палил селянин дуплетом из тяжелого калибра. Дрогнули стекла. Люди в баре зажали уши ладонями.
    А змею разорвало. Ошметки змеи расшвыряло вокруг, а ее голова с застывшим непроницаемым выражением в глазах приземлилась рядом со столом. В воздухе плавал едкий, сизоватый дым от выстрела. Народ потихоньку стал успокаиваться и рассаживаться по столам. Кто-то пинком вышвырнул остатки змеи за дверь. Зоотехник сидел с каменным лицом, уставившись в окно. Приезжий тоже молчал, затем спросил в лоб:
    -Почему ваши селяне ненавидят змей?
    -Когда-нибудь я тебе расскажу об этом, - сказал Щербинский, - ты и сам скоро поймешь...- добавил он и снова уставился в окно, откуда падали прямые лучи жаркого дневного солнца.
    Хотя нет, уже вечернего, вечер подходит за всей этой дневной суетой. Люди вокруг по-прежнему спокойно сидели и разговаривали, словно и не было выстрела, только дымок, плавающий в солнечных лучах, напоминал о случившемся. Да россыпь дырок в полу.
    Что-то мокрое и холодное с размаху ткнулось в безвольно висящую Серегину руку. Приезжий отдернул руку и кинул взгляд вниз.
    Собака. Большая собака. Терьер с золотистыми завитками шерсти на груди и коротким рубленым хвостом. Уши висели тряпочками, а карие глаза карего светились радостью ко всему на свете. Хвост безостановочно вилял, а само существо в собачьей улыбке скалило нелепую бородатую морду. Псина была явно неспособна покусать хоть кого-либо.
    -Привет! - сказал Серега псу.
    Хвост завилял еще быстрей.
    -Венди, не приставай к людям. - послышался голос из глубины зала - Иди ко мне!
    Псина кинула еще один взгляд на Сергея и кинулась обратно, к зовущему ее человеку.
    Ее хозяин был явно не местный и вида был городского. Жиденькая бороденка и очки, явно откуда-то из науки или писатель и приехал, похоже, недавно.
    Щербинский неожиданно толкнул горожанина локтем:
    -Видишь вон того типа? - спросил он, - сегодня с утра приехал, говорит, журналист, как и ты, пишет что-то о буре. Что-то много вас в последнее время понаехало.
    Псина опять куда-то умчалась. Хозяин позвал ее, и та появилась из темного угла, переступая через наваленные ружья.
    -Фамилии его не помню, то ли Липкин, то ли Лапник, - неожиданно добавил Щербинский, - и собаку притащил.
    -Ну ладно, - сказал Сергей, поднимаясь, - Пойду я, мне еще матрас надо отыскать, темнеть скоро начнет.
    Щербинский его не слышал. Он спал, уронив голову на стол. Серега еще раз окинул взглядом зал и понял, наконец, что такого странного было в баре.
    Напитки никто не продавал. Никто не стоял за стойкой, не принимал деньги. Каждый селянин подходил к полкам и брал, что хотел. Было ясно видно, что запасы спиртного на полках близки к истощению.
    -"Что они будут делать, когда все закончится? Вместе сойдут с ума и перестреляют друг друга. Но меня к тому времени здесь не будет", - подумал Сергей, выходя в вечернее тепло.
    Oн ошибался.
    Вечер наступил. Солнце уже скрылось за крышами разрушенных хат, и блики на реке приобрели красноватый оттенок.
    Домой он пошел не сразу. Поначалу обшарил окрестные домики, нашел матрас и прихватил еще дровишек на растопку. Сгрузив все это возле домика, Серега отправился на реку, благо до нее тут было недалеко.
    Нашел то же место, на котором сидел сегодня с утра, и сел, глядя на Волгу. С утра это место сияло свежестью и жизнью, а теперь дышало миром и покоем. Для всех, кроме этого проклятого села. Деревушка на другой стороне теперь выглядела особенно мирно, над трубами домов курился тонкий дымок, свечой уходя в небо.
    Солнце садилось, было видно, как оно медленно спускается в Волгу, окрашивая блики на поверхности красновато-оранжевым отсветом, оно было туманным, набухшим, нечетко прорисованным в парящей атмосфере, потеряло яркость, и нижний край солнечного диска готовился слиться с поверхностью реки.
    Сергей, задумчиво смотря на солнце, увидел, как с севера начало стремительно натаскивать неясную мглу, тянущую во все стороны дымчатые щупальца.
    Резко дунул ветер, растрепал волосы и распахнул куртку, трава на берегу пригнулась, побежала волнами, а вдалеке зашумел бор. Ветер дул резкими порывами, сильно и мощно, затем спадал до слабого бриза, и снова в полную мощь.
    Приезжий увидел, как от клубка сизых туч оторвалась одна, совершенно черная, с размытыми разодранными очертаниями, и бешено понеслась над рекой.
    Секунду спустя она была уже над головой, а ветер дул сильным непрерывным потоком, сталкивая в глубь парка, - если бы Сергей сейчас встал, то неминуемо был бы снесен ветром, но он сидел и во все глаза смотрел на невиданный катаклизм.
    Вокруг потемнело, ветер хлестал по сгибающимся деревьям, пара веток с хрустом отломились и понеслись по улице в вихре пыли. Черная туча застыла над селом, как огромная сумрачная крыша, темный свод, она закрыла все небо, задавила собой, и лишь у самого горизонта открылась щель, через которую странно светило солнце, окрашивая низкие облака в багрово-красный цвет. Тяжелые тени пали на землю, нагоняя смятение, придавливая, а солнечный свет, пройдя через дымку на горизонте, стал какого-то болезненного желто-красного оттенка.
    А ветер дул все сильнее, и Сергей видел, как на том берегу в этом ядовитом красноватом свете яростно мотаются деревья, с них срывает ветки и листву и потоком уносит на воду.
    Буйство стихии достигло апогея, навевая воспоминания о давешней буре. Сергей вцепился руками в землю, над головой свистело, доносились брызги с поверхности Волги.
    Река тоже утратила спокойствие, было видно, как по ее ранее гладкой поверхности ходили разгоняемые ветром валы. Солнечный свет отражался на их рябых горбах, перекатывался, струился, выделял каждую волну. С верхушек некоторых валов срывались шапки густой, желтоватой пены, ее поднимало в воздух и рассеивало, наполняя пространство холодными мелкими брызгами.
    Брызги были ледяными, они оседали вокруг, липли на одежду, на руки, волосы. Сергей в изумлении глядел на это буйство, а солнце отражалось позади него в стекле автомобиля.
    А затем туча прошла. Пронеслась дальше, давая дорогу чистому закатному небу. Туча уходила, унося с собой шквал, и теперь ветер стихал с каждой секундой.
    Чистая полоска впереди ширилась и захватывала уходящее солнце. Ветер дунул еще пару раз и стих. Остался лишь ровный поток, что не срывал ветви и не гнул деревья.
    Сергей поднялся, стряхнул с себя прилипшие прошлогодние листья и сухие ломкие веточки. Внизу, на Волге, валы все еще шли, но теперь на них не было барашков, они были гладкие, словно стекло и сверкающие, словно хром, отражающие солнце. Валы были редкие, небольшие и пологие, теперь было слышно, как они обрушиваются на песчаный пляж внизу.
    Вообще, такие быстрые шквалы нередко бывают на Волге, но здесь, над селом Черепихово, буря приобретала прямо-таки мистический оттенок, пугая своей внезапностью.
    -"Буря прошла краем и ушла", - подумал Сергей, глядя на гладкие валы, что плескались внизу, - "Но в Черепихово она не закончилась, и продолжается до сих пор".
    Ветер стих, утихло и буйство реки, а туча ушла на юг, унеся с собой шквал. Осталось лишь заходящее солнце. Сергей постоял, смотря на горизонт, надеясь увидеть зеленый луч. Но, конечно, ничего не увидел.
     
     
     
    4.
     
    Возвращался он в подавленном настроении, не прибавили бодрости и новые змеи, появившиеся на столбах за день, а также группа серых, подозрительно похожих на волков собак, стремительно метнувшихся в сторону перед машиной. Окончательно стемнело, в свете фар прыгали неясные тени разрушенных домов. Их коньки выделялись на фоне неба, как хребты неведомых, давно погибших чудовищ. Неподалеку от одного из домов он остановился ненадолго, заметив прислоненный к стене разрушенного сарая топорик. Его Сергей прихватил с собой на всякий случай, может быть пригодится для колки дров.
    Вот и синенький домик с совами на крыше, над коньком сияет первая вечерняя звезда. Сергей зашел, затащил свой собранный скарб и снова разжег керосинку, а затем и печурку, наколов щепу топориком.
    Перед сном Серега снова рассмотрел карту собора и не нашел обозначения странной ямы, что была выкопана в подвале. Не нашлось упоминания у нее и в истории села, что странно, ведь даже самые скрытые тайники имели обязательно хоть какое-то упоминание в летописях. А этот был совершенно неизвестен.
    -"Что ценного могли прятать в этом тайнике?", - подумал Сергей, листая страницы летописей.
    Время было позднее, а назавтра он собирался встать пораньше, чтобы вырыть клад и уехать из этой безумной деревушки к обеду. Сергей погасил лампу, лег на найденный матрас и почти сразу же заснул.
    Проснулся он глубокой ночью и долго не мог понять, что же его разбудило. Печка потухла, и из оконных щелей дуло ночным холодом. Луна стояла над селом и заливала комнатку холодным ровным светом, бросая длинные тени деревьев снаружи на дощатый пол. Луна была в три четверти, и через окно можно было видеть ухмыляющееся лицо на диске ночного светила.
    Что-то стучало в окно. Тихо стучало. Как стучит ветка дерева, когда дует слабенький ветер. Стучало и царапало. Легкие удары барабанили по стеклу, издавали временами царапающие звуки. Сергей встряхнул головой, отгоняя сон.
    -"Дерево?", - подумал он.
    Да нет там никаких деревьев у окна, все растут в некотором отдалении, а в окно кто-то стучит. Только вот кто? - лунный свет временами словно закрывает легкая тень, возникающая в такт ударам. Серега поднялся, и тени деревьев на неровном полу перекрыла его собственная тяжелая черная тень. Он подошел к окну и выглянул через стекло.
    В тот момент, когда Сергей заглядывал в окно, удары утихли.
    Да и были ли они? Приезжий видел лишь гладкую пустую площадь без одного огонька, громаду собора неподалеку, да бесстрастно светила сверху луна. Свет яркий, холодный, хорошо видно всю площадь, ничему тут не укрыться. Затем через площадь промчался ободранный пес, и снова никого.
    -"Почудилось" - подумал Сергей и отошел от окна, ступая по пятнам лунного света.
    Когда он снова лег на кровать, удары возобновились. Горожанин лежал недвижимо, слушая вновь возникшие скребущие звуки. Пустите меня! Пустите! Пустите внутрь, здесь холодно!
    Может, это ночной мотылек стучится в окно? Да нет, мотыльки летят на свет. Птица?
    Легкая тень опять играла в лунном свете, на секунду заслоняя отпечатки деревьев и вновь исчезая. Сергей медленно сел, сна не было ни в одном глазу, и теперь он пристально глядел на трепыхающуюся тень.
    Стук-стук. Стук-стук. А вот это уже не из-за окна, скорее в кухне, и тоже поскребывает, - интересно, что там?
    -"Может, сходить?"- спросил себя Сергей - "вдруг это птица залетела и не может выбраться?".
    Неожиданно недавно еще уютная комната потеряла весь свой уют, стало более просторной, более мрачной, разрезанная пополам лунным светом, теперь другая ее сторона, где ранее стояла печка, была в абсолютной тьме. Серега медленно поднялся с кровати и сделал шаг в сторону двери. Луна светила в спину, делая комнату вокруг совершенно нереальной, казалось - и сам горожанин находится здесь лишь отчасти, так бесшумно он ступал по некрашеным половицам.
    Вот и дверь, а на ней лежит квадратное пятно лунного света, высвечивая глубокую трещину, проходящую по обветшавшим доскам.
    Сергей замер, напряженно глядя на трещину, ему казалось, что она живет, извивается и корчится на досках как... Как змея! Трещина походила на змею, что извивается и пытается вырваться из гладкой поверхности дерева.
    Одно из самых неприятных воспоминаний, связанных со змеями, осталось у Сергея с того времени, когда ему было около шестнадцати. В то время Сергей плавал на теплоходе по Волге, по той самой реке, что течет сейчас под обрывам всего в полукилометре отсюда, наверняка он тогда проплывал и Черепихово, не зная, что окажется там при таких странных обстоятельствах. Его маршрут проходил через Кострому, которая тоже была недалеко. И в этой самой Костроме Серега посетил местный серпентарий, где как раз проходила выставка экзотических пресмыкающихся.
    Сергей и ранее не любил змей. Но теперь с интересом осмотрел гадюк, кобр, полозов и ужей, лежавших в стеклянных аквариумах. Дошел он и до стеклянного вольера с водой, в котором жила какая-то водяная черепаха.
    Он смотрел на черепаху, когда она внезапно встрепенулась и проплыла вперед, задев лапой какой-то черный клубок, поднявшийся от движения со дна. Сергей секунду смотрел на него, недоумевая, а затем неожиданно понял, что это такое.
    Это была змея, свернувшаяся в тугой клубок, медленно дрейфующий под водой. Змея была мертва. И давно. Вероятно, каким-то образом живая еще змея попала в аквариум к черепахе, плавала поверху, пыталась освободиться, а затем силы ее оставили и она пошла ко дну. Теперь она тихо плавала, от нее отрывались легкие маленькие чешуйки, а глаза были открыты и блестели, словно змея была еще жива.
    Этот вид внешней жизни и внутренней смерти (ведь Сергей не сразу понял, что змея мертва) был так ужасен, что приезжий покинул выставку и до отплытия больше не сходил на гостеприимный берег Костромы.
    Вот эти воспоминания нахлынули на Сергея, когда он стоял и смотрел на выпирающую из дерева трещину. Все это село было таким. Вроде живущее снаружи, но мертвое и разлагающееся внутри, как утонувшая змея, село, под кровлями домов которого поселился страх.
    К Сергею внезапно пришла уверенность, что до бури страх жил в том тайнике, вырытом под подвалом в Черепиховском соборе.
    Сергей потянул ручку на себя, распахнул дверь - и тут в темноте раздался долгий мучительный вопль. В следующее мгновение Серега уже захлопнул дверь и, сотрясаясь от нахлынувшего ужаса, кинулся обратно к окну. Ноги подгибались, и он тяжело упал на кровать, широко открытыми глазами вглядываясь в дверь.
    Затем он понял, что вопль раздался не внутри прихожей, а снаружи за окном. Тем более что он повторился снова не более чем в пяти метрах от окна. Заунывный крик. Не то плач, не то хохот, а удары в стекло продолжались, только теперь, похоже, колотили и в заднюю стену.
    Сергей сидел, озираясь и вздрагивая при каждом ударе. Стуки становились все настойчивей и громче. Приезжий сидел в этом хаосе звуков и мучительно пытался подобрать хоть одно логическое определение царящей вокруг вакханалии, но не получалось – казалось, десяток барабанов лупят одновременно, оглушая и лишая рассудка. Давешний топорик по-прежнему мирно лежал у печки, Сергей, пригибаясь, подошел и схватил его в руку. Какое-никакое, а оружие.
    Грохот вдруг стих. Луна спокойно светила в окно, высвечивала драные половицы с грязными следами от ботинок Сергея. Наверху, там, где находился чердак, что-то заскрежетало и заворочалось. В тишине раздался мощный выдох, словно что-то тяжелое, огромное ворочалось над головой, как медведь шатун, забредший ночью в деревню. Сильно запахло зверем.
    Снова раздался вопль, но уже в отдалении, затихающий, он сменился мяуканьем и, упав на полтона, стих совсем. Тишина, совсем тихо, только остро пахнет какой-то застарелой гнилью, тиной. Затем тяжелый удар в дверь: -Открывай!!! – Чей-то голос, невнятный, словно каша во рту. Да еще с сипом. А затем снова молчание.
    Серега напряженно всматривался в окно, пусто, лишь залитая луной площадь. Может, из местных кто пришел? Надрался в баре и пришел. Потому и каша во рту. Ответить или не надо?
    Снова легкие стуки в окно.
    -К...кто это? - вглядываясь в темноту за окном, промолвил Сергей.
    Шумное дыхание, затем снова сильный удар в дверь:
    -Открывай!!! - одно слово, словно других не знает. Да и голос неприятный, неживой, как будто с перерезанной глоткой говорит.
    -Не открою - тихо сказал Сергей - Сгинь!!!
    Жуткий знакомый вопль из-за двери, снова удаляется.
    Снова тишина, безумная ночь. Сергей нервно сжал топор. Все его детские страхи выползали наружу и расселялись во тьме.
    -"Может, лампу зажечь?"
    Да, но тогда снаружи будет видно все, что происходит в комнате, тогда как за окном будет полная тьма.
    -"Может, рискнуть? Выскочить и попытаться добежать до машины?"
    Страшно, в этой комнате он в сравнительной безопасности, на улице он окажется в лапах тех, кто хохочет вокруг.
    Лампу он не зажег и на улицу не кинулся, лишь покрепче сжал топор, теперь он слышал, как на чердаке что-то скребется.
    Комната расширилась, стала казаться еще больше, словно ночная тьма смогла забраться внутрь. Вдалеке послышался вой, характерный, похожий на волчий.
    -Открывай!!! - вопль вдалеке и дикий хохот, и снова вой, затем опять стук в окно.
    -Нет!!! - заорал Сергей, вскакивая к окну, откуда испуганно шарахнулась некая тень - Не открою! НЕ ОТКРОЮ!!! Сгиньте, твари! Не дождетесь!!!
    Он кричал в пустоту, стояла полная тишь, и звук его голоса даже не прорвался наружу.
    Затем мощный удар в окно и в комнату ворвалось что-то маленькое, трепещущее перепонками крыльев, и вцепилось Сергею в волосы.
    Нетопырь! Большая летучая мышь влетела через окно и запуталась теперь в Серегиных волосах, яростно царапая крохотными коготками. Сергей вскрикнул, заметался по комнате, скидывая маленькое чудовище с головы, наконец, ухватился за скользкое мохнатое тельце и резко дернул. Мышь запищала, и горожанин почувствовал, как у зверька что-то отрывается и остается вцепившимся в голову.
    Он отшвырнул смятый комок в угол и в ступоре наблюдал, как тварь корчится на корявых досках, беззвучно разевая безобразную пасть. Тельце зверька было переломлено, и задняя половина быстро дергалась в затухающих конвульсиях, задней правой лапы недоставало, а переломанные крылья были похожи на папиросную бумагу и висели в лохмотьях.
    Мышь все еще дергалась, Сергей в ярости шагнул к ней и припечатал ее ногой.
    Хрустнуло, дернулось - и все затихло, лишь что-то продолжало шебуршить в голове. Сергей провел по волосам и снял оторванную лапу мыши, которая намертво вцепилась в волосы и все еще подрагивала.
    Секунду приезжий смотрел на эту вздрагивающую лапу, затем зашвырнул конечность в полуоткрытое окно.
    Там раздался взрыв хохочущего воя - и все стихло. Еще одна мышь попыталась прорваться и с лету врезалась в закрываемое окно. Пискнула и канула во тьму.
    -Открывай! - это уже совсем далеко.
    От мыши осталась лишь неясная лужица на полу. Сергей снова сел на кровать, подобрал топор и сжал его в руках. Какая бы нечистая сила не окружила этот дом, живым он ей не сдастся.
    По стеклу продолжали колотить, но теперь приезжий знал, что это сонмище летучих мышей пытается проникнуть внутрь, только не удастся это у них, ставни старые, крепкие.
    Разве кто поздоровее придет...
    Сверху раздался грохот и гулкий удар. Кто-то проломил крышу и тяжело затопал по чердаку. Дверь на чердак была вроде закрыта, кажется, а нет - так нарвется на топор. От мысли, что кого-то придется рубить топором, стало дурно. Проломивший крышу зверь топал поверху и скреб балки крыши, но, судя по всему, вниз спускаться не собирался. И то хорошо.
    Неожиданно Сергей понял, как можно отвадить снующих вокруг тварей. Печка! Необходимо затопить печку, а от нее запалить пару-тройку лучин. Существа ночи боятся света, должны бояться, если они существуют. А звери боятся огня.
    Раздался звон стекла и продолжительный писк. Посреди оконного стекла пролегала трещина, края которой были щедро обагрены мышьей кровью. А сама мышь только что со всего маху влетела в окно, воспользовавшись собой как тараном, следом за ней в стекло врезалась еще одна, и Сергей успел рассмотреть морду с розовым рылом за треснувшим стеклом. Следующая мышь пробила стекло и слепо заметалась по комнате, пока Сергей не сбил ее на пол и не растоптал.
    -Открывай!!! - проорал голос совсем под окном, всего в двух метрах от сидевшего тихо Сергея. - Открывай!!! Открывай!!!
    И кто-то врезал всей массой в бревенчатую стену домика. К счастью, бревна даже не шелохнулись, дом был старый и построен прочно, именно это помогло ему выстоять против бури.
    -Не дождетесь - уже себе под нос пробормотал приезжий и, стащив с койки тяжелый матрас, заткнул им окно, мышам не пробраться. Кто-то продолжал биться в стену молча, но стена держала.
    -"Печка! "- думал Сергей - "На нее вся надежда". Тут обнаружилась еще одна неприятность - дров не было, те, что лежали у печурки, он пустил вечером на растопку, остальное было в сенях. Но там сейчас наверняка творится черт знает что.
    Идти или не идти?
    Можно попытаться прорваться, набрать дров и прихватить тяжелую ржавую кочергу, что валяется в прихожей, он заприметил ее еще вчера вечером.
    -Открывай!!! - глухо прохрипело за окном.
    -Попробуй войди! - яростно огрызнулся Сергей и, перехватив топор, двинулся к двери, на которой продолжала светиться под лунным светом трещина, осторожно прислушался к звукам из-за двери.
    Тихое попискивание и шуршание. Кто может издавать такие звуки? Он снова перехватил топор, а затем сделал шаг вперед и рванул на себя дверь, одновременно занося над головой топор. Рванулся вперед в темный проем.
    Писк, скрип, пара десятков мышей разбежалось в разные стороны из-под ног приезжего. Мыши были белые, красноглазые, они мчались прочь, стараясь спрятаться по углам. Секунда, и на полу никого не осталось.
    В прихожей был абсолютный мрак, отсюда было слышно, как неизвестный ломится в стену, требуя открыть. Сергей тихо сделал шаг в сторону поленницы.
    Ниша была пуста, кто-то совсем недавно утащил отсюда все поленья. На месте поленницы сидел маленький полоз, который с шипением скрылся в ближайшей щели.
    Внезапно захотелось выскочить наружу, размахивая топором, и постараться порубить как можно больше собравшихся вокруг тварей.
    Выскакивать на улицу он не стал, вместо этого осторожно приоткрыл дверь соседней, нежилой комнаты.
    Там было тихо и сыро, луна светила через пролом в потолке; когда Сергей заглянул, дряхлые доски пола зашевелились и из подпола полезло что-то тяжелое и объемистое, тяжело сопя и изо всех усилий пытаясь прорваться наверх к свету. Что-то подземное. Сырое и гнилое.
    Серега захлопнул дверь и услышал, как оно обиженно взвыло, силясь выдраться из-под досок, чтобы догнать ускользающую добычу. Дверь захлопнулась и заглушила его завывания.
    Приезжий повернулся от двери, и тут из темного угла на него сигануло что-то собакообразное, с белыми блестящими клыками. Он взмахнул топором, удар пришелся по почти невидимой морде зверя. Чудище взвыло и отлетело туда, откуда прыгнуло, рассыпая по пути липкие брызги. В углу что-то страдальчески заскулило, зафыркало.
    Вторая тварь поджидала его у входа в комнату и прыгнула так неожиданно, что Сергей едва не опрокинулся под массой налетевшего зверя. Приезжий оттолкнул тварюгу руками во тьму, откуда она пришла, напоследок наподдав ногой, тот снова прыгнул. Но встретил перед собой лишь закрытую спешно дверь.
    В комнате все осталось по-прежнему. Из-под матраса, закрывающего окно, торчал слабо трепыхающийся кончик крыла летучей мыши, но дальше мышь прорваться не смогла.
    С того момента, как горожанин вернулся побитый в свою комнатушку, ночь кошмаров вошла в пик. Безумные создания за окном орали, визжали на все голоса, требовали открыть, выли, стучали в стены, в окна, пробовали прорваться через дверь. Две или три твари таки прорвались, но были слишком малы и бесславно пали под ударами топора. Воздух в комнате временами озарялся зеленоватым светом, это начинали светиться сами стены, словно внутри них негасимо тлели некие огромные светляки.
    Призрачные тени стали носиться по комнате, подвывая, и их вой сплетался с криками живых (или не живых?), во всяком случае - во плоти, тварей.
    Они сновали по комнате из угла в угол, Сергей сначала пытался атаковать их, бросался с топором, но только порубил бревенчатые стены, оставив на них глубокие отметины. Прозрачные твари кидались на него, визжали, но в последний момент отскакивали в сторону и исчезали. Правда, двое или трое из них не свернули, а проскочили прямо насквозь, повергнув его в ужас, казалось, что твари навеки поселились у него внутри.
    Вокруг топало, визжало, орало. С потолка посыпалась труха, и в комнату свесилась длинная чешуйчатая змея. Сергей считал ее призраком, пока она не подползла к нему (сидящему посередине комнаты, подальше от стен) и, обвив ногу, не попыталась укусить. Но лишь вцепилась в ободранный край куртки. Сергей придавил ее обвившееся туловище к полу и отрубил ей голову. Змея оказалась вполне реальной и некоторое время корчилась в конвульсиях, не отпуская, однако, ноги, так что безголовое туловище пришлось снимать отдельно.
    Да и сами стены комнаты временами менялись, теряли реальный вид, они неожиданно начинали тлеть вполне настоящим, роняющим искры огнем, затем обратились в монолитные стены из серого треснутого камня, затем в клепаные, проеденные ржавчиной металлические листы. С них капало, сыпалась труха и каменная крошка.
    Когда лунные тени удлинились, прямо через стену в комнатушку вломился с душераздирающим ревом человекоподобный голем, с головой, похожей на перевернутое ведро, а вместо рук у него торчали дергающиеся змеиные хвосты. Несмотря на то, что чудище было явно призрачное, Серега кинулся на него и с одного взмаха снес голову. Голова легко отделилась и, улетев в темный угол, мгновенно истлела. Тело, даже не остановившись, умчалось в другую стену. Там, где упала голова, остался лишь шлем-ведро, который вроде был сначала ненастоящим.
    К концу ночи буйство достигло такого накала, что Сергей потерял остатки рассудка и кинулся рубить проносящихся тварей. Он уже перестал ощущать время.
    Стены опять обратились в каменные, на каменной стене проступил сияющий багровым светом знак. Знак-символ наводил какие-то ассоциации. Если бы Сергей в этот момент мог соображать, он понял бы, что изображение похоже на знаки, какими племена финно-угорской группы обозначали своих богов. Только этого знака не было ни в одном из архивов по всей стране.
    Но в тот момент Сергей сделал лишь одно - с воплем, походившим на крики чудовищ вокруг, ринулся на знак и начал яростно его рубить. Знак поблек и начал исчезать, а затем стены комнаты снова сменились и превратились в точную копию тайной комнатушки под Черепиховским собором. Только ниша была не пуста, в ней что-то было и дышало злобой.
    Приезжий кинулся и на него и рубил со всей яростью и силой, и топор высекал искры из каменных стен.
    Затем все померкло и слилось в один темный водоворот из страшных морд, клювов, глаз и когтистых конечностей. А хуже всего был тот запах древности, шедший ото всей этой нежити. Запах старого застоявшегося зла. И не старого даже, а древнего.
    Часа в четыре ночи от мощного удара вылетел закрывающий окно матрас, и в пролом сунулась толстая волосатая рука с черными обезьяньими ногтями. Стала слепо шарить, тыкаться в стены, получила по пальцам топором и исчезла.
    Затем крик и вой стих, настала тишина. Сергей замер посреди комнатушки, затравленно озираясь. Через окно сочился слабый, серый свет раннего утра.
    В дверь раздался сильный удар, затем еще один. С третьего она слетела с петель, и в комнату тяжело шагнул человеческий силуэт. Утренний свет пал на его лицо, и Сергей узнал его. Это был Саня, недавно сидевший в баре. Его лицо было спокойно, даже безмятежно, но странного синевато-багрового цвета, глаза были закрыты. Причина этого была видна - вокруг шеи селянина был туго затянут давешний змеиный чулок, а обрывок, которым он был к чему-то привязан, лохматясь, свешивался вниз.
    С неменяющимся безмятежным выражением на лице он шагнул к Сергею, и тут за разбитым окном, в утренней тишине звонко прокукарекал последний, наверное, оставшийся в селе петух.
    Саня запнулся, делая шаг, и все с тем же спокойным лицом (его покой был явно покоем смерти) рухнул на искорябанные, залитые мерзостью доски. С грохотом, аж звякнули оставшиеся стекла в окне.
    Сергей стоял над упавшим телом. Затем топор грянулся о землю, выпав из ослабевшей враз руки, и Сергей сполз по стене на грязный заляпанный пол.
     
     
    5.
     
    Ранним утром третьего дня его пребывания в этой проклятой деревне, сидя рядом с распластанным трупом, неизвестно как дошедшим сюда человеком, он увидел, как отворяется висящая на одной петле дверь и кто-то снова входит в проем. Отработанным жестом он подхватил зазубренный топор и кинулся на силуэт. Тот резво отскочил с криком:
    -Ты чего?!!
    Топор воткнулся в стену, а Сергей снова отключился. Старшему Щербинскому сильно повезло этим утром - он не предполагал, что на него кинутся с топором, но к открывшейся картине он был вполне готов, такое теперь часто случалось в деревне. Войдя в комнату, он едва не поскользнулся в луже подсыхающей слизи, разлитой на полу, и увидел перед собой приезжего, тот сидел и тупо смотрел перед собой в стену. Щербинский подумал, что приезжий безнадежно свихнулся. Не так давно в таком же виде он видел местного библиотекаря - тот так же сидел посреди комнаты, залитой кровью и зеленью и ни на что не реагировал. Что-то напугало его так, что бедняга теперь целыми днями ходит с ружьем по селу, бьет змей и развешивает их на столбах. Теперь, похоже, в их деревне появился второй сумасшедший.
    -"Предупреждал я его" - подумал селянин - "чтобы он купил ружье, чтобы вообще уезжал отсюда, сколько уже убегло, не выдержав этого, у скольких крышу сорвало?"
    В этот момент Сергей стремительно прыгнул на него с такой скоростью, что зоотехнику, чтобы уклониться, пришлось упасть на липкий пол. Топор с хрустом вонзился в деревянную стену домика, оставив там еще одну отметину - стены были совершенно изрублены. Топор остался в стене, а Серега повалился на пол.
    -"Как есть псих" - тяжело поднимаясь с пола, подумал Щербинский - "Жалко..."
    Но, видно, у Сереги нервы оказались покрепче, чем у воинственного библиотекаря, или мозги, почувствовав перегрузку, включили некую систему защиты. Во всяком случае он очнулся вполне способным рассуждать. Та же защитная система, видимо, отключила и загнала в подсознание воспоминания о прошедшей ночи, оставив лишь разрозненные обрывки, как от закончившегося кошмара. Знал лишь, что было нечто совершенно жуткое и непонятное.
    Серега открыл глаза.
    Его комната изуродована, стены изрублены, пол в высыхающей слизи, над ним стоит человек. По короткой рыжей бороде Серега узнал Щербинского.
    -Очнулся? - сказал тот - Меня понимаешь?
    -Вполне - сказал Сергей с трудом - Уже утро?
    -Утро, ты остался жив... чудом.
    Приезжий осторожно приподнялся, сел, все тело болело, а сам он был заляпан в слизистой дряни. Он помнил, что эта дрянь летела из тех, кого он яростно рубил. Кто это был? Сколько тварей он успел уложить? Кошмар...
    Щербинский стоял рядом и выжидательно смотрел на Серегу, он все еще не был уверен в нормальности приезжего. Ружье он положил у двери, а в проеме стоял еще один человек, тоже с ружьем. Тот давешний журналист из города. Собаку он держал за ошейник и прижимал к ногам, а сам с некотором испугом осматривал поле битвы.
    Сергей поднялся на ноги. Его шатнуло, но селянин придержал, не дал упасть, ботинки скользили по липкой дряни.
    -Ты знал это! - зло сказал он, в упор глядя на Щербинского - знал, что в селе что-то неладно. Да не то, что неладно! Здесь - ужас сплошной! Здесь тьма!
    -Спокойно, спокойно - сказал Щербинский, делая шаг назад - я хотел сегодня тебе сказать. По-перву они два-три дня не нападают, но тебе не повезло, сегодня ночь такая была, топлая.
    -Не та ли ночь, в которой, по рассказам, утопленники всплывают и плывут по реке? А кто их увидит, того потом преследуют?
    -Да, середина июля, иногда раньше, иногда позже, ты попал как раз в такую ночь, другим повезло больше.
    -Хочешь сказать, что и другие через это прошли?
    -Я прошел, сегодня ночью - не отрывая взгляда от Сани, произнес стоящий в дверях журналист - Но у меня было ружье и Венди. - он кивнул на собаку.
    -А до него через это прошли все селяне - добавил Щербинский, - давай-ка выйдем на солнце.
    И они вышли во двор. По пути Сергей запнулся о труп, но никак не прореагировал на это. Лишь аккуратно переступил.
    На улице было солнечно, день обещал быть таким же ярким и теплым, как и вчерашний. Но вчерашний день Сергей помнил плохо, лишь бурю, да подземную комнатушку. Дул легкий ветерок, и по небу лениво плыли пушистые облачка, медленно, незаметно. Кошмарные воспоминания поблекли, отступили, хотя не растворились совсем.
    Собака обнюхала его руку, фыркнула, не нравился, видно, запах, отошла в сторону. Не мудрено - от него пахло мускусом.
    Еще один удар ожидал Сергея во дворе. Боковые стекла его машины были расколоты вдребезги, и стеклянная крошка обильно усеивала сидения. Кроме того, лобовое стекло треснуло, и на нем застыл желтоватый подтек.
    -Сволочи!!! - рявкнул Сергей, бессильно опускаясь на капот автомобиля - и до тачки добрались!!!
    -Видимо - не добравшись до вас, они выместили злобу на вашей машине, - сказал журналист, присаживаясь на другой стороне, - мы с вами вляпались в дурную историю.
    -Сильно дурную, - ухмыльнулся Сергей, печально созерцая разбитые в крошево окна, внутри, на обивке, пузырилась слизь – кто вы, как здесь очутились?
    -Лапников моя фамилия, я журналист и собирался писать очерк о буре, только вот теперь, похоже, уцелеть бы самому... А это Венди, моя псина - он потрепал собаку за холку, та пугливо жалась к хозяину, видно не нравились запахи вокруг.
    Для чего сюда приехал Серега - спрашивать не стал, это его порадовало, не хотелось бы рассказывать легенду, полностью совпадающую с историей Лапникова.
    Сергей сидел и медленно приходил в себя. Он сел под солнцем, чтобы оно прожарило и прогрело его, выгнало прочь страхи, что поселились в душе. И действительно, через некоторое время почувствовал себя несколько лучше, тем более что мир вокруг так и светился жизнью. Синело небо поверху, зеленела внизу сочная летняя травка, ослепительно белели облака, толстые и кустистые, похожие на белых овец, на которых играло поднявшееся солнце. Смотреть на облака было больно, и он перевел взгляд на дом.
    Дом больше не был синим. Он посерел, и вся его лицевая часть была покрыта мелкими и крупными надрезами. На нем застыла слизь и слюна. Ставни были сорваны. А окно, идущее в комнату, вдребезги разбито, даже рамы были вынесены.
    Под окном валялась рука, пальцы были скручены, пара черных ногтей сорваны. Рука была покрыта темно коричневым мехом. Серега попытался припомнить, не было ли ночью такой руки, и не рубил ли он ее, но вспомнить так ничего и не удалось.
    -Пойдите-ка сюда. - Щербинский стоял над рукой и тыкал ее стволом ружья.
    -Кто это мог быть? - вопросил Лапников, наклоняясь над рукой, - Рука вроде бы человеческая, но волосатая слишком.
    -Рука вроде человеческой, - поправил Щербинский, - да не человеку принадлежала она.
    По руке ползали муравьи, путались в густой шерсти. Сергей неожиданно вспомнил.
    -По-моему, - сказал он - бывший обладатель этой руки все ходил вокруг дома и орал "открывай! ", голос у него был грубый такой, потом вроде в окно сунулся, я ему руку и срубил... я вообще много чего перерубил.
    -Лесовик, может? - Щербинский покосился на Лапникова.
    Тот пожал плечами, явно в этом не разбираясь.
    -Не, не лесовик, - сам себе ответил местный - те все больше по лесам, в село не суются, - медведь, значит.
    -Медведь?
    -Угу, в человека стал превращаться, да на полпути остановился, счас такое со зверьем творится, жуть.
    Сергей горестно вздохнул и уставился в сияющее небо. Небо везде одинаковое - что в этом ядовитом гнезде, именуемом селом, что в родном городе.
    -Так, - сказал он - вам придется мне все рассказать. Этой ночью я чуть не тронулся умом, и сейчас нахожусь в здравом рассудке лишь потому, что не вдумываюсь во все это. Но я все-таки хотел бы знать, с чего все началось.
    -Мы расскажем - произнес Лапников, поглаживая собаку, - Мне вот уже по пути все рассказали, это никак не укладывается в воображении, но, к сожалению, это касается непосредственно нашей жизни. Как и вы, я этой ночью чуть не погиб, особенно когда ко мне вломился этот голем - со змеями вместо рук...
    -Голем, говоришь? - встрепенулся Сергей - У него еще на башке шлем такой был, на ведро похожий.
    -Нет, шлема не было, лицо было видно, темное такое, не русское, скуластое, но глаза живые. Я его как увидел, так начал из ружья палить, патронов десять высадил, но он через стену свалил.
    -А шлем, значит, я ему снес - глухо произнес Сергей.
    Лапников удивленно повернулся к нему, соскочил даже с капота:
    -И у вас он был?
    -Он у всех был, - ответил за Сергея Щербинский - он призрак, но когда-то жил. Кузьмич недавно рассказывал. Тень чья-то древняя, явно не из русских, еще до них тут жил. Этот поганец давно здесь ходит, поначалу в снах являлся, а потом уже сам... да ладно, расскажу я тебе все, только вот до бара дойдем.
    -Зачем до бара? Чем плохо тут?
    Щербинский поднял ружье:
    -Не все уходят вместе с ночью, давайте-ка зайдем в дом. Вставай, вроде оклемался малость.
    Сергей и правда малость отошел, по крайней мере ноги держали и больше не подгибались. Лапников, по-прежнему держа собаку за ошейник, вошел следом за селянином. На спине у него висел помповый дробовик тринадцатого калибра с потертым прикладом.
    Войдя в дом, все остановились перед хладным трупом Сани, лежавшим лицом вниз.
    -Лежит, - мрачно сказал Щербинский - неделю назад ночь была грозовая, а он один остался, соседа его змеиная забрала, довели его, надломили...
    -Мне он показался... не слишком нормальным, - вымолвил Лапников - все чулок этот вертел.
    -Наверное, это был кто-то из его родственников - заметил Щербинский.
    -Да неужто? - ахнул журналист. Сергей ничего не понял, но на всякий случай сказал:
    -Он пришел под конец ночи, сделал шаг - и пропели петухи... петух... А он упал.
    -Когда мертвяки ходят – хуже всего, - сказал сельский, - раньше ведь своими были.
    И он носком сапога перевернул труп вверх лицом. Сергей и Лапников попятились. Лицо у Сани было не вполне человечье. Оно было покрыто жесткой сухой чешуей, надбровные дуги выдавались вперед, а нос провалился в неровную дыру.
    -Думаю, он повесился сам - сказал Щербинский, всматриваясь в лицо мертвеца - у него еще сохранялись остатки мозгов и, когда все началось, он предпочел повеситься, но не потерять человечность.
    -Однако это, похоже, было бесполезно, - заметил Лапников - Его все равно скрутило. Он и мертвый отправился на охоту.
    Сергей заметил в углу под перевернутой койкой свой рюкзак, подошелк нему, под его ногой что-то загремело.
    Шлем голема, тот, который он потерял, уходя через стену. Серега пинком отправил его к Лапникову, а сам начал рыться в рюкзаке. Он нашел там запасную куртку, одел ее, старую выкинул в угол.
    -Интересный шлем, - за его спиной журналист показывал щиток Щербинскому, - насколько я понимаю, древнегерманского происхождения. Именно в таких пошли ко дну Чудского озера тевтонские рыцари. Жаль, я плохо знаю историю.
    -Ведро и ведро, - проворчал Щербинский, - важно то, что эта призрачная мразь больше не в шлеме, теперь мы узнаем его в лицо.
    -А что нам это даст?
    -Посмотрим… Нам сейчас надо идти в бар, там люди.
    -Лучше поедем на машине - сказал Сергей, они вышли на свет, приезжий заметил, как селянин настороженно вскинул ружье при выходе.
    На машине поехать не удалось. Помимо разбитых стекол, ночные варвары начисто вырвали аккумуляторные провода.
    Сергей с грохотом захлопнул крышку капота и едва удержался от мощного удара по крылу, оглянувшись на спутников.
    Щербинский невозмутимо смотрел в небо, пощипывая рыжую бороду, а журналист неприязненно оглядывался на дом. Не говоря не слова, зоотехник двинулся прочь от машины, а Сергей и Лапников последовали за ним. Они шли пешком вдоль разрушенных домов, и Серега имел теперь возможность хорошо разглядеть их внутренности, благо стекол почти нигде не было. Да, не мерещились ему белые лица внутри, они и правда, там были. Лежали вповалку. Кто-то висел на ламповом крюке. Кто-то был растерзан.
    -Щербинский, а Щербинский, - тихо сказал подойдя ближе, Сергей. - А что, хозяев домов и правда никто не убирал? Как погибли, так и лежат?
    -Лежат, кто ж их вытащит. Самому бы уцелеть. Еще когда все начиналось, выслали сюда бригаду спасателей, с машинами, с краном. Телефоны тогда еще некоторые работали. Сказали, что выезжают. Три дня спустя одного в комбинезоне с эмблемой спасателей вытащили из Волги. Куда делись остальные, непонятно.
    -Что тут непонятного, небось и остальные там же.
    -Может, и так.
    -Дааа, - протянул Лапников, - все в Волге.
    -Да это еще ничего, вон когда "Циолковский" потонул, сколько народу спастись пыталось.
    -И что, все пошли ко дну? - спросил Сергей. Над их головами вилось с карканьем воронье.
    -Да нет, часть спаслась, два дня мотались по окрестным лесам, а затем все это началось, и почти все там же и сгинули. Либо змеиная их сразила.
    Полчаса добирались до бара. Щербинский и Лапников отвлеченно болтали, обсуждая окружающую их разруху. Журналист под мышкой держал шлем голема, а на коротком поводке вел Венди, которая отвлеченно влеклась в сторону. Сергей шел чуть позади и осмысливал неожиданно появившуюся у него мысль. Машина сломана, похоже, кроме того, что это единственная машина в проклятом селе. А это значит, что из села придется либо выбираться пешком, либо оставаться здесь. Ни то, ни другое приезжего совершенно не радовало. Этой ночью он выжил, но как здесь оставаться на следующую ночь? Он всегда боялся темноты и змей. Что же делать?
    Щербинский резко остановился и вскинул свою двустволку, которую держал в руках все это время, тщательно прицелился в темный провал между домами и выпалил сначала из одного, а затем из другого ствола. Из провала донесся отчаянный агонизирующий визг, который неожиданно захлебнулся. В темноте что-то дернулось, и на свет вылез ободранный дворовый пес.
    Лапников удивленно взглянул на Щербинского, а затем на издыхающую собаку. Бок у животного был основательно разворочен, и из кровавой дыры выглядывали белые осколки ребер.
    -"Крупная дробь, почти картечь" - подумал Сергей, подходя вслед за зоотехником к умирающей собаке.
    Лапников остался на месте, его псина пряталась за ноги хозяина и наотрез отказывалась подойти к мертвому животному.
    -Собаку-то зачем? - спросил Серега, подходя.
    Щербинский молча указал на убитое животное стволом ружья. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что убитая тварь не совсем собака. У нее обнаружился третий глаз, в данный момент закрытый, хвост ее облезал, и через редкую шерсть явственно просматривалась чешуя. А когда селянин дулом ружья раздвинул стиснутые челюсти, оказалось, что у псины совсем нет зубов, лишь вместо резцов обнаружился длинный двойной клык.
    Это было отвратительно. Сергея замутило, и он взглянул в небо, фиксируя глазами редкие точеные облачка, поражающие сегодня своей белизной. Тем гаже выглядели стаи воронья, черными тучами вьющиеся на фоне небесной сини.
    -Обратите внимание на третий глаз, - раздался позади голос Лапникова, - это даже не глаз в нашем понимании, а тепловой орган, чувствующий температуру, такой есть у змеи.
    -У нее змеиная, - мрачно сказал Щербинский, и добавил, - нежить. Он переломил свою двустволку и вставил еще два патрона, затем повернулся и зашагал прочь. Следом за ним поволокся на поводке Лапников, его собака стремилась как можно скорее убраться с этого места. Сергей постоял еще, глядя, как на белый глаз мертвого животного садится жирная, отливающая гнилой зеленью муха, затем двинулся вслед за спутниками.
    Минут через десять остановились возле оружейного магазина. Его здесь устроили лет пять назад, так как село Черепихово находилось в местах, известных обилием дичи, и осенью через него стремились караваны охотников. После бури он был порядочно разграблен, и теперь большая часть магазинного арсенала лежала у стойки бара, оставляемая там своими владельцами. В общем-то, по количеству забранных отсюда ружей можно было легко просчитать точное население Черепихова, так как ни один человек не остался невооруженным.
    На полках осталось еще несколько стволов, и, порывшись, Сергей нашел себе малосерийный нестандартный помповый дробовик "Дракон", сделанный на базе какого-то западного образца, с магазином на восемь патронов, взял две коробки с патронами двенадцатого калибра, подумав мельком, что такими вполне можно завалить и слона.
    Щербинский смотрел на ружье с одобрением, а Лапников с некоторым сомнением, видя тяжелый калибр ружья. Впрочем, вспоминая волосатую руку, легко проникающую через окно, и неизвестного монстра, прорывающегося через половицы, Сергей решил, что двенадцатый калибр - это еще мало.
    Когда вышли из арсенала, небо было чистое, воронья стая осела на ближних березах, а облачка унесло за реку. Мир казался безмятежным, таким же безмятежным июльским днем, как тот жаркий и медленный день перед бурей, когда с утра ничего не предвещало плохого.
    -"За светом дня скрывается ночь" - подумал Сергей - "И эта ночь настанет, как бы хорошо и спокойно сейчас не было. Где я буду ночевать сегодня?"
    -Пойдемте, вон уже бар - сказал Щербинский, настороженно оглядывался по сторонам, стремясь не упустить из виду ни одной, даже самой маленькой детали.
    Мысль о том, что среди этого ясного дня может скрываться опасность, казалась абсурдной. Хотелось расслабиться.
    Ружье било по спине, но приезжий не хотел брать его в руки, как Щербинский, потому что весило оно немало, а в руках и так болтался рюкзак с порванной, вероятно где-то ночью, лямкой.
    Лапников нес свое оружие в руках и подозрительно оглядывался так же, как и селянин - он явно знал больше Сергея. Мир вокруг выглядел добрым и солнечным, но Сергею почему-то не хотелось вспоминать, как он лез один, безоружный в темное подземелье собора. Не зря боялся, ой не зря.
    Хотелось бы знать, зачем журналисту ружье. Ведь, судя по разговору, он с ним пришел, а не взял здесь. Странный тип, может - у него та же цель, что и у Сергея?
    Щербинский начал пересекать площадь, но неожиданно стал и показал рукой вдаль:
    -Видите? Местный дом культуры.
    Теперь селение не скрывала дымка, и можно было ясно различить громоздкие руины старого здания, похожие на развалины греческого Акрополя. В общем, ничего особенного, но над полуразрушенной колоннадой выдается в небо перевернутый ствол дерева с чернеющими на небесном фоне корнями.
    -Ого-го, пожалуй теперь он стал лучше, - заметил, вглядываясь, Лапников.
    Щербинский усмехнулся, местной дом культуры, достойный образец сталинской архитектуры, в последние годы вид имел устрашающий, пугающий селян змеящимися по фронтону трещинами и обваливающейся серой штукатуркой. Особенно неуютно жилось семье Старосельских, чей дом граничил с задней стеной здания. Старик Старосельский, кстати - большой друг сторожа Савитского, каждый день остававшийся дома, всерьез предполагал, что когда-нибудь стена обрушится и похоронит его вместе с домом. Что, кстати, и случилось во время бури, только компанию старику составила вся семья из шести человек и один заезжий гость.
    -Дуб жалко - произнес селянин. - Хороший был дуб, древний, Кузьмич говорит, что ему десять веков отвалило, еще Лемеха помнит.
    Он снова двинулся к бару, и с дальнего конца площади ему помахал сумасшедший библиотекарь, зоотехник помахал в ответ, а затем шагнул в дверь бара.
    
    На крыльце бара висела змея. Щербинский брезгливо сбил ее ружьем, и она улетела в траву, затем вошел в "Левый берег".
    Тут все было по-прежнему. Груда ружей у стоек, в дым пьяный народ по углам, тихие разговоры сидящих у окна. Щербинского поприветствовали, Сергея и журналиста лишь окинули взглядом. Особенно задержались на измазанных джинсах приезжего, на лицах было понимание.
    Они прошли к столу у окна, там сейчас никого не было, уселись, собаку Лапников посадил к ноге. Некоторое время молчали.
    -Значит, так, - сказал Сергей, осматривая бар, (бутылок на полках явно поубавилось, зато в мойке громоздилась гора битого стекла)- этой ночью вокруг моего дома творилось чертовщина. Но этот шабаш - лишь конечная стадия в цепи подобных происшествий.
    -Мудрено говоришь - произнес Щербинский, а Лапников лишь кивал головой, соглашаясь с каждым словом Сергея.
    -С самого начала моего приезда в вашу деревню меня преследуют непонятные и жуткие вещи. Вчера ты предупреждал меня и советовал купить ружье - теперь знаю, почему, но теперь я хотел бы узнать и остальное. Почему ваше село никто не посещает? Почему в развалинах до сих пор лежат неубранные трупы? Почему с фонарных столбов свисают мертвые змеи? Почему живых змей линчуют? Что за волки бегают по улицам? Почему ваш бывший земляк приходит ко мне под утро, будучи уже задушенным?
    Лапников уставился в пол.
    -Знаешь, почему я не сказал тебе все вчера? - вопросил Щербинский.
    -Почему?
    -Я не был уверен, что ты человек.
    Журналист вскинул голову:
    -Вот это бред!
    -Это не бред, ты каким-то образом проехал через кордон, Серый. Ты, а следом за тобой он, - селянин кивнул на Лапникова, - я расскажу тебе, что по-настоящему происходит в селе, тогда ты поймешь, почему я так думал.
    -Ну, расскажите - сказал Лапников - меня вы тоже не считали живым?
    -Не забывай, что у нас тут ходят и мертвые.
    -Что правда, то правда, - произнес Сергей. - рассказывай. Про змей, про все.
    -В общем, - сказал Щербинский - началось все после бури...
     
     
    6.
     
     Да, началось все после бури, а точнее - во время нее. Собственно, за большую часть своих бедствий горемычные жители Черепихова могли благодарить теплоход "Циолковский", который затонул напротив деревни во время урагана. Если бы не теплоход - то злое начало, что давно было скрыто в селе, нескоро вырвалось бы на волю.
    "Циолковский" был стандартным кораблем. Длиной сто десять метров, высотой четырнадцать, он был построен в пятьдесят восьмом году и выкрашен в стандартный бело-синий цвет. Средний трехпалубный корабль следовал маршрутом достаточно обыденным и частым, а именно двенадцатидневным путешествием Москва- Питер, с заходом в Ладожское озеро и на остров Валаам. Был он недогружен и нес на себе около девяноста человек, отчего ватерлиния его высоко выглядывала из воды. Теплоход отправился в начале июля и уже успел посетить Углич, Кострому и Ярославль, откуда двинулся вверх по Волге, чтобы войти в реку Шексну, а оттуда уже в Ладожское озеро.
    Из Ярославля корабль вышел как раз в тот жаркий и ясный июльский день в канун бури, не получив, как и окрестные села, штормового предупреждения. Из-за недогруженности теплоход имел маленькую осадку и был весьма неустойчив, хотя это было не критично на зеркальной глади реки.
    Вечером перед бурей корабль, когда небо приобрело зеленый оттенок, грозно отражавшийся в гладкой воде, вышел на многокилометровый разлив Волги, и пассажиры могли наблюдать зеленоватое свечение неба и воды в полной красе. Группы любопытствующих туристов фотографировались на память на фоне тяжелых фиолетовых туч. Никто не думал, что они могут собой предвещать.
    Однако лоцман "Циолковского", хорошо знавший эти места, сумел распознать надвигающуюся беду и доложил капитану. Было решено прибавить ходу, чтобы в самое кратчайшее время придти к пристани Дубки, где в естественном заливе можно укрыться от непогоды. Однако они явно недооценивали масштабность готовящейся бури. А сила ее была такова, что даже если бы во время первого удара стихии корабль стоял в гавани, а не на середине километрового разлива, то его все равно невозможно было бы спасти. Корабль можно было сохранить, только направив его к берегу и прочно посадив на ближайшую мель. Но понятно, что делать такое, только увидев на горизонте тучи, было глупо.
    Когда налетел первый мощный шквал, корабль оказался к нему боком, поворачивая в излучине реки, как раз напротив Черепихова.
    Этим же шквалом смело большинство крыш в селе, обрушило ряд деревьев на дороге и подняло в воздух хрупкую будочку старика Савитского. А затем единым рывком перевернуло неустойчивый корабль. Повезло тем, кто глядел на надвигающуюся бурю с палубы, их смело в реку, и многие смогли доплыть до берега. Те же, кто закрылся в своих теплых каютах, не успели ничего предпринять, так как завалившийся набок теплоход резво перевернулся килем и пошел на дно. Спаслось около трети пассажиров, остальные либо остались похороненными под водой, либо утонули, пытаясь добраться до берега. Часть пассажиров успела нацепить спасательные жилеты и выпрыгнуть в бушующую мглу (а волны были на порядок больше тех, что наблюдал Серега полторы недели спустя). Четвертая часть людей, очутившихся в воде, пошла ко дну, остатки распределились следующим образом: около половины достигли низкого берега деревни Карявкино и им несказанно повезло, а других прибило к селу Черепихово и именно с них началась череда безумных событий, приведших село в нынешний вид. Из этих несчастных страдающих туристов, заплативших немалые деньги за этот круиз, не выжил никто, все сгинули в окрестных лесах и растворились в круговерти последовавшего за бурей ужаса.
     
    Бывший турист из каюты-люкс Алексей Иванович Старостин, по профессии - частный предприниматель, никак не мог знать, что он выступит в арьергарде надвигающегося шабаша, однако именно из-за него вторжение тьмы началось так скоро. Конечно, когда-нибудь это бы произошло, но его вина в том, что это случилось уже на следующий день.
    Обезумевший от холода и страха турист был сильно истрепан холодными волнами и прибит к Черепиховскому пляжу в том месте, где холм, на котором стоит село, спускался непосредственно к воде.
    Спасся он благодаря белому пенопластовому жилету и сильному течению в этих местах, которое пронесло его мимо Воскорецкого омута. Его племянник, бывший вместе с ним в путешествии, нашел свой покой на тинистом дне реки, вместе с другими пассажирами теплохода. Однако плавание в ледяной воде, под черным небом, сильно повредили рассудок Старостина. Он перестал понимать, как он тут очутился, ощущал лишь холод и животный ужас. Так и не сняв с себя белый жилет, он поднялся, шатаясь, на ноги и сквозь ветер кинулся вверх по холму. Он бежал вверх. Его скидывало, он снова вставал и бежал. Потом пытался ползти, и в его мозгах светилась единственная мысль: "Тепло". Ему нужно было тепло и, желательно, сушь.
    -Я хочу в тепло, - бормотал он, тяжело взбираясь вверх по пологому холму, - хочу тепло, - и снова скатывался вниз, в грязь, и его обдавало ледяными брызгами из обрушивающейся на берег волны.
    -Тепло... - скулил он, лежа под ледяным дождем, и снова поднимался, испачканный в жидкой глинистой грязи.
    Наконец с нечеловеческими усилиями бывший богатый пассажир каюты-люкс, а ныне снедаемый холодом безумец смог вскарабкаться на вершину холма, где его чуть не убило пролетающим мимо бревном, только что оторвавшимся от ближайшей избы.
    Старостин с воплем метался по разрушающейся улице, пару раз наскакивал на таких же перепуганных мечущихся жильцов деревни, цеплялся за них и хрипел им "Тепло...", его отталкивали, мчались прочь, а он полз за ними, причитая. Одного только что выскочившего из дома селянина на глазах у Старостина раздавило упавшим с неба телеграфным столбом, выдернутым на другом конце деревни.
    Наконец кто-то из мечущихся, за которого в очередной раз уцепился турист, с размаху ударил его в голову, отчего бывшего предпринимателя отбросило на метр, и он, сломав жиденький штакетник, ввалился в чей-то огород.
    Тут рассудок у него окончательно помутился и он, воя, как подбитая собака, пополз в одну из боковых улочек. Безумными глазами проводил трактор, пролетающий над селом на крыльях вихря, и наткнулся глазами на широкий фронтон дома культуры.
    -Тепло...- прохрипел он и одержимо пополз в сторону серого здания.
    Один раз возле него обрушился грузовик, развозивший ранее хлеб, но он даже не заметил, лишь полз, причитая, вдоль улочки. Затем поднялся на четвереньки и резво побежал на четырех конечностях.
    Прорвавшись сквозь бурю, добрался он до Черепиховского дома культуры. Дверь была открыта, а вернее - сорвана с петель шквалом. Рядом, фыркая редкими голубоватыми вспышками, лежал оборванный провод.
    Старостин кошачьим прыжком отшатнулся от провода и так же на четвереньках вполз внутрь. Тут было тепло, но он стремился дальше, вглубь от стихии, и поэтому безошибочно поковылял в подвал. Подвал был открыт, иногда кажется, что сама судьба способствовала появлению скрытого в Черепихове зла, слишком уж стройна цепь событий начавшихся во время бури. Как, например, объяснить, что дверь в подвал была открыта во время бури, а в самом здании никого не было?
    Как бы то ни было, а безумный пассажир потонувшего корабля с воем метнулся в спасительную неподвижную темноту. Это было спасением для него и одновременно проклятием для всего несчастного села.
    Как только Старостин, подвывая, метнулся в подвал, древний чудовищный дуб обрушился со смерчем на ветхое каменное строение.
    Дом рухнул, деревянные стропила, подгнившие задолго до катаклизма, вперемешку с кладкой стены и бетонными перекрытиями этажей обрушились вниз, частично пробив пол и провалившись в подвал.
    Два тяжеленных швеллера рухнули на бегущего Старостина и придавили его к полу, сломав позвоночник. Он издал задушенный писк и затих. Следом под натиском бетонной плиты обрушилась часть стенки подвала, не реставрировавшаяся с момента постройки.
    Кирпичная кладка разлетелась в стороны, светя пористыми цельными кирпичами, какие делались в начале века, а следом из стены вылетел округлый камень, который на кирпичи был совсем не похож.
    Камень упал на пол, два раза подпрыгнул, словно был резиновым мячиком, и остановился прямо напротив головы умирающего Старостина. Предприниматель медленно повернул голову и прочел руны, что были начертаны на камне, понял их, но совершенно не удивился и не испугался, так как уже не мог нормально соображать. Придавленный тяжелыми глыбами бетона, с раздавленными ребрами, он мог лишь смотреть на эту надпись и тихо умирать.
    Однако два часа спустя, когда самый яростный момент бури был уже позади, Алексей Старостин был еще жив. Больше того, с каждой минутой ему становилось все легче, словно не лежал он под острыми пористыми кусками бетона со впившейся в бока ржавой арматурой.
    -Тепло...- мечтательно проговорил он в полный голос.
    А затем, бросив еще один взгляд на камень, из которого как бы это самое тепло исходило, без особых усилий выкарабкался из-под завала. На секунду ему показалось, что он стал меньше, чем раньше, и гораздо проворней. Экс-турист отполз в уголок подвала, за поваленные в штабель стеллажи с книгами, отсюда виднелся край неба, освещаемого вспышками молний, значит - подвал не завалило полностью.
    Встал на колени, а затем в полный рост, словно и не ломал себе ребра и позвоночник, постоял так, а затем снова встал на четвереньки, так удобнее.
    Что-то изменилось вокруг, но он не понял что, просто подбежал к валяющемуся камню, обвился вокруг него и уснул, чувствуя радостное тепло.
    Сны ему снились дикие и страшные, он не понимал их, он теперь вообще не отличал их от реальности.
    А утром Дня После Бури он очнулся в пятне серого утреннего света, лившегося через пролом в потолке подвала. Камень за ночь выпал у него из рук и откатился в сторону. Старостин попытался подняться, но внезапно ему показалось, что у него нет ног, да и рук тоже, он даже прополз пару метров по подвалу, извиваясь всем телом, но затем все-таки вспомнил, как подняться на четвереньки и потрусил к свету - теперь он хотел найти людей.
    Дальше было просто. Выкарабкавшись по разваленным бетонированным плитам на волю, он впервые увидел свои руки на свету.
    Руки были как руки, но вот только покрыты они были сероватой шелушащейся чешуей. Крохотные чешуйки осыпались с них и исчезали в вязкой грязи. Кроме того, на них совершенно не было ногтей. А следом в ближайшей луже отразилось и его лицо, которое еще носило легкое сходство со Старостиным, крупным предпринимателем, могущим заказать себе класс люкс на любом теплоходе, но было покрыто грязно-серой шероховатой чешуей, а рот ввалился, лишившись неожиданно зубов. Кроме того, веки у него на глазах проявляли явную тенденцию к прозрачности.
    Он совершенно не удивился этому и пополз к ближайшему домику, милого синего цвета с резными темными совами на крыше. Постучал в дверь. Ее открыл мужик лет сорока, из-за плеча которого выглядывало многочисленное его семейство. При виде Старостина дети кинулись с визгом прочь, но он не заметил этого и пошел на хозяина дома, радостно говоря:
    -Люди! Люди, да?! Люди здесь, а я из воды! Люди...
    И не замечал он, что вместо слов у него вырывается низкий сухой шип и сип, а человек пятится от него с широко раскрытыми глазами.
    Он все еще радостно причитал, когда хозяин дома дошел до стены, а затем пошарил в антресоли над головой, вынув оттуда ружье, тульскую двустволку.
    -Друзья! Люди! Тепло!!! - не замечая ничего, еще сипел Старостин, когда хозяин поднял ружье и выпалил из обоих стволов.
    
    Дуплетный залп крупной дробью оборвал жизнь Алексея Старостина, в прошлом подающего надежды бизнесмена, но дело было сделано. Вместе с шипящим приветствия безумцем в Черепихово пришла «змеиная».
    Саврасов, хозяин приметного синенького дома, в котором в дальнейшем поселился Серега, постоял немного над трупом змее-человека, а затем крикнул жене собирать вещи. Днем они уехали. Что с ними стало, мы уже знаем.
    Начало было положено.
     Странности начались этим же вечером. Один из путешественников, проезжающий Черепихово, неожиданно потерял управление автомобилем и врезался в стену разрушенного дома прямо на глазах у изумленных селян. Когда подбежали, то внутри раздолбанного вдребезги автомобиля оказалось пусто. Озадаченные селяне разошлись, а час спустя местный пьяница Степан приплелся, шатаясь в бар, и, прежде чем рухнуть на пол - успел поведать, что рылся в обломках машины и неизвестно как напоролся на сидящую там змею, которая его, соответственно, укусила. Случай был странный, но на него никто не обратил особого внимания, ведь народ до сих пор разгребался в осколках бури.
    Около, девяти трое селян, что объединенными усилиями чинили один из домов, наблюдали в вечернем небе полет гигантской летучей мыши, а следом за ней двух крупных серых волков, неспешно бредущих вдоль улицы. Пока они смотрели на эту невидаль, один неожиданно куда-то исчез, а обернувшиеся соседи увидели лишь крупную серую гадюку, что медленно сползала с крыши, а затем бухнулась на землю.
    В девять тридцать старый Кузьмич спустил свою плоскодонную лодку в тихие и спокойные воды Волги, намереваясь порыбачить в прибрежных камышах, неподалеку от Воскорецкого омута.
    Вечерело, небо было таким де чистым и прозрачным, как и за день до бури. Звезд еще не было, а солнце таяло в мутной дымке на Западе.
    Кузьмич всегда выезжал на рыбалку на закате, он плавал вот так уже много лет и, пожалуй, не разу не пропустил своего любимого момента, когда день угасает, а небо над головой становится огромным и всеохватным.
    Кроме того, вечером хорошо клевало, конечно - теперь рыбы уже не столько, как раньше, но все-таки поблизости один из самых глубоких омутов на Волге и, по слухам, там еще водятся двухметровые зубастые щуки.
    Двухметровых щук Кузьмич ловить не собирался, годы не те, да и на его хлипкую удочку-палочку особо много не нарыбачишь, но на средних карасиков вполне можно рассчитывать. Кузьмич любил рыбу и часто сам готовил из нее крепкую наваристую уху, на которую имел обыкновение приглашать половину села.
    Рыбак направил свою утлую деревянную плоскодонку на противоположный берег, до камышей надо было идти по стремнине, а затем довольно резво выгребаться к берегу, а то унесет дальше. Здесь бы помог мотор, но старый давно вышел из строя, а на новый не хватало денег.
    Солнце стаяло, с реки потянуло холодком, и Кузьмич поплотнее запахнул брезентовый дождевик - лучшую защиту от ночного холода. На реке нельзя разжечь костер и погреться, тут приходится часами сидеть неподвижно и потихоньку впитывать ночную стынь. Лодочка тихо скользила по неподвижной воде, к вечеру стихает даже самая легкая зыбь, а по обеим сторонам от нее становилось все темнее. Не загорятся в этой непроглядной тьме яркие электрические огоньки, электричество отрубилось на обоих сторонах разлива, порвало везде провода, и говорят, даже поломало местную Ярославскую электростанцию, так что нескоро засияет яркий свет в домах. Ну, а керосинки светят так слабо, что их и не видно. Слева в Черепихово взметнулся огненный язык и тут же утих.
    -Жгут чего-то? - спросил сам себя Кузьмич и снова глянул в ту сторону - там было видно легкое свечение, словно что-то тлело.
    Раздавались вроде еще выкрики, но рыбак был туговат на ухо, особенно в последнее время, и ничего расслышать не мог.
    Солнце село за горизонт, но западная сторона неба была еще довольно светла, хотя на противоположной уже сгустилась тьма и горело с пяток звезд. Неясные крики смолкли, и снова настали тишина, даже собаки не лаяли.
    -"Нехорошее время настало" - подумал Кузьмич, оглядывая берег- "Все перечеркнула буря проклятая! "
    У Кузьмича больше не было дома, да и он сам-то уцелел по счастливой случайности, когда тяжелая деревянная стропилина с хрустом пробила пол всего в двух шагах о его кровати, на которой он к тому времени уже спал. Половину прошлой ночи он провел под проливным дождем, бегая вот в этом самом дождевике в поисках укрытия. Ему также довелось наблюдать падение дуба на дом культуры и бреющий полет трактора. Из ужасов той ночи он еще помнил мучительную смерть соседской коровы, заброшенной вихрем на провода и разом их замкнувшей, и двоих Щербинских, судорожно пытающихся спасти роем вылетающее из их дома имущество.
    Кузьмич тогда схоронился, прыгнув в неглубокий подпол разваленного дома, и с тех пор жил в своем гараже на берегу, рядом с лодкой, единственному что у него осталось на данный момент, кроме удочки.
    Сегодня утром он вроде бы слышал выстрел. Или показалось? Он прожил много лет в этом селе, но никогда не видел его в такой разрухе.
    На левом береге смутно темнели в ночи камыши. Там был небольшой заболоченный участок, а следом ничего не отражающая гладь омута, похожего издали на маленький веселый заливчик, только там никто не купался. Подземные пустоты создавали там мощное, утягивающее вниз течение, с которым временами не мог справиться даже опытный пловец. Кроме того, там была очень холодная вода. Старые бабки до сих пор считают, что за ноги тянет речной дух.
    Дух или не дух, а в омуте Кузьмич не рыбачил, очень уж не нравился ему вид ночной воды, когда знаешь, что там нет дна. Зловещее место, но ему туда плыть не надо. В камышах мелко, а клев идет хорошо, кроме того - можно все-таки закинуть длинную леску на самый край омута.
    Когда-то старый рыбак для проверки кинул в чистую воду омута ярко блестящую хорошо видную подкову и смотрел, как она погружается, надеясь увидеть, как она ляжет на дно. Но подкова так и ушла в глубину, постепенно растворившись в синей прозрачной воде, словно ее и не было. Как и дна в этом провале.
    Пора было поворачивать, и Кузьмич, ухватившись за весла, начал энергично ими грести, пытаясь вырвать лодку из стремнины. Сразу запыхался, бормотал, что не в его годы так плавать, что-то о моторе, но в конце концов тупой нос лодки стал поворачиваться и оказался нацелен на Черепиховский холм. Теперь течение опять несло лодку, но из стремнины она ушла и по дуге приближалась к берегу.
    Вот и камыши, кому-то ночью будет здесь жутковато, но только не Кузьмичу, он уже много лет коротает ночи в зарослях осоки и камышовых стеблей, здесь всегда спокойно и ничего не тревожит ровную гладь воды.
    Однако теперь здесь что-то не так. Кто-то ворочается в камышах, ломает стебли и тяжело сопит. Кузьмич приостановил лодку и вгляделся в густые заросли, однако уже стемнело, и разглядеть что-либо было невозможно. Тогда он пошарил в своем рыбацком мешке и извлек мощный фонарь на подзаряжаемых аккумуляторах, подаренный ему родственниками из города, Аккумуляторы скоро сядут, а вот подзарядить их уже не удастся, электричества-то больше нет, тогда придется снова доставать свой старый фонарь "Летучая мышь" - он, конечно горит слабо и тускло, но не зависит от электропитания.
    Долго искал в темноте кнопку включения фонаря, нащупал наконец и включил. На воду упал сноп света, фонарь был хороший. Кузьмич повел им из стороны в сторону, а затем направил прямо в камыши.
    Там что-то заревело, заклокотало - и потрясенный Кузьмич узрел темную фигуру, которая неловко выкарабкивалась из Воскорецекого омута. Но насколько сильнее испугался он, когда понял, что это никто иной, как старик Савитский, местный сторож, с которым ему не раз приходилось сиживать на завалинке дома и трепаться о том о сем. Да, говорили они славно, на все село славились своей говорливостью.
    Кузьмич мотнул головой, отгоняя воспоминания, сейчас перед ним Савитский выползал из Воскорецкого омута, где сгибло неизвестно сколько народу.
    Было со старым сторожем что-то не так. Все более изумляясь, Кузьмич увидел, что лицо Савитского странного зеленовато-синего цвета, тело у него покрыто зеленоватой слизистой чешуей, а на бледных руках растут перепонки между пальцами. Кроме того, в воде колыхалось что-то похожее на хвост. Существо моргало выпуклыми черными глазами, не нравился свет.
    -Савитский, ты? - робко спросил рыбак.
    Тварь поморгала и шумно задвигала лапами.
    -Кузьмич!!! – проревела она, приподнимаясь и мутя лапами прозрачную воду. Стало видно, что брюхо у него белое, как у лягушки.
    Кузьмич попятился в своей лодке, от Савитского распространялся сырой запах, похожий на запах дохлой жабы и гнилой рыбы одновременно, - тот, мощно рассекая воду, уже плыл к лодке. Плыл не брассом и не саженками, а как земноводное, отталкиваясь обеими задними лапами. Был он обвешан тиной, и нельзя было понять, где кончается растительность, а начинается туловище.
    -Кузьмич!!! - еще раз проквакал Савитский, - в свете фонаря было видно, как при словах у него изо рта брызнула густая речная тина. Он резво перебирал лапами, стремясь скорее добраться до лодки.
    -Ты же утоп! - прокричал Кузьмич навстречу приближающемуся монстру, - Тебя ж вместе со сторожкой в речку скинуло!
    Савитский молча приближался, лишь шумно выдыхал иногда.
    -Как же ты из омута вылез? - вновь вопросил рыбак.
    Мокрая тварь приближалась, хвост вспенивал спокойные воды реки, камыши ломались с отчетливым треском, как спички.
    -Ты не Савитский вовсе, - закричал Кузьмич, которого быстро затапливал страх - водяной ты!!! И меня... АА-А-А!!!
    Бывший сторож с шумом и ревом одним прыжком взгромоздился на борт лодки, распространяя запах гнилой рыбы, потянулся к рыбаку. Тот разглядел на лягушачьих лапах бледные когти с остатками рыбьей чешуи на них.
    -А-А-А-А!!! - завопил еще громче Кузьмич и, совершенно не соображая, что делает, запустил в монстра тяжелым аккумуляторным фонарем.
    Тот с разгона влетел чудищу в голову, послышался звон раскалываемого стекла, и фонарь погас, а Савитский тяжело опрокинулся с борта в темную воду, скрывшись сразу же в глубине.
    Кузьмич не медлил. Он всего секунду стоял, безумно оглядывая круги, расходящиеся на воде, а затем схватил весла и начал с бешено выгребать из камышей, движимый мыслью как можно больше увеличить расстояние между собой и страшным земноводным монстром, который раньше был его большим другом сторожем Савитским.
    Лодка вырвалась с шумом из камышей и споро пошла к стремнине, оставляя позади страшные заросли. Когда он отплыл метров на тридцать, из камышей донесся громкий квакающий вопль, полный тоски и отчаяния, а затем все стихло. Однако Кузьмич представлял себе беззвучно плывущего под речной гладью водяного и греб все дальше от берега, пока не оказался почти на средине реки.
    Тут его подхватило течение, из которого он уже не смог выбраться, и несло его вниз по реке на расстояние пяти километров, где ему удалось причалить, но пришлось бросить лодку и идти до Черепихово пешком.
    Да, не сможет он теперь жить в сарайчике на берегу реки. Будет теперь представлять, как склизкая чешуйчатая лапа хватает его за горло поздно ночью, будет видеть снующие тени в глубине реки. Да и не он один.
    …Настала ночь, и один из селян по фамилии Лемешев внимательно вгляделся в свои чешуйчатые руки без ногтей, принес из сарая канистру бензина, облился и поднес огонь.
    С воплем он выбежал на двор и там упал, но на фоне всеобщего разгрома этого никто не заметил, кроме плывущего по реке Кузьмича.
    Объяснительную записку бедняги так никто и не нашел. У села были другие проблемы. Черепихово мучалось кошмарами. Этой достопамятной ночью, первой Ночью После Бури, почти всему населению села снились плохие сны. То тут, то там раздавались испуганные выкрики, когда человек вскакивал с ужасом от очередного кошмара, будя родных, в некоторых домах вообще не спали.
    Снились в основном змеи, клубки разноцветных, разнокалиберных змей, яростно извивающихся, снилась осыпающаяся крупными пластами сухая чешуя. Еще снилось некое сгоревшее и разоренное поселение с выжженной поляной в центре. Сны были чуждые, страшные, непонятные. Они звали в лес, в темень и сырость, в глубину вод, сильно давили, так что, проснувшись, человек еще некоторое время косился на смутные ночные тени, не в силах понять, что же его так напугало.
    Еще снился темный пруд, с загаженной водой и темным лесом позади. Почти все знали это место, ведь это были Черепиховские пруды, в дальнейшем переименованные в Темные. Почему-то от прудов становилось страшно, хотя многие только недавно купались в них.
    Самым, пожалуй, страшным было желание обратиться в какого-нибудь зверя. Во сне всех тянуло стать змеей, или жабой, или слизистым тритоном, чтобы скользить, извиваться и прятаться в тину от суеты.
    Кошмары терзали деревню до трех утра, а потом резко прекратились.
    Утро облегчения не принесло. Наоборот, масштабные события, зародившиеся сутки назад, только разрослись. Те из селян, кто нашел в себе силы спать, сопротивляясь кошмарам, просыпались поутру и с удивлением находили в своих домах змей на месте исчезнувших родственников. Многие змеи были убиты, а остальные спаслись бегством. Те же жильцы, которые всю ночь просидели, не смыкая испуганных глаз, могли наблюдать весьма неприятные вещи.
    Жилец дома номер тридцать семь, Михаил Савичев, угрюмо сидел за деревянным столом, крытым грязной клеенкой. Он устало смотрел в окно, а глаза были красные от недосыпания. Эту ночь он не спал совершенно, хотя и пытался много раз. Закрыв глаза, он тут же засыпал, и ему являлся темный липкий пруд, с зарослями кувшинок по берегам. Из пруда поднимались какие-то испарения и лился в небо тихий зеленоватый свет. Сон этот был бы не слишком страшным, если бы не постоянное ощущение, что из пруда что-то вот-вот полезет.
    И как только во сне он это думал, то тут же понимал, что это нечто услышало его и сейчас поднимется из глубины, поочередно пересекая разнотоновые слои воды. Будет подниматься из той темной бездны, где живет (глупость, ведь известно, что в прудах нет мест глубже трех метров), а затем в рое мелких пузырей вырвется из воды и прыгнет к нему. Пока еще чудовище только двигалось вверх, но с каждым новым сном, приближалось к поверхности, метр за метром одолевая разделяющую их воду.
    В два часа ночи Савичев прекратил попытки заснуть, испугавшись неожиданно, что в одном из следующих снов монстр вырвется, и тогда селянину уже не очнуться от сна. Поздней ночью эта мысль была совершенно серьезна, и можно было даже поверить в нее, что он никогда бы не сделал днем. Так что после двух он не спал и заметил пару слабых огоньков в домах неподалеку. Значили ли эти огоньки, что другим тоже снятся кошмары? Или огни горят по другой причине?
    В соседней комнате громко храпел его брат Савва, спокойно спящий всю ночь, уж его-то явно не мучили кошмары, такой крепкий сон не разбудит никакой ужас.
    Утро было сравнительно позднее, девять тридцать утра. Пять минут назад прямо перед окном по бетонной дорожке проползла большая длинная змея и исчезла в кустах у забора. Разве в Черепихово есть змеи? Или это был уж? Да нет, уж не такого сизо- серого цвета, Это явно гадюка лесная, - и как теперь возиться в саду?
    С перекрестка, что находился через дом, донеслись истерические и болезненные собачьи визги, перемежаемые с глухими низкими взрыкиваниями сразу в несколько голосов. Там явно рвали какую-то псину. И похоже - серьезно, до смерти. В визг вкрались агонизирующие нотки, а затем он неожиданно оборвался.
    -"Все, что ли?" - подумал Савичев.
    Но вой возник снова, и гораздо ближе, казалось - раненная псина воет прямо под окном.
    -Что за черт? - спросил сам себя Савичев и вдруг понял, что воет не собака. Звук шел из комнаты Саввы.
    Селянин подскочил и медленно прошел к закрытой двери соседней комнаты, тихо толкнул дверь и та, скрипнув легонько, отворилась.
    Савва сидел на краю кровати, медленно, словно в трансе, покачиваясь. Он обхватил голову руками и издавал монотонный заунывный вой, который был не слишком похож на человеческий.
    -Савва? - приглушенно спросил Савичев, чувствуя, что происходит нечто неладное, да и что хорошего может случиться после таких снов? - Ты чего сидишь?
    -Аааа... - почти пропел Савва. - Болит все, чешется, аа-а-а!
    -Что с тобой? Ты чего за голову-то держишься?
    Сидящий поднял резко голову, слепо вытаращил глаза и вопросил:
    -Михаил! Это ты? Ты тут?
    Ответные слова застряли у Савичева в горле. Лицо брата было словно после сильного солнечного ожога, и кожа облезала на глазах и свисала измочаленными лохмотьями. Лишь некоторое время спустя он понял, что это не так. Лицо сидящего покрывала вырастающая прямо из кожи сероватая чешуя. Волосы у него выпадали и клочьями лежали вокруг на полу, лишился он и бровей. А в глазах почти отсутствовали зрачки.
    Первым позывом Савичева было выскочить с воплями прочь из комнатушки, в которым сидел такой жуткий монстр, а затем сорвать со стены ружье и прикончить чудовище. Но он сдержался. Сидящий на кровати был Саввой, и ему было плохо.
    -Что с тобой? - еще раз вопросил селянин. - Что с тобой происходит?
    -Не знаю, - ответил горестно Савва, его голос был сильно сиплым, почти шип, - руки мои, руки, чешется все, и не вижу ничего. Может - болезнь какая?
    -С тобой же вчера было все хорошо!
    -Было хорошо... А сейчас, видать, помираю...- И он бессильно завалился на койку, раскинув руки.
    -"Доктора"! - подумал Савичев - "Нужно скорее доктора! Скорую не вызвать, телефон не работает! Как же тогда"?
    Савва зашипел в подушку, явно находясь уже в беспамятстве.
    -"Тимаго! Наш местный врач – может, у себя? К нему надо!
    -Савва!! - начал тормошить он брата. - Не вались, вставай! Мы идем к доктору, он поймет, что с тобой, давай!!!
    Савва что-то просипел, тяжело приподнялся, клочья кожи к него с лица медленно сползали на подбородок, а оттуда на пол. С ужасом понял селянин, то у брата почти прозрачные веки.
    Савичев резко дернул сидящего за руку и довольно сильно оцарапался об чешую на ладони, чувствовал, как трясется эта рука, как с нее осыпаются крохотные чешуйки. Савва с криком поднялся, но чуть не упал и оперся о стену, затем оторвался от нее и заковылял, поддерживаемый Савичевым, в коридор.
    -Ну давай, нам совсем недалеко.
    Две пары ног потопали через комнату. Ноги Саввы были тонки, видимо, атрофируясь на ходу. Он спотыкался и тяжело с присвистом дышал. Глаза у него были закрыты, но сквозь прозрачные веки виднелись двигающиеся глаза.
    Кое-как выползли во двор. Выходя, Савичев прихватил с гвоздя ружье, мало ли что, в селе стало небезопасно после бури.
    Во дворе встали, Савичев прислонил Савву к стене, а сам побежал выгонять машину, по пути заряжая ружье. Машину выгнал неудачно, чуть не въехал в край гаражных ворот, а когда вернулся, то увидел, что брат стоит в окружении из пяти здоровых серых псов, что не двигаются с места и глухо рычат. Савва их не видел, он был без сознания. Псы, кстати, были довольно таки странные, шерсть густая, хвосты поленом висят.
    -Эй!!! - Закричал он, бросаясь к собакам. - Те мигом разомкнули круг и две из них прыгнули в сторону и исчезли за забором. - Пшли вон, шавки!!! И замахнулся рукой.
    Серые псы остались на месте, лишь злобно оскалили зубы, хвосты у них были поджаты и, похоже, не собирались уходить. На таких с кулаками набросишься - руки по плечи отхватят.
    -Ну ладно, - пробормотал он и сдернул со спины ружье.
    Коротко прицелился и выстрелил в крайнего пса. Заряд мелкой дроби угодил животному в морду, разворотив ее. Пес прыгнул вперед, но промахнулся и упал в грязь, где остался лежать неподвижно, лишь задняя лапа слегка дернулась и застыла.
    Савичев выстрелил второму псу в брюхо, и тот куда-то уполз, волоча за собой длинные ленты кишок. Третий решил не пытать судьбу и, бросив пост, молча скрылся за углом дома. Савва лежал на земле еще более неподвижный, чем только что убитый волк, и только по движению ребер можно было сказать, что он еще жив.
    -Давай, Савва! - крикнул Савичев и с трудом приподнял брата с земли, стараясь не смотреть на его лицо.
    Веки у того были по-прежнему закрыты, и Савичев испуганно подумал, что они срастаются.
    С трудом он дотащил тяжелое тело до машины и взвалил на переднее сидение. Сам сель за руль. Старенький жигуленок погнал вдоль по улице и у перекрестка переехал обгрызенный труп собаки коричневой масти. В тень шарахнулось несколько летучих мышей, что сидели на штакетнике возле дороги. Странно, разве они не вылетают только ночью?
    Савва сидел неподвижно, как бревно, глаза смотрели в одну точку, и он, казалось, не дышал. Но затем неожиданно высунул язык, сильно почерневший, с раздвоением на конце. Савичева затошнило, но он быстро гнал автомобиль по улицам. Людей почти не наблюдалось, видно - отсиживаются после бессонной ночи дома. Или у них сходные проблемы. Что же происходит?
    Больницы как таковой в селе не было, было что-то вроде лазарета, где дежурил доктор и пара санитаров. Не было надобности в большем, ведь всегда можно было вызвать скорую из города, что был не так уж далеко.
    Резко тормознув у этой местной поликлиники, Савичев выскочил из машины, вприпрыжку понесся по ступеням и ворвался в приемную, с силой толкнув дверь. Внутри стоял мускусный запах, гнилой, неприятный.
    Доктор Тимаго был тут. Он сидел, сгорбившись, за столиком и лихорадочно делал какие-то пометки в толстом журнале перед собой. Выглядел он устало, у него была короткая седая борода и круглые очки в пластиковой оправе. Он поднял голову от журнала и уставился на селянина.
    -А, Савичев? - сказал Тимаго - Случилось что?
    -Случилось! - торопливо сказал Савичев- брат мой Савва заболел, плохо ему, умрет, похоже, вот-вот...
    -А что с ним? - странно насторожился доктор.
    -В горячке. Все тело покрыто чешуей какой-то, глаза странные, да и не говорит уже, а сипит.
    -Как ты сказал? В чешуе и шипит? А язык какой?
    -Черный, и вроде как с раздвоением на конце.
    Тимаго с грохотом поднялся, вылупил глаза, руки у него тряслись, не то от страха, не то от слабости.
    -Иди отсюда!!! - неожиданно заорал он. - Иди! Брата твоего уже не спасти! И тебя, возможно!
    Савичев изумленно отступил:
    -Как же так, ведь он помереть может от этого. Как не лечить? Да что происходит, наконец?!
    Тимаго вышел из-за стола:
    -Я верно сказал, - произнес он уже спокойнее, - он уже третий на сегодняшний день. А первые двое не просто умерли, а с ними случилось нечто более жуткое.
    -Что?!
    -Они исчезли... И с Саввой будет то же, и со всеми скоро!!! Так что уходи отсюда, и вообще беги из этой деревни, это что-то заразное!
    -Я не брошу его, с ним творится что-то страшное. Но доктор, есть же какой-то шанс, что он выживет!
    -Есть, но он изменится так, что уже нельзя будет считать его человеком, - уже спокойнее произнес Тимаго - но мы можем попробовать, тащи его сюда.
    Савичев кинулся обратно и, добежав до машины, остановился. Савва смотрел на него, затем открыл рот без губ и зашипел. Его начало мелко трясти, он хватался руками за лобовое стекло и оставлял на нем мутные пятна.
    -Ну, пошли же! - сказал Савичев, открывая дверцу.
    На секунду ему показалось, что Савва не понимает его, но затем тот тяжело кивнул и сам попытался вылезти из автомобиля.
    С муками дотянули они до второго этажа, где доктор поддержал Савву с другой стороны, и вдвоем они повели больного к койке в углу кабинета. Тут Тимаго кинул Савичеву толстый армейский ремень и резиновый жгут, скомандовал:
    -Вяжи его!
    -Вязать? Как вязать?
    -Прямо вязать, накрепко прикрути его к койке, его сейчас начнет корчить. С теми тремя так было.
    Уложив брата на койку, селянин намертво привязал его ремнем и жгутом к койке. Стиснул зубы и старался не слышать, как Савва сильно шипит, когда ремни стягивают тело. Теперь получеловек был крепко привязан к твердой койке, а его закрыто-открытые глаза пялились в потолок. Закончив, Савичев отступил от кровати:
    -Что дальше?
    -Ничего, - ответил доктор, - будем ждать и смотреть.
    -Как же так. Вы ничего не сделаете, ничего не уколете?
    -А что я могу, посмотри на него, это не похоже ни на какую болезнь. Человек на наших глазах превращается в чудище. С чешуей. Нет, будем ждать.
    Впрочем, ждать долго не пришлось. Уже минут чрез пять глаза у Саввы обрели выражение, правда – какое-то непонятное. Он начал извиваться под своей привязью, шипел и дергал ногами, затем неожиданно высунул длинный и тонкий язык с вилкой на конце, сантиметров на тридцать, не меньше. Савичев и Тимаго, затаив дыхание, смотрели с другого конца комнаты.
    Тело привязанного менялось поразительно быстро, его корчили жуткие судороги, а лицо кривилось в гримасах. Чешуя на лице стремительно уплотнилась, обрела цвет и заблестела, а само лицо потеряло форму и потекло, словно черепные кости превратились в топленый воск. Он извивался, и было видно, что ног у него больше не две, а всего одна, удлиняющаяся с каждой секундой. Тело утончалось и вытягивалось, лицо тоже вытянулось, голова приняла сплюснутую форму. Глаза разошлись по бокам черепа. Он издавал жуткое змеиное шипенье. Стало видно, что ремни, плотно обтянутые вокруг человеческого тела, больше не могут удерживать изменившееся туловище Саввы. Он извивался, дергался, а затем стал быстро выкарабкиваться из перевязи, а глаза, темные, без зрачков, уставились на стоящих людей.
    -Стреляй!!! - заорал вдруг Тимаго, - Стреляй, или он доберется до нас!!!
    -Как я могу стрелять, ведь это Савва!
    -Это не Савва, это большая поганая гадина, гадюка!!! Стреляй!
    Савва выкарабкался наконец из-под ремней, распахнул пасть в мощном шипенье-реве и длинный ядовитый клык раскрылся в воздухе, как нож-бабочка. С клыка что-то капнуло. Он стремительно кинулся на нерешительно поднявшего ружье Савичева.
    И тот убил своего брата Савву.
    День разгорался, но не было солнца, и не было покоя в душах селян. С этого утра их ряды быстро редели. Те, кто ушел в Черепиховский лес по какой-нибудь надобности, в большинстве своем не вернулись. Произошли еще две автокатастрофы, после чего на машине на улицу уже никто не выезжал. Сейчас все сторонились друг друга. Но скоро их останется так мало, что им придется объединиться.
    Этот день оказался последним для тех двадцати трех человек, что имели несчастье выплыть на правый Черепиховский берег. О них никто так и не узнал, один за другим сгинули они в мрачной лесной чащобе. Последний каким-то чудом выбрался в село и помчался, дико вопя, по главной улице, а у него из спины на глазах вырастал кто-то ушастый и лохматый, но чертами схожий с бегущим. Не дав им разделиться, в конце улицы беглеца встретили трое селян с ружьями и расстреляли несчастного. Отвлеклись ненадолго, а когда обернулись, то лохматый вырос-таки из спины и с улюлюканьем удирал прочь. Поймать так и не смогли.
     
    Днем стадо трехглазых, отрастивших себе длинные чешуйчатые лапы и хвосты свиней долго и безуспешно атаковало дом семьи Варежкиных. Но Варежкины заперлись внутри и отстреливались через окна, так что щетинистым налетчикам пришлось отойти, оставив на поле боя девятерых собратьев. Еще пятерых он потеряли, когда пересекали Сиверскую улицу, где они попали под бешено несущийся трактор тракториста Коли, что в невменяемом состоянии гнал домой. На Черепиховских прудах он случайно наткнулся на огромную летучую мышь на человечьих ногах, что хлопала крыльями, пытаясь взлететь, а вместо этого падала в мутные воды пруда, грязно матерясь по-русски. Зрелище это так потрясло Колю, что он очнулся только у своего дома, с удивлением найдя на капоте поросячий хвостик.
     
    Во второй половине дня огромная стая летучих мышей пронеслась над селом, на мгновение затмив собой солнце и исчезла неизвестно куда. Еще в это же примерно время на человека напал пень. Селянин, который каким-то чудом остался в живых, утверждал, что пень, пока не шевелился, выглядел достаточно обычно. Просто пень от старого дуба, замшелый весь такой, в трещинах. Но когда черепиховец проходил мимо, у пня вдруг открылся пронзительный оранжевый глаз, а корни резво ухватили за ноги человека. Тот все же умудрился как-то отпинаться от взбесившегося обрубка, попав ему в глаз, а затем оборвал корни и сбежал. Самое неприятное было то, что во время рассказа ботинок, на котором засохла вязкая смола из глаза, неожиданно пророс в пол, пустив стремительно крепкие корни. С ботинком пришлось расстаться, но тут выяснилось, что и нога проросла тоже. Пришлось обрубить корни, что крепили беднягу к полу. Причем когда рубили, селянин дико орал и дергался, а из корней полилась красноватая смола.
    Больше рассказчика никто не видел, но заметили, что у собора неожиданно появилось новое небольшое дерево, что грустно шумело вслед уходящим.
    Последний работающий телефон в местной жилищной конторе успел передать, что выехали спасатели и грузовики с материальной помощью, после чего замолк навсегда. Провод, кстати, обрывался сразу за домом и выглядел так, словно его долго и старательно грызли.
    День прошел в мертвой тишине, на улицах было совершенно тихо, и редкие оставшиеся жители сидели по домам. Стаи серых тощих волков по пять-десять штук перебегали улицы, прятались в тени домов и, в конце концов, совершили налет на местную бойню, нажравшись там до отвала. По волкам иногда стреляли из окон, но в основном промахивались.
    В шесть вечера двадцать пять человек собрались в баре, а затем нанесли визит в оружейный магазин, где каждый нагреб себе массу оружия, некоторые сразу по три ствола. Затем они пошли вдоль улиц, громко окликая закопавшихся в домах людей и раздавая ружья. На следующее утро было решено собраться в баре всем имеющимся в наличии людям и обсудить, что делать дальше. На обратном пути девять склизких, покрытых чешуей тварей, похожих на ужасно исхудавших людей, встретили бойцов и яро на них накинулись. В схватке все монстры были перебиты, а отряд потерял четверых селян. Еще один превратился в змею чуть позже, и его застрелили. В составе двадцати человек вернулись они в бар, а оттуда тройками двинулись по домам.
     
    Последние искры заката погасли, а вслед за ночью начался первый шабаш. Был он похож и на последующие. То есть на тот, что пережил через некоторое время Сергей. Людей пугали стуки в стены, скрежет по потолку, гнилой запах, льющийся изо всех щелей. Странные твари орали под окнами, летучие мыши прорывались в стекла. Их встречали выстрелами, выкриками. Десятая часть оставшихся жильцов этой ночью съехала с катушек, еще часть превратилась в змей. Где-то в дома прорвались ночные чудища и порвали жильцов. Люди до самого утра таращили усталые глаза в окрестную тьму.
    Тем же, которые умудрились-таки заснуть, было не легче. Сны вернулись с удесятеренной силой, снова звали и манили в глубины пруда, жутко пугали. Но теперь в этих снах появилась центральная фигура. А именно - человекоподобное чудище в цилиндрическом тевтонском шлеме. Тот, у которого вместо рук были дергающиеся хвосты черных змей. За невидимое лицо его окрестили големом, и теперь он появлялся во всех снах, ходил вокруг черного пруда и что-то втолковывал спавшим селянам. Не было понятно что, ведь язык был чужд. Это был гортанный выговор, который лингвист определил бы как язык одного из финно-угорских племен. Люди вылетали из сна в жуткую реальность, а за окном нечеловечески орали, пытались прорваться. Двое других людей стояли на страже. Лежащий засыпал снова и видел опять голема, и гнилой зеленый свет горел в узкой прорези для глаз.
    Ночь пережили тяжело. Рано утром шабаш закончился, и основная масса селян, что не свихнулась и не сгинула, собралась в "Левом береге". Решали долго, пристрелили еще одного оборотня, но пришли только к одному решению - оставаться в обороне и ждать спасателей, благо они должны были приехать вот-вот.
     
    Спасатели действительно были недалеко. Три грузовика, один со спасательной бригадой и оборудованием, другой с двадцатью солдатиками-рабочими, собранными из ближайшей части, и третий с грузом одеял, снедью, словом - материальной помощью, уже вязли в густой липкой грязи, которой славилась глинистая Черепиховская дорога.
    Зрелище было безрадостное. Небо застлали тучи, и временами начинался слабенький моросящий дождик. Эта погода установилась крепко и не менялась вплоть до Серегиного приезда. Похолодало градусов на пять, а дорогу развезло. Грузовики шли тяжело, взревывая и не вытягивая больше пяти километров в час. Спасатели спали в кузове, вповалку на оборудовании, а их руководитель дремал мрачно в кабине, рядом с шофером.
    Эта мелкая водяная пыль, что висела с утра, угнетала и наводила тоску. В такой день только спать, а не разгребать мертвецов по разрушенным домам.
    Моторы грузовиков тяжело рычали, взбираясь на холм, затем машины перевалили его и покатились вниз, пробудив бригадира в переднем грузовике.
    Не напрасно. В том месте, где дорога проходила по краю обрыва, грузовик попал в поле влияния Черепихова, и шофер рядом с бригадиром обратился в змею.
    Руль был выпущен - и машину, по-прежнему катящуюся с холма, начало мотать из стороны в сторону и заносить на скользкой грязи. В кузове спасатели проснулись и обеспокоенно огляделись - их начало резко трясти, когда грузовик выносило на обочину и он мчался по кочкам.
    В кабине бригадир попытался схватить руль, но тут его ужалила сидящая на сидении змея, что раньше была шофером, он с криком отдернул руку, на которой мигом проступили две кровавые точки, но затем с ужасом снова ухватился за руль. Змея ужалила снова, и тут каблук спасателя расплющил ее по дверце. Грузовик яростно мотало, двигатель брехал на малых оборотах а бригадир спасателей, чувствуя как в голове начинает шуметь, пытался удержать грузовик.
    Машину трясло мелкой дрожью. С одной стороны был обрыв с рекой внизу, с другой - густой старый лес, а впереди чернело село Черепихово.
    Из леса вразвалку вышел громаднейший щетинистый вепрь. Он был размером с быка, весь покрыт отваливающимися кусками жесткой шкуры, а сзади волочился хвост, похожий скорее на крокодилий, чем на свинячий. Раньше это чудовище было боровом Васей и воспитывалось на местной свиноферме, но теперь тьма, быстро окутывающая все вокруг, коснулась и его. Третий глаз слепо пялился в серое дождливое небо, но два других горели ясной решимостью. Из нижней челюсти выпирали два здоровенных желтых клыка, а из верхней проклюнулся ядовитый зуб.
    Боров уставился на приближающийся грузовик и некоторое время рассматривал с тупым удивлением. Затем издал тихое шипенье, резко переросшее в трубный рев, совсем не свойственный свиной глотке, и вепрь кинулся на грузовик. Он становился змеей, но туп он был по-прежнему и, кинувшись на машину, ударил ее лоб в лоб.
    Примерно в это же время, бригадир спасателей, измученный действием яда, выпустил руль. Тяжелый стальной грузовик ударил борова, и тяжеленную свинью откинуло в сторону, где она проделала своей тушей немалую просеку. Машина же от удара резко свернула и преодолела те несколько метров, что отделяли грунтовку от обрыва. Пятитонный грузовик, груженный дорогим оборудованием, передвижными лебедками и мобильным телефоном, а также пятнадцатью спасателями, полетел вниз в гостеприимные воды великой реки Волги, принявшей в этом месте уже немало народу. Одни спасатель успел выскочить из падающей машины и повис на краю обрыва, который крошился под его пальцами, затем его лицо исказилось, и он превратился в змею. Рук у змеи не было, и он полетел в воду. Сверху было видно, как шныряют в реке некие темные многолапые тени.
    В полукилометре отсюда, сидя на крышах домов, черепиховцы наблюдали за творящимся.
    Второй грузовик резко затормозил, его повело, но шофер сумел остановиться, едва не опрокинув машину. Как только грузовик встал, в кузов его кинулось нечто напоминающее полуразложившуюся рысь, подросшую раза в полтора. Чудь эта, распространяя вокруг запах гнили, одним прыжком влетела внутрь, и оттуда донеслись испуганные вопли бьющихся с ней солдат. Оружия ни у кого не было, и они отбивались голыми руками. Испуганный шофер выскочил из машины и с ужасом смотрел, как из кузова вылетают кровавые ошметки. Следом за ними вылетела и рысь, грохнулась об землю, не удержалась и покатилась к обрыву, а затем рухнула вниз. Далеко внизу раздался плеск.
    В кузове было тихо, затем из него выползло четыре змеи, бросили на шофера тяжелый взгляд и скрылись в лесу. Рядом притормозил второй грузовик, и его шофер вышел из машины.
    Два оставшихся в живых человека ошеломленно встали возле своих машин. Было видно, как селяне на крышах домов требовательно машут руками – мол, уезжайте отсюда, пока сами живы! Но водители стояли, потому что они видели, что творится вокруг.
    Впереди, где уже виднелась черта черепиховских домов, дорога уходила чуть-чуть вниз. Там в низине было видно скрытое движение и шевеление. Его не было видно, если глянуть в упор, но заметно краешком глаза. Некие мелкие твари ползли, тщательно маскируясь, сливаясь с землей. Они прятались в тенях домов и сновали в кронах близких деревьев. Они были маленькие и большие, и их движение было упорядоченным. Вместе они незаметно перегораживали дорогу.
    На въезде в Черепихово возник кордон.
    Шоферы обернулись и увидели такой же кордон позади грузовика, они были окружены надежно. Первый водитель глянул на второго. Тот стоял с тяжелым ломиком в руках и озирался.
    -Что же делать?
    -Давай напролом! Авось повезет...
    Они кивнули друг другу и забрались во второй грузовик. В первый не пошли - у него из кузова медленно лилась кровавая каша, что раньше бывшая солдатами. Двигатель взревел. Селяне на крышах увидели, что они собираются делать, и отчаянно замахали руками. Сделали даже несколько выстрелов в шевелящуюся массу монстров, но дробь не долетала до дороги. Грузовик тронулся и, яростно набирая скорость, покатился вниз к Черепиховской черте. Маленький волк метнулся под колеса, был отбит и теперь корчился в грязи в отдалении. Еще пара мелких тварей встала на пути грузовика, а одна даже прыгнула на стекло, ее откинуло прочь. А на стекле расплылась сеточка мелких трещин. Следом дверь грузовика открылась, и из нее выпала змея, которую тут же намотало на колесо. Это был один из водителей, второй все еще сидел за рулем. Скатываясь с холма, массивный грузовик набирал безостановочно скорость, давя и отбрасывая попадающихся на пути тварей. А затем вломился в кордон.
    Дальше ему не дали уйти. Полторы сотни разнообразных мелких чудовищ, большинство который было мутировавшими лесными зверьками, встретили тяжелый грузовик. Сразу штук тридцать тварей, похожих на волков, мелкие белые мыши, две-три раздувшиеся до полуметрового размера жабы кинулись на передние колеса, забили колесные ниши своими телами. Их рвало, плющило, раздирало на части, они лопались, забивая собой рессоры и амортизаторы, лишая колеса возможности крутиться. Еще пара десятков змей атаковали задний мост. Выросшие из-под земли белые корни ухватились цепко за подвеску.
    Грузовик начал останавливаться. Он, как кит, двигался в море мелких снующих туда-сюда тварей, оставлял после себя нечто напоминающее свежий мясной фарш, из которого торчали обрывки чешуи, шерсти, бледных дрыгающихся лап.
    Мучительно медленно продвинулся грузовик еще на несколько метров, а затем поток мелочи захлестнул его, и он начал переворачиваться. Медленно, тяжело кренился, и селяне видели, как шофер пытается выбраться изнутри через окно. Наконец стреноженная машина рухнула и придавила собой еще сотню мелких чудовищ. Остальные отскочили в стороны и образовали собой ровный круг, в центре которого, как мертвый доисторический зверь, лежал опрокинутый грузовик. На кабине машины стоял ее шофер, он махал ломиком, что-то кричал и пытался найти хоть одну щель в сплошном море зверей. Две или три неосторожные твари отлетели под ударами ломика в толпу своих собратьев. Лом бил на совесть.
    В битве с машиной уцелело не так уж и много зверьков, и теперь их оставалось около пятидесяти, причем крупных среди них было не больше десяти - в основном мыши, крысы, змеи, около десятка огромных пауков-крестоносцев. Все это стадо сидело и молча смотрело на беснующегося наверху кабины человека.
    Затем сразу три худых до невозможности волка с тремя глазами предприняли попытку нападения. Но шофер хотел жить. В своем ужасе он давно перешагнул черту оцепенения и теперь находился в состоянии, близком к берсеркеру. Одного волка он в прыжке сбил ногой, второй получил ломиком в морду, а третий попытался вцепиться в левую руку, но промахнулся и с грохотом рухнул на синий металл кабины. Секунду спустя шофер схватил его и приложил о балку кузова, с такой силой, что крепкая звериная башка лопнула, а глаза вылетели из орбит. Водитель схватил мертвого волка за хвост и кинул в толпу чудовищ. Те аккуратно раздвинули окружность, которая теперь охватывала и тела трех волков, лежащих на голой земле.
    В отдалении черепиховцы, затаив дыхание, следили за противостоянием. Водитель, не переставая, махал ломом и, похоже, не знал усталости - вот что делает страх с человеком.
    Словно договорившись, передние ряды сидевших вокруг тварей рванулись к кабине и попытались взять ее штурмом. Но водитель не дался, он давил мелочь под ногами, более крупных охаживал ломиком, отбрасывал вниз, его уже укусили не менее десятка раз, но он словно не замечал этого, орал и яростно дрался. Ему помогало то, что он стоял на кабине и возвышался над старающимися затопить его чудищами.
    В какой-то момент он его чуть не опрокинули, но он устоял, весь облепленный лесными порождениями. Человек скидывал их с себя, сбивал ломиком. Ногами воевал с наступающей снизу гадостью. Он не собирался сдаваться, и атака захлебнулась, превратилась в яростную бойню, и когда лесные твари это поняли, то откатились назад, снова образовав круг, окружающий грузовик. Шофер наверху орал, что-то грозил, он был весь истерзан и исцарапан. Кровь капала на кабину и расплывалась красными кружками по синей краске.
    Окружающие его снова молча сидели и смотрели на беснующегося человека, в то время как управляющая ими сила решала, как поступить. Замолчал через некоторое время водитель, молчали селяне, смотря на эту битву титанов. Молчали, но про себя убивались и кляли тяжелую судьбу, из-за которой он оказались в осаде.
    Затем в лесу что-то захрустело, раздвинулись тонкие деревья, а края круга расступились, давая проход выходящим из леса.
    Шофер во все глаза уставился на пришельцев. Это были два человека. Они, пошатываясь, заплетая ногу за ногу, двигались к грузовику. Один одет был в яркую оранжевую куртку с броской надписью, бейсболку и джинсы. Вся одежда была порядком истрепана, изодрана, сильно запачкана грязью. На поясе был поясной кошелек на ремне, из которого в беспорядке торчали денежные купюры. Второй - не менее броско, в заляпанных илом шортах. На шее болтался расколотый вдребезги фотоаппарат "Кодак". На обоих поверх одежды были нацеплены белые пенопластовые спасательные жилеты с черными завязочками на спине. Лица были бледные, зеленоватого оттенка. Взгляд отсутствующий настолько, что глаза кажутся двумя нарисованным кружками на зеленом плоском лице. Вид у них был настолько несуразный в этих спасательных жилетах и фотоаппаратом на шее, что водитель начал смеяться, истерически, чуть ли не сгибаясь пополам.
    Пришедших никто не знал, но часто плавающий в круизах человек сразу же опознал в них типичных туристов. Собственно, это и были туристы с покойного теплохода "Циолковский", которые тремя днями ранее были выброшены на черепиховский пляж. Они были абсолютно спокойны, как спокойно дерево у дороги, они даже не смотрели в сторону смеющегося на кабине человека. Они были спокойны, потому что погибли уже два дня назад, а сюда пришли уже только их телесные оболочки.
    Мерно прошагали они мимо замерших в круге тварей и, когда они приблизились, шофер перестал смеяться.
    С яростным воплем он спрыгнул с машины и, подняв лом, кинулся на нелепые фигуры туристов. Он двигался так быстро, что туристы не успели ничего предпринять - лом врезался в лоб одного из них. Раздался треск, и изо лба бывшего пассажира полетела свежая деревянная щепка, теперь там была выбоина, которая медленно наполнялась вязкой пахучей смолой. Лицо пришедшего не изменилось, и он протянул руки к шоферу. Тот вскричал дурным голосом и обрушил на деревянных град ударов ломом. Бил со всей силы. Не щадил рук, лом почти вырывался при ударах.
    Туристы не реагировали на удары, от них густо летела щепка, глаза на поверку оказались тоже деревянными. Они лишь тянули руки к шоферу, и из ладоней у них быстро росли длинные белесые корни, что извивались и дергались. Водитель не обращал внимания на корни, бил в лица, что просто разваливались от ударов, и задергался лишь тогда, когда корни густо обвились вокруг шеи, рук и ног, намертво спеленав беднягу.
    Шофер что-то задушено прохрипел, затих. Туристы бесстрастно повернулись и тяжело пошли, неся между собой неподвижного шофера. Головы у них были размочалены, торчали свежие лохмотья древесины, щепки. Древесина была яркая, белая, как у только что срубленного молодого дерева. У одного из того места, где раньше было ухо, тянулся зеленый молодой побег, зеленели крохотные листочки. Когда они отошли от грузовика метров на десять, корни уже не просто держали шофера, а намертво вросли в кожу, которая на глазах становилась все больше похожей на тонкую кору. Эта странная сросшаяся троица проследовала под деревья и растворилась в серо-зеленой лесной мгле.
    Звери еще некоторое время сидели кругом, а затем ровно двинулись к машине. Из леса к ним подходили новые и новые подкрепления маленьких, пушистых и не очень тварей. Они заливали поверженную машину волной из сероватых и коричневых тел, кидались под перевернутое днище.
    Селяне в отдалении сидели в полнейшей прострации. Переваривая мысль, что к ним, похоже, никто не придет, они снова всматривались в происходящее на кордоне.
    Мелкие зверьки уверенно лезли под днище машины. Их там скопилось уже столько, что из-под колес высовывалась сплошная масса шевелящихся и дергающихся хвостов, лап, челюстей. Эта масса набухала, расширялась все больше и больше, из-под днищ слышался писк и хрип. Черепиховцы наблюдали за этим обрядом, не в силах понять, что делает эта мелкота.
    Ручейки зверьков стекались к упавшему грузовику и исчезали под ним. Затем по окрестностям пронесся глубокий стон металла и грузовик, все еще лежа на боку...- поднялся. Теперь он висел в сантиметрах двадцати над липкой дорожной грязью. Было видно, как легион монстров копошится под ним, удерживая на тысячах спинах многотонную массу машины. Верхние ряды зверьков, не выдержав давления, лопались и растекались по нижним собратьям, но им на смену из леса вытекали еще десятки и сотни тварей. Грузовик висел на единой живой массе, затем, не торопясь, поплыл к обрыву, медленно покачиваясь, дополз до края, а затем, качнувшись еще раз, прыгнул вниз. Тяжело перевернулся в воздухе, блеснуло на миг ветровое стекло, а затем рухнул в темную воду. Где-то там, в глубине, лежал и первый грузовик. Синяя кабина еще некоторое время выглядывала из воды, словно некое речное животное выставило ноздри подышать. Затем мутные воды Волги поглотили машину.
    Оставшийся грузовик кто-то утащил в лес. С жутким скрежетом, качаясь из стороны в сторону, машина задом исчезала в ветвях. Видимо, тащили ее сами деревья, или что-то похожее на них.
    Штук пятьдесят зверьков выметнулись на поле битвы и торопливо стали собирать своих павших собратьев и уносить их в пасти, кого в лес, кого в реку. Странным образом исчезла кровь, обильно оросившая Черепиховский въезд, исчезла даже грязь, с которой эта кровь смешалась, придав жидкой земле розоватый оттенок.
    Пятнадцать минут спустя ничто уже не указывало, что здесь когда-то находились три грузовика с людьми. Пошел легкий холодный дождик, и место выглядело пустынным. Но кордон был, его было видно в телах, снующих под дождем, по-прежнему прячущихся в темных закоулках.
    Черепихово было в окружении.
     
    Тридцать минут спустя, после уничтожения грузовиков спасателей отчаявшиеся жители Черепихово предприняли яростный штурм кордона со своей стороны. Теперь у всех были ружья, и бой случился нешуточный. Въезд заполнился грохотом выстрелов, тяжелым пороховым дымом. Обезумевшие селяне палили направо и налево, топтали тварей ногами, били прикладами. Монстры десятками падали под выстрелами, часть была раздавлена и разорвана руками. Над обрывом раздавались проклятья и звериные визги.
    Поначалу отряд селян неукротимо прорывался вперед, а затем начал, подобно грузовику, замедляться, захлестнутый волной все прибывающих отовсюду монстров. Люди вламывались в волны чудовищ, воевали со всей яростью, ничем, пожалуй, не уступая покойному шоферу грузовика, но их все-таки захлестнуло морем зверей.
    Черепиховцам пришлось отойти, а затем и вовсе бежать, на ходу отстреливаясь из ружей. Во время бега почти у всех закончились патроны, и они отбивались, чем могли.
    Потеряв не менее трети бойцов, селяне вернулись на исходные позиции. Еще раз забравшись на крышу, они увидели, что место, где только что все было усеяно трупами павших зверьком, снова чудесным образом опустело и видно лишь грязную грунтовку, да лес неподалеку. С этого момента черепиховцы опустили руки и отправились в местный бар, где погрузились в пьяный ступор, в котором и находились к моменту приезда Сереги.
     
    Ночью снова начался шабаш. Люди не спали, отстреливались в окна, орали в ответ на вой окружавших тварей. Тем, кто спал, снился голем. А где-то в три утра он собственной нематериальной персоной прошелся наискось через все жилые дома, вызвав немалый переполох и массу потраченных патронов, которые испуганные жители выпалили в пришельца. Причем один из селян попал в собственного соседа, что находился за големом.
    Селянину Никонову этой ночью тоже сильно не повезло. Около двух, он с тремя соседями держал оборону дома от тварей, как неожиданно шум возле дома стих. Недоумевающие жители осторожно выглянули в окно и узрели на фоне освещенного луной неба исполинскую лохматую фигуру, в голове которой жутко светились два зеленых глаза. Это был огромный медведь шатун, и луна серебрилась на его гладкой шерсти. Чудовищный зверь поднялся на задние лапы, громогласно заревел на все село и ломанулся в стену дома.
    К несчастью, стены дома Никонова оказались не слишком прочны, и с третьей попытки медведь разломал бревенчатый заслон и вломился в комнату, к остолбеневшим селянам. Он двигался стремительно и успел подмять под себя двоих соседей Никонова, когда тот выпалил из тяжелого дробовика пулями. Обе пули попали медведю в голову, но он рванулся и задрал последнего селянина, прежде чем сдох сам.
    Луна зашла за тучу.
    На утро, почти перед рассветом, к селянину Колосьеву, вломилось в дверь непонятное чудище. В предрассветном сумраке жилец разглядел человека огромного роста, агрессивно взмахивающего похожими на лопаты руками. Колосьев испуганно выстрелил, заряд отрикошетил от пришельца и попал в лоб Колосьеву, убив на месте. Пришедшие днем селяне с удивлением увидели в доме Колосьева гранитную статую основателя Черепихово, сотника Сивера, стоящую неподвижно над трупом селянина. Некоторые усмотрели на неподвижном лице статуи легкую усмешку, но никто не мог сказать наверняка, была ли она.
     
    Днем в баре произошло событие. Селянин Гриднев, до этого спокойно сидевший за столиком с друзьями, вдруг прямо у них на глазах обратился в деревянную колоду, с приставшими к ней остатками гнилой коры, на которой было грубо вырезано лицо и написано его имя. А сам Гриднев стоял в это время в дверях бара и изумленно лупал глазами на деревянный обрубок. В дальнейшем такие перевертыши приходили еще к нескольким селянам, но зла вроде не причиняли, и на них престали обращать внимание.
    И понеслись дни за днями. Ночью были шабаши, и неизменный голем под утро, днем посиделки в барах, кто-то опять становился змеей. Ставни домов были закрыты, народ ходил с ружьями и шарахался от любого слабенького звука.
    К моменту появления неизвестно как проехавшего через кордон Сергея деревня Черепихово переживала тяжелейшую стадию своей блокады.
     
     
    7.
     
    -Вот так, - произнес Щербинский спокойно, - теперь ты понимаешь, куда вляпался.
    Лапников грустно кивнул, он уже это слышал. Солнышко падало в окна, крошечные песчинки вились в воздухе, играли, переливались, в окна рвалась мощная здоровая зелень середины лета. Как-то не вязался этот денек с рассказом селянина. Но Сергей знал, что за днем придет ночь.
    -Хочешь сказать, - произнес Серега, - что ты принял меня за эту деревянную чурку с именем.
    -Именно за нее и принял. Ты вообще был похож на перевертыша. Только вот у них обязательно бывает оригинал, а еще одного тебя мы не видели.
    -Дела-а-а... - протянул Сергей, глядя на елозящую под столом собаку - Так влипнуть надо еще суметь.
    -Так влипли, - с кривой усмешкой пояснил Лапников, - во всем мире только сорок восемь человек, и все они находятся в этой деревне.
    Серега, медленно переваривая рассказанное (что после ночных событий было не так уж трудно) устремил взгляд на стойку, под которой грудой лежали ружья, некоторые до сих пор с ценниками. Три понурых типа, сидевших в уголке, неожиданно заволновались, заворочались. Один их них, сидевший близко к стене вскочил, изумленно оглядывая свои руки и попятился от остальных. Он безумно вращал глазами, а затем распахнул рот и заорал. Лицо и руки были в чешуйках, которые тихо осыпались на пол при резких движениях.
    Двое других тоже поднялись, лица их были каменными и мрачными и боком стали заходить на оборотня. Тот пятился от них, заорал, оглядываясь, но остальные равнодушно смотрели на него, ожидая развязки.
    Прижавшись к стене селянин обрел неожиданно дар речи и сдавленно запричитал.
    -Нет, вы что, не надо, это пройдет, это не то...не то...
    Резво кинувшись вперед, его бывшие соседи профессионально скрутили ему руки, ругаясь, когда царапались о чешуйки. Тот попытался вырваться, его приложили лицом об стол - он сразу затих. Только причитал, когда его вели через бар, прихватив заодно ружья.
    Троица вышла за дверь, на выходе скрученный издал болезненный вопль, затем его пихнули и он замолк. Все собравшиеся молча слушали. В мертвой тишине бара слышалось только приглушенное сопение Венди.
    Через некоторое время до них донесся одинокий звук выстрела. Двое вернулись. С мрачным выражением лица они двинулись прямо к стойке.
    -Теперь сорок семь - вздохнул Лапников - Змеиная болезнь в разгаре.
    -Полицейские какие-то порядки - проворчал Сергей, мрачно глядя на спутников, - Говоришь, это назвали змеиной болезнью?
    -Да змеиная болезнь, от нее нет спаса никому. Сейчас ты человек, а через пару секунд уже змея. Тебя ловят, сворачивают шею и вешают на столбе. Спасения нет.
    -Это хорошо еще, если сразу в змею, - заметил Щербинский, - а бывает - как этот. Ни змея, ни человек, тварюга чешуйчатая. Вот ты говоришь, почему стреляем сразу, так ведь если сразу не пристрелить, станет таким чудо-юдом, что потом только бегом спасайся.
    -Но ведь он вроде как человек, понимал все, просил отпустить. Подумаешь, в чешуе.
    -Это он сейчас понимает, просится. А потом как говорить забудет, шипеть начнет, и получится из него змей. Не поверишь, у нас на кордоне встретили такого. Змей, в человечий рост, голова как у лося, да к тому же не одна, а две. И по три глаза у каждой.
    Серега ухмыльнулся, этой ночью он видел монстров и пострашнее.
    -Трое наших в это время как раз до дома шли, - продолжал Щербинский, - напал на них, они стрелять начали. Двадцать четыре патрона извели. Двенадцатый калибр. Да от такой дозы и слон копыта отбросит. Или что у него там...
    -У такой змеюки и чешуя должна быть пропорционально толстая, то есть почти броня - вставил журналист. Он повозил ногой шлем, что стоял под столом.
    Солнечный луч медленно двигался вдоль высохших половиц, за окном пели птицы. В баре было на удивление тихо и спокойно, словно не пристрелили только что неподалеку человека, пусть даже наполовину обращенного в змею.
    -Темная какая история, - сказал Сергей, - непонятная. Я, как журналист, изучал историю Черепихово. Такое ощущение, что зародилась она довольно-таки давно, древняя она. Был ранее такой случай.
    -Ага, - тут же перебил Лапников, - эта та, которая с волком-звонником?
    -Именно так, тоже интересовались?
    -Было дело... Совпадения тут, конечно, интересные. Тоже буря, тоже разгром, а потом началось.
    -Хочешь сказать, что и раньше такое случалось? - спросил с некоторым удивлением Щербинский.
    -Случалось и раньше, по-моему, это преследует село с момента основания, когда только племя выгнали, - сказал Сергей, - кстати, я не знаю названия племени, хотя у меня и есть некоторые сведения...
    -Племя звали Лемех - произнес журналист. - Это было языческое, не слишком крупное племя, жило охотой, в общем-то никому особо не мешало. У них был какой-то культ природы, сейчас уже все позабыли имена их богов.
    -И церковь построили прямо на капище.
    -Их шамана отловили, помнится, не дали убегнуть, - Лапников снова пнул шлем, - и разодрали, как водится, на двух березах.
    -Однако... - Заметил Щербинский.
    -Шамана-то разодрали, - сказал Серега со вздохом, - но это было более пятисот лет назад, и меня, в общем-то, не волнует какой-то шаман, когда вокруг меня снуют чудовища и близится ночь. Не могу удержаться, но я теперь все время думаю о будущей ночи.
    -О ночи не беспокойся - сказал зоотехник. - Переживем как-нибудь, если хворь змеиную пронесет.
    -И все же я хотел бы решить, что мы будем делать дальше.
    -Ну, как вот эти позади, сидеть и ждать мы не будем, - сказал бодро Лапников - это они здесь жили и, может быть, родились, а для нас это место чужое.
    -Да уж...
    -Может быть, была бы ситуация менее опасной, - продолжил он, - я бы попробовал раскопать и понять, что здесь происходит. Но сейчас я такой потребности не испытываю. Я вообще жить хочу. И неизвестно еще, когда я теперь смогу спать нормально. Предлагаю выбираться.
    -Всегда за! - поддержал Сергей - Я уже давно об этом думаю. Честно говоря, с момента въезда в село. Попытаюсь заменить аккумулятор в машине и уехать отсюда. Чтобы не гуляли вокруг всякие эти ...големы.
    -Любопытная, кстати, фигура, - вновь заговорил Лапников, пристально глядя на шлем, - я бы сказал, что он является не простым порожденьем этого места, колоритная личность, когда-то он жил здесь.
    -Эк, куда нас занесло, - сказал Сергей, - кем же мог быть такой монстр, с хвостами вместо рук.
    -Если верить, всем этим побасенкам о призраках, змеиные руки он обрел в новом воплощении. Вы заметили, как он был странно одет?
    -Нет, я тогда мало что замечал, довели.
    -Так вот, он был одет в тяжелые медвежьи шкуры, грубые такие штаны и рубашка, да еще и беличья грязная накидка сверху. На груди висел амулет, то ли корешок какой, то ли животное мелкое высушенное, а на ногах мягкие торбаса из змеиной кожи!
    -Из змеиной? - спросил Сергей заинтересованно.
    -Да, на чулки похожие, чешуйчатые. И посмотрите еще. Ко всей это меховой примитивной одежке, на голове красуется тевтонский металлический шлем, похожий на ведро. К слову сказать, Лемехи железа не знали, топоры да секиры были каменные. Так как же стальной шлем попал на башку к голему?
    -А вообще он почти материален. - Тихо произнес Сергей. - Ведь я как-то умудрился сбить шлем у него с головы.
    -А где вы рубили? - Спросил журналист.
    -Вообще по шее, - признался приезжий, - и в какой то момент мне показалось, что вместе со шлемом отлетела и голова.
    -Любопытно, били-то голема топором, а топор из железа, неужели и правда железо для них страшно?
    -Так пули тоже вроде не деревянные, - вставил Щербинский, - а садили в него много.
    -Пули свинцовые, - терпеливо пояснил Лапников, поднимая с пола шлем и ставя его на стол, взгляды сидевших вокруг сразу скрестились на нем, многие выглядели испуганными, - по старым поверьям, именно железо может причинить вред нечисти, хотя и не всей.
    -Надо полагать, лучше железа только серебро, оно залечивает раны. Осветляет все вокруг, и только им можно убить волка-оборотня и отпугнуть вампира. Серебро и огонь - заметил Серега, щупая шлем, тот был шероховатый, и чем-то неуловимо неприятный. - Мне вот только одно интересно, каким же образом наш голем, без сомнения нечисть ночная, носит вот этот явно железный шлем?
    -Ну голем, вероятно как раз из тех тварей, что железо терпит, ведь он был ранее человеком, по крайней мере частично терпит. Может и шлем покорно носит, но вряд ли просто так мучается, скорее всего этот шлем хоть и железный, да оскверненный, так что его сила теперь направлена в другую сторону. Не хочу предполагать, но скорее всего его бывший владелец был замешан в чем-то нехорошем, а затем прямо в этом шлеме и убит.
    Серега поежился, яркий день вокруг словно посерел, съежился, подуло из окна ледяным ветерком, даже солнце теперь казалось глупым нарисованными на небе блином, не светило и не грело. Ночь приближалась.
    -Странный у нас разговор, - сказал приезжий, нахмурившись, - сидим тут и совершенно спокойно говорим о големах, волках, нежити какой-то, о проклятиях говорим, о железе священном.
    -Это реальность - веско сказал Лапников, спуская шлем под стол, - реальность, и я удивляюсь, как до сих пор нахожусь в трезвом рассудке.
    -Я представляю себе, что я в сказке, так как-то легче, можно рассуждать об убойной силе серебра.
    -А я, например, очень люблю читать фэнтези - сказал Лапников.
    -И я тоже. Мечи против колдовства! - улыбнулся горожанин.
    -Топоры...- хмуро произнес слушавший ранее Щербинский, и Серега сразу понуро замолк.
    -Только наше с вами фэнтези пожестче, помрачнее, здесь мы имеем в противниках некую древнюю силу, которая берет у людей не сколько тело, сколько душу.
    -Душу, если она есть, пожалуй - подставлять не стоит - сказал Серега в раздумье. - Тем более я хочу как можно скорее выбраться отсюда и все забыть.
    -Забыть не удастся, по психиатрам еще набегаешься.
    -Что психиатры по сравнению с этим - ухмыльнулся невесело Серега - я и не знал раньше, что это за ощущение, когда тебя вот-вот прибьют, страх за жизнь и неуверенность в завтрашнем дне, да что день, ночей боюсь!
    -Страшно... - нервно повозил шлемом по полу журналист. - Все страшно. Мы должны сейчас идти к синему дому и попытаться починить Сергеев автомобиль, кажется, его не слишком изуродовали. А после этого выехать из деревни. Щербинский, вы с нами?
    -Не хочется вам это говорить - сказал Щербинский, глядя в сторону, но нам вряд ли удастся покинуть деревню, ни выехать, ни выйти.
    -Это почему же?
    -Да все по тому же. Кордон. Через него даже на грузовике не прорвались. Тридцать человек с ружьями взять не смогли. А вы вдвоем попытаетесь пройти?
    -Ну ведь в деревне все так быстро меняется. Это было неделю назад, возможно, теперь кордон ослаб, или его нет.
    -Да как же его может не быть?
    -Ну вот мы с Лапниковым как-то же прошли? - Сказал Сергей, глядя на Щербинского. - А еще по дороге я встретил какого-то старика, который тоже шел из деревни. Ведь он как-то вышел.
    -Старика, говоришь? - насторожился Щербинский. - Какого еще старика?
    -Старик и старик, древний просто, с бородой такой белой, он еще змею убил на дороге, Василием обозвал и убил.
    -Вот как? Страненнько...
    -Все здесь странненько и непонятненько, - сказал Серега - мы все-таки попробуем пройти.
    Он и Лапников поднялись из-за стола. Щербинский остался сидеть.
    -Вы с нами или нет? - Спросил Лапников, наклоняясь к столу. Щербинский еще подумал, потом проворчал:
    -Не выйдет у вас ничего, порешат...
    -Авось не порешат, пошли.
    Селянин тоже поднялся:
    -Пошли так пошли.
    Вместе вышли в солнечный день. На часах было около двух. С ружьями в руках троица двинулась к синему дому. Сергей был уверен, что эту ночь он тут ночевать не будет.
    Уехать на машине они не смогли. В то время, пока они совещались в баре, кто-то основательно погрыз целые еще утром шины. Их резиновые лохмотья обильно усеивали пространство вокруг машины. На солнечном свете весело блестели оголившиеся литые диски.
    Увидев это, Сергей разразился яростной бранью, пару раз влепил со всей дури по бывшему колесу, и гневно швырнул ружье на землю, не подумав совсем, что оно может от такого обращения запросто выпалить.
    -Да-а-а, - созерцая разгром, промолвил Лапников, - не углядели за техникой, никуда мы теперь не уедем. А других машин в деревне нет?
    -Вот уже с неделю как нет, - сказал Щербинский, - большинство, кстати, в Волге.
    -Все здесь в Волге, все, что было, в реке!!! - выкрикнул Сергей гневно, - он еще помнил, как всего месяц назад менял старые шины на новые, широкопрофильные, - хотел бы я знать, как эта нечисть умудряется шастать днем, когда светло?!
    -Шастает не нечисть, а их ближайшие слуги, пораженные змеиной болезнью, типа тех волков с тремя глазами, они могут действовать и днем.
    -Неизвестно тогда, кто опасней.
    -Опасней всех голем, не зря он тут шастает.
    -Короче, - сказал Щербинский - уж если мы не можем уехать, так попытаемся пройти так. Пойдемте?
    Серега с тоской взглянул на свой искалеченный зеленый Форд, похожий теперь на раздавленного жука-бронзовку, лежащий брюхом на влажной земле. Вздохнул, часы у него на руке неотвратимо отмеряли секунды, с каждым щелчком приближаясь к ночи. Синее радостное небо неожиданно стало давить, словно находились они под навесом из яркой ткани, скрывающий собой темный хаос. Сдерни ткань и увидишь мрак во все своей красе.
    Осмотревшись, они двинулись в обратный путь, выйдя вскорости на ту самую дорогу, по которой Сергей недавно въехал в Черепихово, эту многоквартальную змеиную яму.
    Когда проходили мимо площади, из тени выскочила кучка волков, Сергей с радостью приложил приклад "Дракона" к плечу и начал стрелять. Тяжелый дробовик больно бил в плечо, чуть не выворачивал руку, выстрелы оглушали, а он так не разу и не попал. Когда последний волк нырял в полуразрушенный сарай одного из домов, Щербинский выстрелил одни раз и уложил зверя на месте. Тот погиб сразу, не успев не издать не звука.
    Никто не прокомментировал меткость селянина, они просто двинулись дальше.
    Пошли мимо площади, миновали разрушенный Дом Культуры. Разваленный дворец, а над ним перевернутый дуб. В руинах зияет черная дыра, ведущая в подвал, а дальше видны развалины бревенчатого большого дома, в котором до сих пор похоронена целая семья. Страшно, столько народу так и не успело выбраться.
    По улице прошелестел легкий ветерок и принес с собой сладковатый неприятный запах. Запах был густым, пришлось даже зажимать носы, а Лапников расчихался.
    -Кошка сдохла - произнес он прочихавшись.
    Щербинский с усмешкой покачал головой:
    -Не кошка...
    И верно, не кошка. Корова и пара десятков змей, развешанных на фонарных столбах, - висели они давно и уже успели порядочно разложиться на свежем воздухе. Выглядело дико - уходящая вдаль улица, обрамленная длинными змеиными телами, а в самом ее конце - похожее на чрезмерно раздутый дирижабль тело коровы. Видимо, оно достигло уже такой консистенции, что волки ею брезговали.
    -А гиен у нас, к счастью, не водится - сказал себе под нос Сергей.
    -Что? - Услышал Щербинский.
    -Гиен у нас, говорю, не водится!
    -У нас есть змеи - поучительно сказал зоотехник.
    -И что же, - промолвил Лапников с изумлением - получается, что все эти, висящие, когда-то были людьми?
    -Получается... - сказал зоотехник, некоторых даже до сих пор можно узнать. Этим еще повезло, а вот те, кто в лесу, должно быть мучаются.
    -Разве в лесу так ужасно?
    -Просто страшно, вечная сырость, темень, а у тебя не рук и ног, ты можешь лишь скользить...
    -Думаешь, что в лесу хуже, чем на том свете? - спросил Сергей, мерно шагая рядом. Только что он с немалым трудом перезарядил дробовик, не сразу разобравшись в механизме. - Человек ведь привыкает ко всему.
    -Так то человек, - произнес Щербинский, - а это змея. Их когда бьешь, они так смотрят, что сердце разрывается, Иногда кажется, специально из леса и приполз, что без людей не может. А ты его вилами, или дробью.
    Сереге захотелось спросить, сколько же змей (в смысле людей) перебил за последнее время Щербинский, но промолчал. Жить захочешь, змей не пожалеешь. Какая насмешка судьбы! Ему приходится сталкиваться именно с тем существом, которое из всех зверей он ненавидит больше всего! Змеи, скользкие, чешуйчатые, они не умеют моргать, они ползают, они слишком малы, чтобы победить силой, и поэтому применяют яд. И превращаются в это адское создание нормальные живые люди. Интересно, каково это - чувствовать себя холоднокровным?
    Говорят, что змея - это символ мудрости. Чего-чего, а количество феноменально мудрых змей множится день ото дня. А ночь приближается.
    Заметив его кислый вид, Щербинский приблизился, и теперь они шагали рядом. Лапников топал впереди и выглядел нелепо с длинным ружьем в костлявых руках.
    -Ночь переждем у меня - сказал зоотехник.
    -Почему? - спросил Сергей. – Я, может, и сам...
    -Мы всегда сторожим тройками, ты это знаешь. Мы с моим братом сторожили вдвоем, но с ним случилась неприятность, и теперь нужны часовые.
    -Я же видел его позавчера, - изумился Сергей, а Лапников сбавил скорость, чтобы послушать, что они там говорят, - неужто и он в змею?
    -Нет, не в змею - горько усмехнулся Щербинский, осматривая неподвижные ряды змей - в каком-то смысле он еще там, дома. Сами увидите.
    -Вы говорите так, словно мы точно не выберемся сегодня, - встрял журналист, они как раз проходили мимо коровы, и зоотехник не мог ответить, потому что все старались дышать через куртки.
    -Вообще да, - сказал Щербинский, когда они отошли на приличное расстояние, - не слишком верится, что вы прорветесь.
    -Мы прорвемся. Вы же тоже идете?
    -Иду вот, попробуем...
    И они пошли, не торопясь, осматривая все темные подозрительные углы, ружья наготове. Лапников тащил за собой упирающуюся собаку, нервно сжимал двустволку.
    Вот и выезд из Черепихово, совершенно невинно выглядящий выезд, те же гнилые дома по бокам, те же кривые улочки, ведущие к реке. Не так давно он сам въезжал сюда, ничего не подозревая, было лишь смутное опасение, которое заронил случай со стариком.
    Странная личность этот старик, думал Сергей, неторопливо шагая вслед за Щербинским, очень странная, может быть такая же странная, как и сам голем, вокруг которого крутится вся эта заварушка. Старик совершенно спокойно пешком, выходил из деревни, в месте, где, по словам зоотехника, не смог прорваться даже тяжеленный мощный грузовик, а затем и орава людей с ружьями. Как так получилось? Да и старик какой-то странный был, в этот дождь и грязь не обратил Сергей на него внимания, а напрасно, напрасно. Может так показаться, что это по его милости приезжий беспрепятственно смог пройти через кордон.
    Может быть, старикан это сделал специально? Бред какой, Серега его до этого не разу не видел, да и что может знать этот старик? Странно все-таки, все странно. Но дед явно в этом замешан.
    Серега прибавил шагу и, оставив позади Щербинского, нагнал торопящегося впереди Лапникова. Некоторое время шагал рядом, обшаривал подозрительные дома.
    -Лапников, а Лапников, - сказал он наконец, - а видел ты старика?
    Тот понял явно, о ком речь, и произнес негромко:
    -Видел, он из деревни шел, со мной поговорил, все советовал не идти, опасностью пугал какой-то, да только я от этого захотел в деревню попасть еще больше.
    -Тот самый старик? - Спросил Сергей. - Тот?
    -Тот, тот, с длинной белой бородой, в ватнике. С вилами за плечом, при мне пришиб этими вилами на дороге змею. Выходит, и вы видели подобное?
    -Точь в точь, не отличишь, словно старикан роль играл, специально для нас, ведь мы после него даже и кордон не встретили, и до сегодняшнего дня нас никто не трогал.
    Лапников некоторое время молчал, затем озабоченно сказал:
    -Кто же он все-таки такой?
    -Не знаю... Да и кто может знать. В этой безумной деревушке все перемешалось, переплелось, этот старик, может статься - вовсе и не человек.
    Лапников поежился, сзади их быстро нагонял Щербинский.
    -Не человек, как и эти все? Нежить какая?
    - То, с чем мы имеем дело - не называется нежитью, это само олицетворение леса, древних ночных страхов. Откуда в древности всегда ждали напасти?
    -Откуда же?
    -Из леса, конечно. Мы столкнулись с чем-то по настоящему жутким, мы столкнулись с собственными древними страхами.
    -Что-то в этом есть, - сказал Лапников задумчиво, - ведь мы до сих пор после заката не любим заходить в леса. Пусть это даже маленькая рощица, пусть даже неосвещенный парк - мы боимся. Мы боимся темноты и этого скопления деревьев, это древний страх, он был, наверное, с человеком всегда. Страх тьмы, страх неизвестности. Вам приходило в голову, что человек больше всего боится неизвестности?
    -Незнакомый черт страшнее знакомого?
    -Вроде того, мы боимся не самой темноты, мы боимся того, что скрыто в ней, того, что не можем увидеть.
    -Вроде так, нет ничего хуже. Проснувшись среди ночи, увидеть в углу черный силуэт. Темный человек, этот образ очень популярен у человечества. Это человек, которого нельзя хорошо рассмотреть, увидеть его лицо. У нас уже стоит внутренняя установка - если незнакомое - значит враждебное. Именно поэтому мы вздрагиваем, когда сверху в потолок кто-то начинает стучать, мы не знаем что это, и лишь болезненно вздыхаем, когда понимаем, что его издавало.
    -Психологизмы - сказал Сергей. - А ты, Лапников, похоже, весьма сведущ в психологии.
    -Я журналист, - ухмыльнулся Лапников, - это почти психолог.
    -О незнакомых страхах ты весьма прав, я, пожалуй, даже могу припомнить пример на эту тему. Вот я, например, больше всего на свете я боюсь акул и змей. - Кархадофобия, серпентофобия - они вообще очень распространены, половина населения земли подвержена им.
    -Верно, почему, например, я, и эта половина населения, так боится и не любит акул? Да все потому же. Ночью мы купаемся в океане. Под нами большая глубина черной непроглядной воды. В ночной тьме мы не можем рассмотреть, что делается даже в глубине десяти сантиметров под поверхностью, мы беспомощны и слепы, даже больше, мы как маяк, призываем своими барахтаниями в воде чувствительных акул. А те в своей стихии. Они видят нас, они чуют, они чувствуют колебания воды, мы для них как на ладони. Они могут кружить в полуметре от нас, и мы их не заметим, а заметим лишь тогда, когда они кинутся в атаку. Это и страшно, ты совсем не знаешь, что ожидать в любую минуту, эта неизвестность и пугает до ужаса. Я уверен, что бегай акулы по земле, они не снискали бы такую ненависть.
    -Ожидание пытки - зачастую хуже самой пытки - вставил мудрость Лапников, косясь на подошедшего Щербинского. Тот шел рядом, слушал и помалкивал.
    -Сегодня дежурить будем втроем - сказал Щербинский - обещаю, тишины не будет.
    Они стояли на выезде из села, а впереди простиралась дорога, высохшая, бурая грунтовка, что струилась вниз по холму, а дальше шла по равнине, зеленой, залитой солнечным светом. Виднелись крошечные деревеньки, а у горизонта блестела тонкая нитка железной дороги.
    Накатила жуткая тоска. Тоска человека, запертого в клетке, тоска приговоренного к смерти. Вот они стоят, смотрят на эту сияющую даль впереди, и надо сделать несколько шагов - и либо выйдешь на волю, либо останешься здесь, в заточении.
    Щербинский равнодушно окинул взглядом распростершуюся впереди красоту и пошагал вперед. Настороженно держа ружья, Сергей и журналист двинулись следом.
    А навстречу им вышли три волка. Вышли не торопясь, легко переступая мощными лапами, явно ощущая себя хозяевами положения. Это были огромные сильные звери, не чета тем, перестрелянным на площади. Их лапы были слегка напряжены, а желтые, умные глаза равнодушно, почти лениво смотрели на стоящих людей.
    -Трое на трое? - громко спросил Щербинский, как показалось Сергею, у волков.
    -Каждый по выстрелу - проговорил Лапников, и оказалось, что селянин говорит все-таки им. Звери впереди остановились и тихо, предупредительно зарычали, оскалили длинные серые морды, показав внушительные, покрытые желтоватым налетом клыки.
    Щербинский не сказал не слова. Он резко вскинул двустволку на плечо и выпалил в крайнего левого волка. Не успел отзвучать первый выстрел, как ствол ружья неуловимо сместился, и второй заряд отправился в серединного. Следом глухо хлопнул выстрел Лапникова. Серега так и не успел нажать на курок.
    Два крайних волка лежали, не шевелясь, Щербинский был хорошим стрелком – навострился, видать, за дни осады. А третий елозил в грунте дороги. Заряд мелкой дроби из ружья Лапникова угодил зверю в живот и разодрал его в клочья. Но волк был все еще жив, он старался отползти, и длинные сизые кишки бессильно волочились за ним, цепляясь за неровности почвы. Дорогу стремительно заливало море крови.
    -Подранил серого, - сказал Щербинский с усмешкой, - не будет теперь дорогу загораживать. А теперь мы сделаем вот так...
    И, к изумлению горожан, зоотехник сделал быстрый шаг вперед, а затем занес ногу и обрушил мощный пинок на подыхающего волка. Серое туловище оторвалось от земли и, кувыркаясь, улетело в придорожные кусты. Оттуда донесся тихий хрип и все смолкло.
    -Так его - сказал Щербинский довольно.
    -Кто-то вешает змей, кто-то пинает раненых волков - негромко произнес журналист - садизм!
    -Да, пожалуй, они такого не заслужили, - поддержал Сергей, - несмотря на все, волки все-таки красивые звери.
    -Скажу по секрету, - заметил Лапников, - что волк - мое любимое животное. Это, наверное, странно, но тем не менее это так.
    -Удивительно, но что же такого в волках? Они действуют подло, загоняют всей стаей, прыгают со спины.
    -Они стайные животные, и при этом чрезвычайно умны. Они свободны, в них нет рабской преданности собак, и поэтому они лучше. Волки красивы, стремительны, и иногда мне кажется, что они немного разумны. Я и собаку-то держу, потому, что она мне волка напоминает.
    Серега с улыбкой взглянул на достойную замену волкам, что сидела на коротком, привязанном к журналисту поводке. Та испуганно жалась к хозяину, не сводя дико вращающихся глаз с неподвижных волчьих трупов на дороге.
    Снова внимательно огляделись. Несколько минут действительно ничего не происходило, а затем они узрели Черепиховскую стражу во всей своей красе.
    Первыми выступали огромные жабы, красноватого оттенка, с усеивающими морды сизыми бородавками. Глаза их были выпуклы и смотрели в стороны, но жабы весьма резво продвигались к стоящим. Сергей и его спутники открыли огонь. Жабы лопались с глухим, неприятным звуком. Становились похожи на маленькие воздушные шарики, проколотые иголкой. Бурая слизь обильно осела в глине дороги. Сергею на новую куртку шмякнулся выпученный глаз и прилип. Пока приезжий с проклятиями счищал его с одежды, Щербинский прикончил последнюю жабу и внимательно следил за приближающейся второй волной защитников кордона.
    И они налетели, в большинстве своем это были те самые твари, что на памяти Щербинского разделали грузовики. Они шли сплошным потоком, выделялись только серые спины волков, где-то в массе маячили крепкие ветвистые рога. Не давая им подойти, два горожанина и Щербинский палили не переставая, и Сергей уже морщился от боли в избитом прикладом плече. Пули и картечь его теперь всегда доставали цель, так плотно шли ряды лесных чудовищ. Выстрелы громыхали, отскакивали от гнилых стен домов и уносились в праздничное синее небо, на котором стали появляться крохотные белоснежные тучки. Стаи потревоженных птиц снялись с ближней березы и унеслись за реку.
    Щербинский палил и яростно матерился, а Серега и Лапников молча отстреливались. Воздух раздирал истеричный визг Венди, собаки журналиста, которая, почуяв кровь, пришла в ужас.
    -Не пройдешь!!! - орал Щербинский, – получи, тварюга!!
    Глину под его ногами уже усеивали зеленые картонные гильзы.
    -Продержимся ли? - проорал Лапников в самое ухо Сергею.
    -Продержимся, - прокричал в ответ Сергей, - сила за нами!!
    И они снова стреляли, и гром двустволки Щербинского заглушал выстрелы их дробовиков. Патроны, что были заранее набраны в магазине, тащили из карманов, спешно перезаряжали.
    На дороги впереди постепенно вырастал вал из подстреленных монстров, рос в высоту, громоздился телами, дергающимися лапами и оскаленными челюстями, слышался визг, шип, рев, человеческая брань и вопли.
    Щербинский был отчаянно весел, ему, похоже, нравилось лупить из дробовика в чудовищ, и он явно радовался, когда очередным метким выстрелом снимал какую-нибудь особо мерзкую костлявую тварь.
    
    Через толпу лесной жути с ревом прорывалось что-то огромное, похоже на неумеренно толстого человека, покрытого жестким коричневым ворсом. На башке у него торчали острые коричневые уши, и чудище раскидало окружающих, непрерывно ревя. Неожиданно оно остановилось и заорало:
    -Покорми!!! Покорми!!! - И снова ломанулся вперед, не глядя, давя более мелких.
    -Покорми?!! - заорал в ответ Сергей почти так же громко, в ушах у него уже звенело. - А тот орал - Открывай!!! Так жри же!!!
    "Дракон" у него в руках загрохотал, выплевывая крупную картечь, и волосатый орун лишился части лица и, видимо, нижний челюсти. Он помахал в воздухе поразительно знакомыми волосатыми лапами с черными когтями и завалился на землю.
    Они стреляли, били прикладами тех, кому удавалось прорваться. Щербинский орал ничуть не хуже прущих на них чудищ, Лапниковская псина дико и испуганно выла. У Сергея уже вовсю гудела голова от беспрестанного ружейного грохота. Болью отзывалось плечо на каждый толчок приклада, а глаза стали слезиться от дыма.
    -"Это же война"! - подумал он, - "Я попал на настоящую войну, бойню"!
    Твари стекались из леса, падали под выстрелами, оставшиеся с трудом, оскальзываясь, взбирались на холм, снова падали, ловя картечь.
    Вообще теперь поток ослаб, стал реже, и на них уже не перли многоводной рекой порождения леса, несколькими ручейками хвост в нос вытекали они из-за вала, часто падали, кого-то затаптывали собственные собраться.
    Неожиданно Щербинский утратил веселость и вытянул ружью в сторону вала, одновременно выпалив.
    -Идут! - оглушительно заорал он - Эти самые идут!
    -Кто идет!!!
    -Дерева идут, туристы!!
    -"Какие туристы"? - подумал Сергей в отупении, потом вспомнилось.
    -Это те, что ли, что шофера утащили?! - закричал он, пробираясь к зоотехнику. Какая-то тварь умудрилась проскочить через огневую завесу и цапнуть Сергея за ногу. Вроде не ядовитая. Серега прикладом сломал ей хребет.
    -Ага те!!! - БАМ! БАМ! И селянин перезарядил ружье.
    -Ого!! - заорал вдруг Лапников, видно - тоже увидел.
    Увидел и Серега. Странная троица как раз взбиралась на вал, и видно было ее во всей красе. Две аляповатые фигуры в ярких футболках и дорогих куртках по бокам, у одного на голове рваная бейсболка, фотоаппараты на поясе, а между ними кто-то страшно изогнувшийся и покрытый молодой свежей корой. Словно вырезанное из дерева лицо, распахнувшийся в крике рот, похож на дупло. Все трое едины, и из ног у них растут оборванные корни, двое туристов с зеленоватыми лицами и закрытыми глазами, у шофера в середине из плеч растут зеленые, похоже - кленовые побеги.
    Щербинский переключился на новую цель, и почти без перерыва выпалил из обоих стволов. Оба заряда пришлись в крайнего правого туриста и от того веером разлетелись сверкающие щепки яркого молодого дерева. Блеснули на солнце. «Турист» покачнулся, завалился бы, но двое других не дали, и троица лишь качнулась назад, не прекращая своего умеренного движения вперед.
    -Как убить деревянных!? - закричал озабоченно Щербинский, на миг поворачиваясь к горожанам, но не забыл при этом откинуть пинком что-то многолапое, пищащие почти в ультразвуковом диапазоне.
    Лапников что-то пропищал ему в ответ, но никто не расслышал его за грохотом Серегиного дробовика. Деревянная троица качалась, от нее летели щепки, и второй «турист» тоже утратил лицо. Впрочем, его это, похоже, не беспокоило, как не беспокоит дерево уродливый кап и цепочка поганок на стволе.
    Трое людей палили теперь только в деревянных пришельцев. Мелкие твари уже прорвались сквозь вал и плясали под ногами, пытаясь ухватить за штанину. Их давили по мере сил, но удавалось не здорово. Один раз деревянные завалились на спину, но так же бесстрастно поднялись.
    -Да что ж такое?! - орал Лапников испуганно, - Да что ж...!
    Лупили теперь в туловища, но толку было мало, все равно что в колоду стрелять. Незамеченная скорпионоподобная тварь прорвалась через огонь и в прыжке вцепилась Сереге в горло. Сергей заорал и попытался оторвать чудище от себя, дробовик рухнул наземь, а Лапников кинулся отдирать приставшую к шее хитиновую гадость. Первым делом он стремительным движением с корнем выдрал ядовитое жало, отодрал тварь от горла приезжего и смял в руке, затем снова принялся за стрельбу. Так как Сергей временно выбыл из строя, огонь уменьшился, и трое зеленых зашагали резвей. Щербинский был уже не то в ярости, не то в истерике, он палил - казалось, у него в руках пулемет, а не банальная тульская двустволка. Вал трупов обильно усеивали яркие сочащиеся смолой щепки. В солнечных лучах плясали опилки, а три колоды, которые раньше имели сходство с людьми, невозмутимо шли в их сторону.
    Дошли они наконец до Щербинского, тот шарахнул дуплетом в упор и вместе с дробью горящая масса пороха вонзилась в деревянную плоть бывших людей. Дерево оказалось довольно-таки сухим, а смола мигом воспламенилась. Занялся сначала «шофер», а затем огонь быстро перекинулся и на его соседей. Все это неожиданно рванулось вперед, но Щербинский отскочил - и горящий факел, издавая низкие воющие звуки, от которых ныли зубы, промчался мимо, врезавшись с размаху в бревенчатую стену ближнего дома и рухнули. От них начал медленно заниматься дом.
    -АА-А-А!!! - орал Щербинский в ярости-радости - Спалил их, спалил!!! - и снова начал стрелять.
    Монстров не уменьшалось, кроме того, часть прорвалась во время пальбы в зеленых и теперь плясала перед ними, таращила разнокалиберные глаза и выла от ярости. Их затоптали, молодецки налетев на отдельные особи, пинками и проклятиями отшвырнули за вал, что высотой был уже с метр.
    Одно было плохо - несмотря на массу взятых патронов, они все-таки заканчивались. Слишком много монстров перло на них из-за вала, и теперь Сергей начал понимать, почему не смогла прорваться группа из двадцати пяти вооруженных людей.
    Это бойня, это даже не сражение, но вот только патроны у них кончаются, а монстры, похоже, бесконечны, они все такими же стройными рядами выползали из темноты леса и устремлялись на смерть.
    -"Кордон на месте"- подумал Сергей, - "Он никуда не девался и не менялся. Но как все-таки я смог пройти? И Лапников тоже? Старик, все старик! "
    Размышлять о таком в царящем кругом буйстве было смешно и Сергей хихикнул, загоняя в ружье патроны. Щербинский тут же покосился на него, явно проверяя, не близок ли горожанин к умопомешательству. Но Серега сдвинул брови и, оскалившись в гримасе, начал снова целенаправленно стрелять в звериную массу. Плечо представляло собой уже сплошной синяк. Двенадцатый калибр, как-никак.
    -Мы проигрываем!!! - заорал у него над ухом Щербинский.
    -Чего?! - закричал из-за Сергея Лапников.
    -Говорю, бьют нас!!!
    -Бьют?!!!
    -Их все больше!!!
    Сергей пригляделся и увидел, как ручейки, ползущие из леса, утолщаются, становятся мелкими речушками, видно - пришло подкрепление. Такое ощущение, что тут собрались все мелкие зверьки Ярославской области.
    Патронов было все меньше, уже выгребали, заряжали остатки, хоть вой от безысходности, трупы тварей валялись во множестве, но могучий девятый вал уже переваливал через горный хребет, что высился посреди улицы.
    -Баррикады...- подумал Сергей, - баррикады...
    Что-то дернуло его за больное плечо, Сергей поморщился, повернулся, Щербинский с красным, жутко гримасничающим лицом перестал стрелять и тащил его за руку в глубь улицы.
    -Что?! - заорал Серега.
    -Пошли!!! Пошли, а то прибьют!!!
    -Лапников! Кончай стрелять!!! Они нас завалят!
    Лапников с удивлением обернулся, он, похоже, уже ничего не соображал и не узнавал зоотехника. Сергей, качнувшись, дернул его за руку и потянул за собой.
    Они кинулись вниз по улице, а впереди неслась Венди, до предела натянув короткий поводок, что немного помогало передвижению впавшего в ступор Лапникова.
    Монстры ломанулись толпой следом, но люди уже разогнались и бежали галопом, Лапников оборачивался и что-то кричал назад, брызгая слюной, но слегка пришедший в себя Сергей тянул его за собой. Где-то на середине пути до площади лесные отродья неожиданно отстали. Повыли разочаровано вслед и повернули к кордону. Серега со спутниками же мчался безостановочно.
    Наконец доковыляли до площади и без сил рухнули в тени дома сумасшедшего библиотекаря. Ружья вповалку упали на сухую глину, а они сами переползли в палисадник дома, на зеленую травку.
    Сергей тупо смотрел на сидящих рядом. Щербинский уже обрел свое обычное спокойствие, только вот лицо у него было все еще под цвет его же бороды, а на щеках обильно запеклась пороховая гарь. Лапников же все ерзал на месте, крутил вокруг головой и корчил дикие гримасы, а временами принимался дергать себя за жиденькую бородку. Одно из стекол его очков в тонкой оправе пересекала змеистая трещина...
    -"Змеи"- подумал Сергей, качая монотонно головой - "Кругом змеи".
    Голова сильно болела. В волосах застряли частички выгоревшего пороха, а на новой с утра куртке растеклась инородная кровь. Он невольно пощупал горло. Глотать было больно, эта многоногая гадина впилась на совесть, и теперь у него, наверное, вид как у натурального висельника. Такого рода отметины называются странгуляционной бороздой.
    Щербинский увидел, как он трогает шею, сглатывает, морщась, и сказал:
    -Придет домой, надо будет тебя осмотреть, вдруг эта гадина успела-таки тяпнуть.
    -Да вроде не успела... ну и хватка, Лапников, ты успокоишься, наконец?!
    Лапников слегка замедлил возню:
    -Нас придавили, - произнес он ясным голосом, - надавали и выгнали взашей. И мы бежали, с позором.
    -Не бежали, а грамотно отступили, - веско произнес Щербинский, - а гадов мы положили ого-го!
    -Разумеется, мы проиграли - сказал Серега. - Вы же помните, что двадцать пять человек не смогли здесь прорваться.
    -Не смогли, но вряд ли навалили трупов больше, чем мы.
    -Навалили больше, - сказал зоотехник, подбирая ружье и заглядывая в казенник, - только они все расчистили, скоро на этом месте будет пусто и голо, как и раньше.
    Дуло его ружья было рябым от пороховых газов, оттуда воняло чем-то едким.
    -А все-таки старик здесь как-то прошел. - Задумчиво сказал журналист - прошел и умудрился протащить за собой нас. Кто же он такой?
    -Какая разница, в конце концов? - возмущенно сказал Серега, -мы не прорвались, а значит - со дня на день с нами будет кончено. Или безногими будем скользить между древесных корней, шипеть и язык раздвоенный высовывать!
    -Не хорони себя раньше времени, - откликнулся Щербинский, - я-то протянул две недели в этом аду.
    По земле проползла змея, Серега проводил ее взглядом, пока она не скрылась на той стороне дороги. Псина журналиста издала тихий горестный всхлип и замолкла. Некоторое время молчали, старались не говорить, отдыхали. Затем Лапников медленно предложил:
    -Раз не смогли сбежать - будем воевать, не отступать.
    -Ты уже стихами заговорил, - устало сказал Щербинский, - а у меня в башке до сих пор пальба.
    -Какие стихи! - воскликнул Лапников, - мы как-то прошли через кордон! Что-то тут есть.
    -Ну, если порассуждать хорошо, - сказал Серега - то у нас имеются, образно говоря, две силы. Хорошая и плохая. Добро и зло. Свет и тьма. Поле и лес. Плохая сторона у нас налицо. Это творящийся вокруг мрак, эти твари из леса, эти шабаши по ночам, и, конечно, наш общий друг и товарищ голем змеерукий. Любящий модничать и носить оцинкованные ведра.
    -Не язви, - бросил Лапников.
    -Так вот, - не обращая внимания, продолжил Серега, - вот наша темная сторона, весь ужас, творящийся в этой безумной деревне. И было бы это совсем беспросветно, если б не было одного маленького исключения. У нас имеется некий старик. Старик, который с виду вроде человек, но скорее всего нет, который свободно проходит через кордоны, а затем еще и протаскивает за собой нас. Два раза он выходить из одной деревни не мог. Значит - он выходил специально для нас с Лапниковым. Из этого я могу заключить, что он преследует некие свои цели, нам, простым смертным, не понятные...
    -Мистика какая-то, - сказал Лапников, - уже простыми смертными нас обозвал. А он тогда кто? Один из древних Лемеховых богов?
    -Да нет, он русский, разве не видно? Да и не бог, это точно, это уж чересчур.
    -Хватит трепаться, - сказал вдруг резко Щербинский, - мы вроде собирались решать, что будем делать.
    По улице прокатилось раскатистое шипение, словно выпускали газ из баллона, и в поле зрение показалось чудо-юдо трехголовое. Точнее - это была человеческих размеров змея, у которой было три головы. Две змеиные по бокам и одна человеческая в центре. Человеческая голова выглядела тупой и одурманенной, а змеиные ничего абсолютно не выражали. Щербинский подхватил ружье, охнув, поднялся и стремительно выпалил.
    Две змеиные головы оторвало, и на их месте теперь торчали кровавые лохмотья. Человеческая изумленно повела глазом по сторонам, не находя остальных, а потом вся эта живая конструкция завалилась на дорогу и стала биться в конвульсиях.
    -Одним меньше, - оптимистично сообщил Щербинский, возвращаясь, - а те трое каково выглядели?!
    -Деревяшки? - спосил Лапинков.
    -Брр-ух, - содрогнулся Лапников, - так что решаем?
    -Предлагаю сейчас отправиться к Щербинскому и там передохнуть, - сказал Сергей, поглядывая на дорогу, не идет ли кто, - да и поесть бы, у меня со вчерашнего вечера в животе бурчит от голода. Припасы мои тоже все разорили, то ли сам я их порвал, когда по дому с топором бегал, - при этом воспоминании Сергей снова потер шею.
    -Ну, значит пошли ко мне - сказал Щербинский ровно - поднимайтесь! Нечего траву обтирать, по улицам и сейчас нечисть гуляет, - он указал в сторону трехголового чуда, но того на дороге не было, уполз куда-то.
    Поднялись с трудом, Сергея шатало, но он сцепил зубы и не падал. Лишь оперся об стену, помотал головой. То ли шок до сих пор, то ли действительно отравил гад многолапчатый.
    -Счас пойдем, - сказал он селянину - минутку постоим.
    Постояли минуту, затем Сергей оторвался наконец от стены и они двинулись медленно в сторону площади.
    -Мой дом вон там, на той стороне подле собора, площадь перейти, делов-то, - Щербинский с сомнением поглядывал на Сергея, дойдет ли.
    Но Серега дошел. Более того, в пути через площадь ему малость полегчало, и он зашагал увереннее, даже волочившийся позади дробовик подвесил за спину.
     
     
    8.
     
    Добрались до дома Щербинского быстро, дом у него оказался славным. Был он не деревянный, а из красного старого кирпича, и поэтому устоял во время бури. Только ставни были прикрыты, а стекла чем-то забаррикадированы, что придавало дому несколько угрюмый вид.
    -Ну, что стоите, - сказал Щербинский - входите. Могу сказать, что моя хата - самое защищенное место после бара в Черепихове.
    Они вошли, селянин задвинул на обратной стороне три огромных засова. Явно в этом доме готовились к затяжной осаде. Внутри дом как дом, пахнет жильем, только вот пол грязен, на нем масса отпечатков грубых рубчатых сапог, а на стенах, покрытых светлыми обоями, потеки чего-то водянисто-зеленоватого. А в углу стоит странная, гранитная вроде статуя в человеческий рост. Непонятно.
    В доме было тихо, кроме них - никого. Шаги отдаются слабым эхом.
    - Вы же сказали, - заметил вползающий за ними Лапников, - что ваш брат дома?
    -А он и дома, - произнес селянин, странно ухмыльнувшись, и указал на статую, - знакомьтесь - мой брат Щербинский-младший.
    Дробовик выпал из Серегиной руки и брякнулся об пол. Приезжий застыл с разинутым ртом.
    -Ты хочешь сказать, - произнес он, - что эта каменная статуя и есть твой брат, которого я еще позавчера видел живым и здоровым?!
    -Неужели его обратили в камень?! - изумленно просипел Лапников и сняв очки, остолбенело прищурился на статую, - но разве ТАКОЕ возможно???
    -В этом селе ВСЕ возможно, - мрачно ответствовал Щербинский и добавил вяло, - идите, что-ли, к столу - есть, наверное, хотите?
    Как он заметил, ни Серега, ни Лапников не стали спрашивать, как можно обратить младшего обратно в человека, они понимали, что и сами могут так же обратиться в один прекрасный момент в гранитную глыбу.
    -Безумие... - промолвил журналист и потащил свою собаку к огромному дубовому столу, с пулевой пробоиной посередине, его явно использовали как баррикаду не так давно, - ...людей в камень.
    -Хорошо еще не в змею, а то пришлось бы пристрелить, - закричал им селянин с кухни, где он с чем-то возился, - это произошло во время ночного шабаша. За окном орали, он выглянул, и тут в него из тьмы кинули каким-то порошком. Сразу же закаменел, едва его от окна оттащил.
    Лапников вздохнул. На кухне зашипел жир, попав на раскаленную сковородку, и в комнату поплыл мясной дух. Зоотехник что-то там жарил и даже начал вроде напевать под нос, впрочем - его совсем не было слышно за шкворчанием съестного на сковороде.
    Пахло вроде рыбой, и, хотя Сергей не очень любил рыбу, у него все равно потекли слюни.
    -У меня в рюкзаке есть данные по селу, собранные из областных архивов, нам надо внимательно ознакомиться.
    -Ознакомимся, - без интереса произнес Лапников, он думал сейчас только о еде, да и о чем можно думать, когда вокруг витает аромат прожаренного мяса.
    Минут пятнадцать спустя, когда Сергей уже начал нетерпеливо постукивать пальцами по столу, начисто позабыв про статую, смиренно стоящую в углу, в комнату вошел Щербинский, таща сразу три тарелки. На тарелках восхитительно дымилось белое жареное мясо.
    Он поставил гостям и себе, и вместе они уселись на грубую лавку у окна, что неподалеку от стола.
    -Наваливайтесь, - предложил зоотехник.
    И они навалились. После стольких тяжелых часов воздержания Сергея с радостью накинулся на пищу, особенно если учесть, что мясо оказалось совсем неплохим – аппетитным, мягким, хорошо посоленным. Вместе они смели лежащие у них на тарелках порции, и селянин побежал за добавками, положил еще и себе. Теперь ели уже медленнее и запивали мясное блюдо теплым квасом, что остался у Щербинского еще с тех времен, когда работал холодильник.
    Не думали не о чем, налегали так, что хрустело за ушами, только успевая прожевать. Умяли и этот кусок, и тогда Лапников отодвинулся от стола, а Серега с Щербинским взяли себе еще.
    -Уф, - сказал Сергей, - полегчало. Вроде даже и жить стало легче. Лапников, ты псине своей тоже брось.
    Журналист кинул мясца Венди:
    -А скажите, что это вообще за рыба, по вкусу прямо натуральный осетр.
    -Это не рыба, - сказал Щербинский.
    -А что же это?
    -Это змея.
    Серега поперхнулся. Лапников застыл, вытаращив глаза. У него был вид обиженного ребенка, которого только что жестоко и зло обманули в самых лучших его намерениях. Он сглотнул. Сергей напротив него тоже мужественно боролся с подступающей тошнотой. Руки его вцепились в стол, а в голове колыхался туман.
    Щербинский удивленно переводил взгляд с одного на другого. Он открыл было рот, но тут Сергей выдавил:
    -А... Это ведь бывший человек?
    Лапников вскочил и, зажимая рот обоими руками, кинулся прочь в поисках ванны, не нашел и выскочил на крыльцо. Было слышно, как он давится там. Венди с лаем носилась где-то там же.
    Сергею тоже стало совсем дурно, он медленно бледнел, и зоотехник видел, как ему хочется присоединиться к журналисту.
    -Нет! - поспешно сказал Щербинский, - это не было человеком. Если хочешь знать, то была раньше моя любимая свиноматка. Только теперь у меня все домашние животные - змеи.
    -Уже лучше - произнес Серега, стараясь не смотреть на чисто вылизанные тарелки, - но когда я сейчас представляю, как у меня в желудке это скользкое, чешуйчатое...
    -Понимаешь, - сказал селянин, оглядываясь в поисках Лапникова, тот что-то задержался на крыльце - дело в том, что продукты в селе давно закончились, а все домашние животные обратились в змей. Чем, думаешь, мы питаемся?
    -Я не знал, консервами какими-то. Но не змеями, я их ненавижу.
    -Но ведь вкусно было, правда?
    -Не знаю, теперь я вообще потерял аппетит на ближайшие три дня. По мне уж лучше есть собак.
    Вернулся Лапников. Все еще бледный и содрогающийся, утер бороду рукавом.
    Тарелки теперь выглядели отвратительно. Сереге как раз на ум пришла сказка о змее, заползшей спящему человеку внутрь, через рот, и стало совсем дурно. Он поспешно отвлекся от этих мыслей и вытащил из своего замызганного рюкзака историю села Черепихово. Пихнул ее через стол к Лапникову:
    -На, ознакомься. Тут, в общем-то, мало, но что-то, может быть, выловишь.
    Журналист ознакомился. Он принял папку и стал напряженно листать тонкие, мятые страницы, временами задерживался и прочитывал внимательно. В одном месте показал Сергею рассказ о буре. Сергей кивнул. Щербинский отвлеченно смотрел в окно. Стояла тишина и даже не пели птицы, что несколько не вязалось с радостным летним днем, только что перевалившим на вторую половину.
    Второй раз Лапников показал летопись об оборотне, и Серега снова кивнул. Правильно, находит то, что надо, да вот только на что это наводит?
    Минуло еще тридцать минут. Где-то у кордона раздался печальный одинокий вой. Горожане вздрогнули, а Щербинский по-прежнему спокойно обозревал окрестности. Лапников отложил папку:
    -Прочел. Что-то в этом есть, но крайне мало.
    -Да, крайне мало, но можно уяснить - сказал Сергей - тут получается некая цепочка.
    -Буря - страсти?
    -Буря - церковь - страсти. Обрати внимание, каждый раз тут замешана церковь. В четырнадцатом веке она была разрушена бурей, и нечто в ней скрытое вырвалось на свободу.
    -Звучит, как в дешевом ужастике.
    -Мы и попали в дешевый ужастик. Короче, церковь разрушена, из-за бури нечто выползает из развалин. И принимается терроризировать окружающих. Затем церковь восстанавливается, и жуть вся исчезает.
    -Как же так, если оно выползло уже, зло это, как же с восстановлением церкви оно исчезает?
    -Да тут все очень просто. В церкви скрыто нечто вроде тотема, содержащее в себе частицы былого страха. Какой-нибудь культовый предмет – божок, может быть. Церковь разрушена, и на свежий воздух выползает, словно испарения, то, что в этом тотеме скрыто. А закрыли его снова в подвале, испаряться прекращает - вот и сгинула напасть.
    -Как-то у вас все так гладко, откуда такая уверенность?
    Сергей вздохнул:
    -Я был там.
    -Был?!
    -Да, я был в подвале Черепиховского собора, там внизу есть потайной ход, который ведет в подземелье. Под землей есть такая маленькая комнатка, а в стене ниша. А в нише раньше что-то содержалось, и пахнет это гнусно.
    Сергей увидел, что Щербинский, вылупив глаза, смотрит на него, впрочем, Лапников тоже.
    -А что ты делал в подвале собора? - странным тоном осведомился зоотехник.
    -Я начал кое-что подозревать и должен был убедиться, - не моргнув глазом, соврал Сергей, - в любом случае это неважно. Важно то, что в соборе что-то было, но теперь его оттуда унесли. А я-то подумал, что там тайное убежище для монахов.
    -Интересненько, - промолвил Лапников, он тут же забыл о Серегиной вылазке в подвалы - есть у меня предложение. В этой папке собраны материалы из многих архивов Ярославской области. Нет только одного - черепиховского архива. Предлагаю именно туда и пойти.
    -В архив! - воскликнул Сергей - Лихо! А разве в Черепихове есть архив?
    -Есть - сказал Щербинский, - и он даже уцелел. У нас архив в одном здании с краеведческим музеем, и у него снесло только второй этаж. Могу провести.
    -Проведи, - произнес Сергей, - я не подумал, что тут может быть свой архив. Именно туда мы и должны пойти.
    -Прямо сейчас? - спросил селянин.
    -Прямо сейчас - ответствовал Сергей и поманил Лапникова рукой, он уже позабыл, что только что подкрепился печеной змеей.
    Лапников согласно кивнул и поднялся, снова обмотав вокруг руки поводок с собакой. Папку Сергею он не отдал, а пихнул под мышку, сказал, что ознакомится и сравнит. Заодно будет знать, где искать.
    По дороге к двери оба дружно шарахнулись от каменной статуи второго Щербинского и обошли его по крутой дуге молча. На улице солнце слегка загородили редкие сероватые тучки и Сереге подумалось, что к вечеру, пожалуй, погода снова испортится.
    -Дождливый июль, - сказал горожанин - и в Москве все время дождь, - и тут же вспомнил, что уже полторы недели прошли с выезда из Москвы.
    -Мне кажется иногда, - произнес Щербинский, задирая голову к небесам - что этот дождь идет только у нас, в Черепихове.
    -Лесные любят темень и сырость.
    И правда, откуда-то из-за Волги натягивало вереницу рваных серых туч, и в ближайшее время они грозились соединиться в один непроглядный полог.
    Троица двинулась вдоль улицы, затем повернули в проулки. В руках продолжали сжимать ружья и озирать затемненные места в поисках нечисти. Пару раз им попадались слегка починенные дома, с закрытыми ставнями окнами. За окнами кто-то прятался, блестели внимательные человечьи глаза. Некоторые - не совсем разумные. Однажды Сергей увидел, как из-за створок ставень высунулся на полметра вороненый ствол ружья и некоторое время поворачивался за ними.
    Это было неприятно и страшно, и Сергей спрашивал себя, не нажмет ли случайно курок эта неведомая, держащая оружие рука? А если примет жилец нас за очередных монстров?
    Тучи затянули небосвод, закрыли солнце, с каждым мгновеньем их становилось все больше и больше. Приближались сумерки, а за ними последует ночь. Но эту ночь они проведут у Щербинского, втроем отстреливаясь от мороков.
    -"И может, я еще раз рубану Голема"- подумал с ухмылкой Сергей.
    Щербинский вел их кривыми дорожками, и скоро они выяснили, что находятся как раз неподалеку от местного Дома культуры. В сером дневном свете, без солнца, здание выглядело мрачным.
    -Эко неприятный дом, - выдал Лапников, - я уверен, что это самое безобразное строение во всем Черепихове.
    -Да, - сказал Сергей, - мне он тоже не нравится. И вонь от него идет, что только держись.
    -Здесь и так много вони, - произнес Щербинский, направляясь по улице вдоль дома, - тут воняет все подряд, и в основном тухлятиной. Но от этого дома воняет змеями! Змеями, и все тут. И не змеями, а большими змеями.
    -Пахнет малость, - согласился журналист, водя носом, со стороны это казалось комичным, именно такие же движения проделывала его собака, - и именно змеями. Пахнет мускусом.
    -Так пахнет мускус? - спросил Сергей, - раньше как-то нюхать не приходилось.
    -Что-то неясно, может, это от них пахнет? - ладонь селянина простерлась в сторону очередной "змеиной" улицы – улицы, где на каждом столбе висит по длинному телу.
    -Может, и от них!
    Около пяти вечера подошли к архиву. Старое, двухэтажное кирпичное здание, но второй этаж вместе с крышей рассеялся дальше по восточному направлению. Зато первый по-прежнему стоял и светил не так давно крашенными зелеными боками, с проглядывающей в некоторых местах древней дранкой.
    -Вот это и есть наш бывший краеведческий музей, - познакомил Щербинский, - там, наверху, было чучело самого большого медведя, пойманного в Ярославской области. У нас, между прочим! Да заходите, если кто там есть, - постреляем.
    -Постреляем, - вздохнул Сергей и первым двинулся к ржавой стальной двери с выломанным замком. То ли буря постаралась, то ли кто-то из селян.
    Дверь отворилась с режущим уши скрипом. Внутри обнаружилась маленькая прихожая, замусоренная и залитая водой. Старые доски пола сопрели и выглядели столетними. А над головой вместо потолка красовалось серое небо. На стене, подпирая небо рогами, висела  голова крупного лося. Одни стеклянный глаз чучела выпал и лежал внизу, на сопревшем в лохмотья ковре, второй тускло блестел в глазнице.
    Сергей на лося не стал глядеть. Одна дверь вела в общий зал, а вторая в подвал. На этой второй висела неброская табличка от руки: "Архив". Он двинулся к двери и потянул на себя. Дверь отворилась тоже со скрипом.
    Внизу была темнота. Оттуда пахнуло затхлостью и прелью. Понесло легким запахом мускуса. Вниз уходили истертые каменные ступени.
    -Знакомо, - произнес Серега в темноту. Весь этот вид был чрезвычайно близок к подвалу Черепиховской церкви.
    -Что знакомо? - спросил Лапников.
    -Все то мы по дырам всяким лазаем.
    -Ничего себе сравнение! - свистнул Лапников - Кто первый туда полезет? - и почему-то обернулся на Щербинского.
    Серега обернулся тоже:
    -И почему мы не диггеры? Тех в такие норы только и тянет.
    Щербинский, ухмыляясь, вытащил из своего мешка два древних фонаря модели "летучая мышь", точные копии того, что висел у Сергея в маленьком домике с совами на крыше. Один из фонарей был стар и ржав. Второй - новый, сияющий синей краской, с китайскими иероглифами на крышке.
    -Ого, - сказал журналист - вот мы и возвращаемся в древность. Лиши человека электричества, и вот он уже не уровне прошлого века. А почему иероглифы?
    -Это китайский фонарь, - пояснил Щербинский – Видать, они до сих пор такими пользуются.
    -А качество у него тоже китайское? - спросил Сергей с ухмылкой.
    -А это мы сейчас проверим.
    И проверили. Старый фонарь зажегся сразу, тусклым коптящим светом, почти не видимым в сером свете этого дня. Китайский же долго не горел, наконец, фитилек вспыхнул, опалив брови сунувшегося слишком близко Щербинского. Сергей взял фонарь и стал спускаться вниз по ступеням.
    Слышно было, как позади Лапников уговаривает собаку спуститься во тьму, а та, видимо, упирается всеми четырьмя.
    -Где-то я слышал, что собаки боятся темноты, - сказал Сергей, вглядываясь вперед.
    -Правда? - откликнулся селянин - собаки же близки к людям, вот и переняли от них все.
    Свет фонарей колебался, а лестница была так узка, что идти приходилось по одному. Было неприятно, но все-таки не так страшно, как во время спуска в темень Черепиховского собора.
    -"В самом гнезде побывал!" - думал про себя Серега, - побывал в самом центре, и ведь сунулся туда по доброй воле. Мне ж теперь в страшных снах будет этот подвал сниться. Если выживу, конечно. Никогда не спустился бы в такой подвал ночью. Никогда бы не полез ночью в темные воды пруда. В темные воды... никогда..."
    Он встрепенулся. Что еще за воды ему пришли на ум. Темные воды пруда. Он не разу не видел этот пруд, но почему-то воспоминание о нем наполняло страхом. Как отголосок давешнего кошмара.
    -"Темная вода" - бубнил он про себя, шагая вниз, в глубокий подвал - "Темная вода неизмеримой глубины. А в воде змеи и жабы, и тритоны, и тина, что на дне затягивает. И в воду идти. В глубину, ночью... идти"
    Фонарь был слаб и освещал, самое большее, полтора метра впереди, и тут неожиданно высветил такое, от чего Сергей резко встал, а затем с криком отшатнулся назад, выронив фонарь.
    Фонарь упал на ступеньку, а затем с грохотом прокатился вниз, разбился там обо что-то и вспыхнул. А следом загорелась и часть стены, об которую он ударился.
    Оглушительно громыхнуло над ухом ружье, и Серега повторно качнулся в сторону. Затем мимо протиснулся Щербинский, не говоря не слова, а сверху кричал что-то Лапников.
    Приезжий потряс головой. У Щербинского тоже нервы напряжены. Как что - стреляет во все подряд. А сейчас селянин стоит внизу, и освещает фонарем то, что напугало так Сергея.
    Маленькая площадка. Старая, деревянная дверь с номером. Табличка "Архив". А под дверью лежит труп. Бывший человек, это явно, начавший превращаться в змею. Кожа чешуйчатая, а на пальцах нет ногтей. На шее обрывок веревки.
    Сергей помотал головой. Близкий выстрел обжег щеку. Он начал спускаться вниз, к селянину.
    -Знакомый случай.
    -А он ходить не станет? - спросил Сергей, глядя на труп.
    -Если до сих не стал, то уж никогда. Это ведь сам держатель архива Мельников. Я слышал, его семья выехала отсюда, а он, видать, не успел.
    На лбу у Мельникова светился третий глаз, он был приоткрыт и отражал блик фонаря. Сзади подошел Лапников и тоже вскрикнул, но фонарь удержал.
    -Труп, - тупо промолвил Лапников, наклоняясь - опять в змею, сколько же здесь таких?
    -Одно надеюсь, что в архиве самом их не будет.
    -Там будет кое-что похуже, - мрачно пообещал Щербинский.
    Дверь открылась с ржавым скрипом, с петель посыпалась бурая пыль. Зоотехник шагнул в открывшийся проем и приподнял фонарь над головой, чтобы получше осветить дальние углы. Тут же с проклятиями подался назад, чуть не опрокинув выглядывающего из за плеча Лапникова. Сергей тоже глянул в проем.
    Кучка из полутора десятков змей полукругом расползалось из под ног Щербинского, спасаясь от яркого света. Одну из змей селянин попытался достать сапогом, но не смог, и змеи резво скрылись в темноте.
    Серега шагнул вперед.
    -Однако...- сказал он.
    -А ты что думал - вопросил Щербинский, подходя, - наш архив, почитай, занимает все подвалы музея, есть еще кладовая, она сейчас закрыта.
    Архив был огромен. В данный момент, скрываясь во тьме, он казался не меньше спортзала размером. А старый фонарь освещал лишь маленькую часть из уходящих вдаль стеллажей.
    Воздух был здесь нехороший, затхлый. В свете их старой коптилки вырисовывались лишь четыре стеллажа, что, видимо, были началом длинных рядов. Стеллажи были ржаво-железные, и было трудно понять, как можно в такой сырости хранить старые рукописи.
    У самой двери приютился маленький металлический столик, на котором грудой были навалены бухгалтерские папки. Папки сопрели в здешней сырости и лежали влажной кучей, покрытой белой плесенью.
    -Однако... - повторил Сергей - и здесь мы должны что-либо найти?
    Щербинский прикрепил свой фонарь на крюк, расположенный аккурат над столиком с бумажным мусором. Стало видно лучше, но ненамного. Показались еще полметра стеллажей да часть бумаг. Даже отсюда было видно, что бумага находится в состоянии ненамного лучшем, чем та, что лежала сырым комом на столике.
    -И здесь искать... сказал про себя Сергей и неожиданно явственно представил, как он будет искать здесь рукописи. Как сунет руку в эту теплую плесневую сырость. Как будет крошиться бумага, а из вороха будут выползать черви, что никогда не видели света, как они будут лазить по рукам, а затем упадут вниз, на сырой бетонный пол.
    Картина эта встала в сознании так ясно, что Сергея снова чуть не вывернуло, и он отступил к двери, чтобы спастись от запаха гнилой бумаги.
    -Ну... - начал было Лапников, но его притихший голос был заглушен мощным визгом, идущим из тьмы:
    -Чииииивиииириил!!! - шибануло от стеллажей. Визгливый вопль легким эхом отдался от стен.
    Визг повторился снова и снова, и скоро из тьмы на них обрушился водопад звуков, ревов и воплей. Стало видно, как на кромке света и тьмы снуют маленькие юркие тела, мечущиеся в полном беспорядке. Иногда только колеблющийся свет ухватывал чью-то чешуйчатую конечность.
    И появились глаза. Они появились внезапно, вслед за криком, и повисли почти недвижимо в темноте, где-то на уровне людских глаз. Маленькие и большие, широкие и раскосые, а иногда глаз были всего один, иногда явно три. И цвет у них был самый разнообразный. Преимущественно они были красные, неприятно багровые, но встречались и гнилушно-зеленые, и огненно-оранжевые.
    -"Что за склеп!" - подумал Серега - "здесь и днем шабаш…"
    Ночные чудища орали на все лады, а вместе с воплями из темноты шел поток вони, что, казалось, накатывала многоводной волной. Люди встали в некотором оцепенении, созерцая россыпь глаз, что помигивали впереди. В чем-то это было даже красиво, если бы не оглушающий визг и сознание, что вонь идет явно от обладателей эти глаз.
    -Что за...- выдавил, наконец, из себя Лапников, но тут же резко шатнулся в сторону, а над его левым плечом просвистел в воздухе комок зловонной серой слизи.
    Слизь гулко шмякнулась в стену, расплескалась, и остатки начали сползать вниз, стремясь поскорей встретиться с бетоном. Еще пара таких плевков пронеслась над головами и расплылась по потоку. Вонь усилилась.
    Щербинский спокойно созерцал все это безобразие, сделав естественный вывод, что раз до сих пор не напали, то и не нападут вовсе. Боятся, значит. К такому выводу пришел и Сергей, лишь только журналист испуганно пятился к двери, да его собака горестно выла, совершенно неслышно в общем гвалте.
    Очередной плевок осел на сапоге селянина. Тот глянул на него, кивнул понимающе, а затем, не торопясь, снял с плеча ружье. Сергей попятился от него в сторону, зная, что сейчас грохнет.
    Щербинский нажал на спуск.
    Тяжелый дробовик грохнул оглушительно, тем более, что палил зоотехник дуплетом. Огненная вспышка порвала в клочки мрак, запах горелого пороха перебил все остальные, и настала тишина.
    То есть - полная тишина. Вопли обрезало как ножом, россыпь глаз испарилась, словно ее и не было, и даже вонь потихоньку стала вытягиваться в дверь, на свежий воздух.
    Тишина была приятна, а уши слегка закладывало. Пороховая гарь пахла тоже приятней.
    -Вот так - сказал Щербинский - света боитесь, и огня боитесь, а все, что можете - так только орать и вонять.
    Он сделал пару шагов вперед и поднял у среднего стеллажа что-то сморщенное, безжизненно свисающее, ухмыльнулся довольно, а затем зашвырнул бесенка во тьму:
    -Отвоевался.
    -Однако... - в третий раз сказал Серега, шаря взглядом по тьме, но та была безмолвна – однако, если мы не собираемся сидеть здесь до ночи, давайте все-таки пороемся в документах.
    -Искать будем рукописи? - спросил вернувшийся от двери Лапников.
    -Искать будем рукописи и их перевод, а в частности - монографии по истории Финно-угорских племен.
    –Значит, время основания Черепихово - приблизительно тринадцатый-четырнадцатый век.
    -Не столько о селе, сколько о племени. Если эти орущие полезут, будем ружьями отгонять. И надо побыстрей, а то ночью здесь будет действительно жарко.
    -Тут и сейчас мерзко, - произнес Щербинский задумчиво - ищите, а я постараюсь вывести эту нечисть.
    Двинулись искать. Начали с первого стеллажа, попробовали найти наводку на четырнадцатый век, меток не было, приходилось искать наобум.
    Серегины худшие опасения подтвердились. Папки были испорчены, текст на них расплылся, а некоторые листы разваливались в руках в мелкое крошево. С первых же полок они наткнулись на сопревшие вырезки из газеты "Черепиховская правда" за 1969- 1971 годы. Было там что-то о пашнях, о красотах реки Волги, о новом теплоходе "Волгодонец", сошедшем со стапелей 20 июня 1970 года. Разбирались молча, временами Лапников радостно вскрикивал, обнаружив что-то стоящее, но то было все даже близко не относящееся к интересующей их проблеме. Не слова, не упоминания о странном племени Лемех.
    Маленькая красноглазая тварь уселась на верхушку ближнего стеллажа и оттуда таращилась на людей. Щербинский на миг оторвался от работы, подхватил кипу вырезок «Правды» за 82 – 85е годы и швырнул в красноглазого. Того скинуло вниз, и, похоже, придавило тяжелой папкой. В темноте кто-то поворочался и затих.
    А Сергей медленно шел по рядам, просматривая документацию, перерывая сырые архивные бумаги и постепенно удаляясь от входа. Он покинул спутников и шел, руководствуясь своим внутренним чутьем. Идти в темноту было небезопасно, но у него был фонарь, и ружье Сергей тоже держал наготове. И чувствовал он, что искомое должно быть где-то рядом.
    Шаги гулко отдавались по бетону, тихо шлепало, когда он наступал в натекшую с потолка лужу. Было слышно, как через три стеллажа Щербинский и Лапников копаются в бумагах, временами препираясь друг с другом. Их голоса доносились сюда с трудом, глухо.
    Стеллажи все не кончались и уходили в темноту. Было тихо.
    Неожиданно в непрерывном ряду полок обнаружился разрыв. Один стеллаж здесь закончился, и начинался другой. А между ними был проход, и там были видны скелеты боковых железных полок.
    И оттуда лился свет. Легкий свет, голубоватого оттенка. Лился ровно, не мигал, не бросал уродливых теней на стены, он просто светил и приносил умиротворение.
    Сергей постоял секунду, глядя на свечение, а затем шагнул в проход, и сразу свет его фонаря стал тусклым, блеклым, заглушенным этим голубоватым сиянием. Полки и стеллажи вокруг обрели совершенно фантастический вид, но выглядели уже не столь зловеще, да и запах, казалось, улучшился, очистился.
    Приезжий сделал еще пару шагов и увидел источник сияния.
    И поперхнулся, узнав. В десяти шагах от него, у крайнего стеллажа, стоял тот давешний старик, что встретил его на въезде в проклятую деревню. Сергей помнил его бороду, его странную, чудную внешность. И теперь видел его снова. Только сейчас на старике не было грубого ватника, а была длинная долгополая рубаха, а поверх нее еще что-то вроде кольчужного плаща. Был на нем и ремень из грубой кожи, с медной застежкой. Сталь кольчуги выглядела почти белой и почти сливалась с рубахой.
    В руках он держал толстую ветхую книгу и неторопливо ее листал, и свет от книги шел так же, как и от него. Когда Сергей приблизился, он поднял белую голову от книги и глянул приезжему в глаза:
    -Живой… - сказал он, – То, что ищешь – здесь, - и он показал высохшим пальцем на ближний стеллаж - здесь ищи.
    "Кто ты?" - хотел сказать Сергей и открыл даже рот, но вместо этого неожиданно заорал:
    -ОН тут! ОН здесь! Старик здесь!!! Сюда идите! Я нашел его!!!
    За стеллажами загромыхало, Лапников что-то крикнул, послышался топот. Старикан начал медленно растворяться в воздухе, уже не скрывая своего призрачного вида.
    -Здесь, - прошептал он еще раз - не забудь...
    Свет начал потихоньку покидать помещение. Исчезал, гаснул вслед за странным стариком. Лишь еще несколько секунд светилось место, на которое указал палец старика.
    Стало совсем темно, из тьмы послышался издевательский хохот, совсем рядом зажглись два зеленых маленьких глаза. Где-то позади пробирались через стеллажи Щербинский с Лапниковым.
    -Ты еще здесь? - вопросил Сергей, приподнимая коптящий фонарь повыше.
    Тишина, лишь глаза стали приближаться неторопливо, да раздался вблизи неприятный звук.
    -Фыыырф...
    Секунду Серега раздумывал над тем, что это может быть, а затем понял. Тяжкий выдох чего-то очень большого. Вот и глаза приближались все ближе, слышен был тяжелый топот и некое клацанье. Что-то исполинских размеров тяжело ступало в его направлении, дышало с одышкой, и, кажется, взрыкивало.
    Приезжий стоял на месте. Он все никак не мог перейти от видения светящегося старика к абсолютной тьме и неведомому монстру впереди.
    -Кто...- повторил он еще раз и качнул фонарем.
    Свет отразился в зеленых глазках и, наконец, осветил их обладателя.
    Страхи у людей разные, но в основном их разделяют на семь различных видов, и какой-либо из этих семи почти всегда есть у любого человека. Относятся сюда и боязнь змей, и боязнь акул, и боязнь темноты. Но есть и есть и еще один страх. Это боязнь хищников.
    Страх этот идет у нас от древности и погребен так глубоко, что мы почти не замечаем его. Спокойно гладим собаку, что когда-то была волком, без страха смотрим на тигра в зоопарке. Мы живем в городе, и уж не осталось в округе не одного хищного зверя.
    Но если случается встретить настоящего дикого зверя, этот страх может прорваться наружу, стоит лишь понять, что встреченный волк не похож на собаку, он не будет лаять и хватать за ноги. Он вцепится сразу в горло. И знаешь, что убежать не удастся, все равно догонит и повалит. Вот он, страх перед хищниками. И желание почти всегда одно - бежать прочь.
    Именно этот страх с особенной силой поднялся в Сереге, когда он разглядел хозяина архива. И ноги сами собой приросли к полу, и задушенный писк замер в горле.
    Не более, чем в трех шагах от него, подпирая огромной головой бетонный свод архива, высился пред приезжим огромнейший буро- коричневый медведь. Он был покрыт густой, жесткой, как стальная проволока, шерстью, в которой проглядывали явные проплешины, голова, наверное, вмещала в себя кубометр мозгов, а когти в длину достигали не меньше двадцати сантиметров.
    Монстр этот стоял на задних лапах и сильно горбился, потому что потолок для него был слишком низок. Глаза горели ярким зеленоватым огоньком и при этом сильно косили. От него исходил странный запах. Чем-то он напоминал аптеку или больницу.
    Медведь стоял неподвижно и даже, казалось, его шерстистые бока не двигались совершенно. Стоял неподвижный силуэт в свете фонаря, огромный как гора, и лишь на темном пятне головы светились зеленоватые глаза.
    -А...- вымолвил Сергей, и тут медведь сильно выдохнул.
    Поток ледяного воздуха обдал приезжего, принес с собой усиленный запах химикатов и, почему-то, опилок, старой древесины.

Медведь открыл пасть и заревел. Заорал оглушительно, как когда-то давно паровозы, влетая в темный подгорный туннель. Он навис над Сергеем, и распахнув полуметровую пасть, ревел. Казалось - даже ветер поднялся в сумрачном подвале, зашевелил сопревшими бумагами.

Это вывело приезжего из ступора. Он судорожно содрал "Дракона" с плеча и навскидку начал лупить в упор, каждый раз содрогаясь от удара в плечо, к нему присоединились залпы из ружей подбежавших Лапникова и Щербинского.

Медведь подался назад, покачнулся, но падать не собирался. От него летела пыль и клочки толстой шкуры, когда крупная дробь впивалась в него. Медведя слегка отбрасывало назад, при особо удачном залпе, он отмахивался лапой, и ее простреливали, и снова летела пыль.

-Нежить, - сказал Сергей сам себе - неживой.

Очередной заряд влетел медведю в лоб и оставил между косыми глазками рваную дыру, и медведюга перешел к действиям. Издав оглушительный рев, рванулся, как танк, вперед, мощно отталкиваясь задними корявыми лапами.

Сергей успел пальнуть еще раз, а затем, как и при случае с мертвецом у двери, швырнул в бурую тушу фонарем. Сам кинулся в сторону, но тут медведь достиг его и задел правым боком, крепко приложив о ближний стеллаж.

Да, древний фонарь типа "Летучая мышь" может смело считаться первой бутылкой с зажигательной смесью, поставленной на доброе дело. Монстр-медведь взмахнул лапой, расколов фонарь, вспыхнувший керосин брызнул на него. Медведь вспыхнул, словно был сделан из промасленой бумаги, пламя распространилось на брюхо, охватило горбатую спину, и на Лапникова с селянином несся уже огромный пылающий факел. И факел этот ревел. Не от ярости, от боли. Они кинулись в разные стороны. Лапников при этом что-то панически кричал, но медведь глушил его.

Чудовищная, горящая фигура пронеслась мимо, уже не видя их. Смрад распространился невыносимый. Жженые тряпки, жженая шерсть, горелое дерево и живая плоть - все смешалось в густой и вонючий туман.

Медведь опрокинулся на пол, так, что, казалось, бетон вздрогнул.

Трое людей лежали по краям стеллажа в разных позах, закрывали рты тканью своих курток. Ружья в беспорядке лежали посреди прохода. Медведь заклокотал и слабо царапнул задними лапами пол, замолчал.

Глаза у приезжего начали слезиться, он утирал их рукавом куртки. Лежали и ждали лишь одного - когда поднявшийся смог вынесет наружу через открытую дверь. Слава богу, получилась естественная вытяжка.

-Ух - пробормотал Сергей еле слышно и подполз на четвереньках к ружью.

В голове гудело. Он сильно ударился затылком о железный край стеллажа. Позади замигал слабый свет, Щербинский приподнял единственный оставшийся фонарь. Бледный свет пал на всех троих, и вид у них был неважным.

Зоотехник открыл рот, вдохнул смрада и глухо закашлялся. Лапников и Сергей молча ждали, когда он прокашляется, но селянин все не мог остановиться, сжимался пополам, и чуть не выронил фонарь, что Сергей резво подхватил.

-Ты ж сказал – старик... – вымолвил, наконец, Щербинский хрипло, лицо у него было спелого помидорного цвета.

-Старик был - спокойно сказал горожанин - сначала был, а потом появился медведь. Короче, сейчас расскажу. Давайте-ка глянем на бурого.

Лапников кивнул и побрел, не торопясь, к лежавшей где-то позади туше. Фонарь он прихватил с собой.

-Пошли посмотрим, что за зверь! Чую, нежить это.

-Морок? - спросил Щербинский.

-Нет, скорее родственник тем пенькам.

Смрад от медведя был тем сильнее, чем ближе к нему приближались. Фонарик освещал легкие струйки дыма, поднимающиеся от тлеющей шерсти, стал пробиваться химический запах.

Лапников тыкал шкуру зверя концом своего ружья. В шкуре отзывалось шипение, словно там все еще что-то жарилось. Журналист брезгливо морщил нос. Осмотрел монстра и Сергей, ближе к морде поднося свет, вглядывался внимательно в оскаленную замершую пасть.

Затем поддел дробовиком складку на горелой шкуре, зацепил и резко дернул. Шкура порвалась с резким треском, и взгляду людей открылась полуметровая брешь. А оттуда хлынул желтый поток мелких опилок, среди которых встречались и небольшие обрезки деревяшек.

-И что же это? - тупо спросил селянин.

-Ясно все- сказал Лапников - снаружи шкура и когти, а внутри опилки и запах...химиката какого-то.

-Формалин, - вспомнил Сергей- это формалин, а помнишь ты его еще по школе. Это консервант, и его применяют для предохранения от порчи чучел.

-Чучело...- отсутствующе произнес журналист - убили, опилковое.

-А я его вспомнил тут - заявил Щербинский уверенно – это чучело самого большого медведя Ярославской области. Оно стояло на втором этаже у входа. На нем и бирка должна быть: 1974.

-Да-а-а, уже и чучела ходить начали, докатились... - сказал из тьмы голос журналиста - докатились.

-Пни же ходят… - сказал приезжий - бросьте вы на него смотреть, я тут кое-что получше нашел.

-Что же?

-Старика нашего. Того самого, что нас с тобой, Лапников, на въезде встречал. И ясно теперь я вижу, что это вовсе и не старик, да и не человек. Вон там у крайнего стеллажа он стоял и листал некую книгу, а потом показал мне, где искать нужное. И пропал.

-Совсем пропал?

-А может, это был медведь? - спросил Щербинский хмуро.

-Не медведь. Этого старика раз увидишь, на всю жизнь запомнишь. Вот теперь я убедился, что он действительно необычный. И кроме того, взял на себя роль нашего помощника. Зачем ему это? И кто он, все-таки, такой?

-Мудреные вопросы - заметил селянин.
    -Я разглядел на нем что-то вроде кольчуги. Видимо, он был приметная личность, и что-то сделал для Черепихово. А теперь с пробуждением тьмы появился и он. …Вот стеллаж, искать надо здесь.
    И они начали усиленно рыться в стопках прелой бумаги. Вынимали ее с осторожностью, пролистывали на свету, наскоро просматривая документы.
    -Нашел - буднично объявил Лапников.
    -Что?
      -Племя нашел, тут о нем статья.
    Поднесли объемистую папку поближе к свету.
    -Так... Племя Лемех, это известно. Обреталось на территории Ярославской области вплоть до четырнадцатого века. Потом пришел воевода Сивер с дружиной и вышиб язычников из их деревни. Так... так. Верховный шаман Урунгул. Порвали беднягу двумя березами. Это ясно, не хотел покидать капище.
    -Найди-ка про их богов - сказал Сергей.
    -Пантеон у Лемеха. Поклонялись трем старшим и пятнадцати младшим богам, кроме того, был еще верховный. Боги олицетворяли силы природы, а также диких зверей. Был у них и медведь, и сокол, и рысь, но эти все второстепенные.
    -Ищи про главного.
    -Ладно. Главный у них стоял Скользящий бог. По-ихнему Снорунг. Скользящий... это что, змеиный, что ли?!
    -Мы близки к разгадке - произнес Сергей - спасибо старику, помог. Бог и вправду змеиный, и был он верховный, и приносили ему кровавые жертвы. Прямо Кецалькоатль какой-то.
    -Змеиный бог, олицетворение мудрости и огня. Точно, Кецалькоатль - продолжил Лапников, временами оглядываясь на окружающую тьму. - Капище Снорунга. Величайшее капище у Лемеха, самое большое. Ого-го! Разрушено русскими еще в самом начале. Дальше - период грабежей и разбоя. Пограбили село от души, а год спустя основали свое село. Было Черепа, стало Черепихово. Вот так. Еще через полгода стали строить первую Черепиховскую церковь. Понятно, что на месте бывшего Сноруногова капища. Ты прав, я кажется, понял. В фундамент строящейся церкви вкладывают камень из капища. Да не просто камень, а, можно сказать, тотем этого самого змея. И делает это никто иной, как сам Сивер. Тут даже цитата из него: "И буде язычный камень в святу церковь силу вливати."
    -Что он имел ввиду? - спросил Щербинский.
    -Он имел ввиду, что свято место пусто не бывает. И камень, имевший ранее какую-то силу, ее не потеряет, но направит на добрые дела.
    -Не понял - произнес селянин.
    -Ну, Сивер, ну, воеводушка, удружил ты нам - сказал Серега с мрачной ухмылкой, - пятьсот лет как помер, а мы за него отдуваемся. Понял я. Камень замуровали в церкви. Думали, что церковь это укрепит. А камень, как и написано, был не простой. И не камень это, а, похоже, вместилище самого Скользящего.
    -Так что же мы, с богом схлестнулись? - заявил журналист - не верю!
    -Ну, не с богом, а некий след в камне остался. Если говорить псевдонаучным языком, то получается, что астральная матрица некоей силы вселила в камень свою пространственную проекцию, что пробуждалась к жизни на свежем воздухе.
    -Бред… - сказал Щербинский.
    -Бред, - подумав, согласился Серега - короче, я не знаю, что вселилось в камень. Тень ли самого Снорунга, или коллективное сознание массы людей, молившихся ему. Или души принесенных ему в жертву. Но в камне что-то есть. И теперь оно на свободе. Первый раз вырвалось еще при той буре, когда развалило церковь. Вот так, а теперь вырвалось во второй, и откуда, я не знаю.
    -Как не знаешь? - удивился Лапников – видно, в соборе до сих пор и находится.
    -Я же говорил, что лазил туда. Нет там ничего, когда-то камень был там, в подземелье. Но его давно куда-то перенесли. - И Сергей вспомнил, как находился в этом каменном закутке, в крошечной комнате, и созерцал нишу в стене. Мороз прошел у него по коже, и он даже пару раз оглянулся вокруг.
    -"В самое гнездо, не зная, забрался, в самую середину, и как только жив? Старик, наверное, помог..."
    -Ниша в стене! Хочешь сказать, что в ней и был камень?
    -Да, пахло там мускусом, тот запах ни с чем не спутаешь. И он там обретался незнамо сколько лет, а затем его зачем-то вытащили.
    -И кто это мог быть?
    -А я не знаю. Кто угодно и когда угодно мог вытащить камень, но он еще цел, это видно по окружению.
    -Значит, он на нас змеиную и напустил? - предположил Щербинский - из-за него в гадов проклятых превращаемся?
    -Из за него… И что мы теперь будем делать? - спросил приезжий и обвел спутников взглядом.
    Щербинский смотрел на папку. Наверное, он перебирал способы расправы со змеиным богом. Лапников пролистывал папку в поисках ответа, затем невпопад спросил:
    -А кто такой тогда голем?
    -С этим ясно - сказал Серега - это и есть Урунгул.
    -Шаман?! А почему руки змеиные?!
    -Так настоящие-то оторвало. С березами не шутят. Так что наш голем никто иной, как верховный шаман Лемехов. Помер он мучительно и вот теперь вернулся, чтобы пакостить и убивать вовсю.
    На полминуты настала тишина. Сергей шарил глазами по сторонам и неожиданно увидел знакомое белое свечение из-за плеча Лапникова.
    -Постой, - сказал приезжий.
    -Чего?
    -Обернись, ты ничего не видишь?
    Журналист обернулся, он крутил головой по сторонам, затем снял очки, протер и снова водрузил на нос. Ничего он, похоже, не увидел.
    -Не вижу - сказал Лапников.
    Сергей кивнул и пролез мимо него к соседнему стеллажу. Присмотрелся. Светилась папка. Маленькая и неприметная, она слегка светилась приятным для глаз светом. А на корешке ее даже имелся отпечаток стариковской руки.
    -"И тут он успел руку приложить" - подумал Серега и усмехнулся.
    -Наш дед просто орел - произнес он – видимо, он решил нас вести, - и вынул папку.
    Позади объявился селянин, приподнял над головой фонарь. От фонаря свечение пригасло, но не исчезло совсем. Серега открыл документы.
    Эта была опять подборка пресноватой "Черепиховской правды", только за 1951-53 годы. На самом же первом пожелтевшем листе броский заголовок: "Советскими учеными найден осколок древнего метеорита! ". Сама статья, написанная пафосным горделивым слогом, излагала: "Какие только сюрпризы не преподносит нам иногда небо! Многие тысячи маленьких небесных камней входят в земную атмосферу каждый год. Лишь маленькая их часть достигает Земли, потому что в основном такие камни сгорают в падении. Но те, что долетают до земли, именуются метеорами и метеоритами. Каждый такой камень представляет большой интерес для науки. Он может состоять из базальта, гранита, а есть и чрезвычайно редкие металлические метеориты. По эти небесным камням мы можем многое узнать, например - почвенный состав иных планет, из чего состоят Кольца Сатурна, или из какого минерала сделан астероид Икар. Метеориты мы находим крайне редко и зачастую в совершенно неожиданных местах. Вот и в Ярославской области сделана удивительная находка. При прокладке телефонного провода в деревообрабатывающую мастерскую (бывший Черепиховский собор), в ее подвале был найден подземный ход, ведущий на пять метров в глубину земли. Ход заканчивался маленькой комнатушкой, в стене которой и была замурована уникальная находка. По мнению Ярославских археологов, осмотревших диковину, это базальтовый метеорит, со следами обработки. Камень, размеров примерно тридцать на тридцать сантиметров, из очень плотного минерала, сразу же прозванного "Небесный базальт", носит следы человеческой руки. На нем высечено три не поддающихся расшифровке знака, и картинка, вероятно символизирующая змею. Что это? Ответа на этот вопрос до сих пор нет. Но есть предположение, что этот камень как-то связан с жившими здесь когда-то племенами язычников. Предполагается также, что этот камень носит в себе ритуальную основу. Но нашим современникам он интересен больше как небесный пришелец.
    После всестороннего обследования камень был выставлен в холле Черепихвоского дома культуры, где вы и можете его увидеть."
     
    -Дайте же посмотреть! - настаивал Лапников, и Сергей сунул ему газету.
    Та все еще светилась, но как только журналист схватил ее, неожиданно ярко мигнула и погасла. Стало темно, и Лапникову пришлось кое-как разбирать строчки в свете их фонаря. Читал он долго, потом заметил:
    -Ну вот, теперь мы знаем, куда перенесли наш камень. Приняли за метеорит, догадались о капище и даже немного о Снорунге.
    -Угу - сказал Серега - только вот я не пойму, каким образом камешек стоял так долго на виду и ничего не происходило.
    -Может, он накрыт был стеклом и это как-то нейтрализовало?
    -Не было у нас никакого камня в доме, на моей памяти, - произнес Щербинский, тоже прочитывая статью - а я живу здесь всю жизнь.
    -Ну, видимо, он все-таки как-то влиял, и его просто убрали в запасник, а вообще - дело темное. Может быть, это наш старик змеюку не пускал?
    -Однако. А была буря, и дом культуры разнесло. Вот все и поперло наружу. Вот тебе и змеиная. Одно не пойму, зачем Снорунгу, вкупе с Урунгулом, обращать людей в змей? - спросил Лапников - что они могут от этого иметь?
    -Кто может знать… - сказал Серега - встречу снова Урунгула, просто потерей шлема не отделается. Пойдемте, нам еще необходимо зайти в Дом.
    И они пошли к выходу, тьма вокруг словно сгущалась, тени прыгали по стеллажам, ломаясь на их ребристых металлических краях. Фонарь покачивался в руке Щербинского с ржавым скрипом, на него налипло что-то черное.
    -А когда мы найдем камень, - произнес Лапников тихо - что мы с ним сделаем?
    -Разобьем, знамо дело, - ответил селянин - он ведь из базальта, а базальт хрупок.
    -Тайный знак нарушится и то, что вселилось в камень, должно тут же испариться, - добавил Сергей, - вернуться туда, откуда пришло.
    Лапников кивнул. Не разу не заплутавшись, они подходили к выходу, и маячил впереди уже маленький столик с прелой бумагой, было совсем тихо, лишь где-то в отдалении одиноко капала вода. Видно - из трубы просачивалась. Кап... тишина, кап... тишина.
    Подошли к выходу, и тут позади них раздался горестный многоголосый вой и стенанье. Снова загорелось множество глаз, но вопли теперь были не угрожающие, а совсем наоборот, несчастные, словно не хотели эти живущие во мраке существа расставаться с троими зашедшими сюда людьми.
    Вой был такой жалобный, что Лапников даже пробормотал:
    -Они несчастные такие, не хотят, чтобы мы их покидали.
    Щербинский ухмыльнулся, и было видно, как поворачивается лицом к красноглазым плакальщикам. Он приподнял фонарь.
    -Обидно, да?! - заорал селянин во тьму, хор стенающих воплей был ему ответом.
    -Заскучали в этом склепе?!
    Опять вой в ответ. Даже еще жалобнее.
    -Ну так это вам на память!!! - проорал Щербинский, и, предварительно раскрутив, швырнул свой фонарь в невидимых обитателей.
    В темноте грохнуло, разом потушив все глаза, затем разлившийся керосин вспыхнул и осветил разбегающиеся в стороны тени. Воплей больше не было.
    -Вот так-то! - с удовлетворением произнес зоотехник.
    -Зачем ты их так - спросил Лапников - они ведь не причиняли зла!
    -А на сапог кто плюнул?! - ответствовал селянин гневно.
    Сергей уже открывал дверь, и скоро троица направилась вверх.
    Странное дело, серого квадрата неба наверху не было видно.
    -"Не закрыл ли кто?" - подумалось горожанину.
    Но выход никто не закрывал. Оказалось, что они протолклись в темноте подвала весь оставшийся день. Когда они вылезали в предбанник музея, на проклятое село Черепихово пали поздние летние сумерки. Солнце давно скрылось за краем горизонта, и лишь чуть светлое небо отмечало запад.
    Из-за реки натянуло тяжелые тучи, в сумеречном свете они были видны плохо, лишь только темные массы проносились по небу, да покрывала все липкая водяная пыль. Сразу припоминался Сергею его первый день в Черепихово. Было так сыро  холодно, что теперь даже мрачный архивный подвал казался уютным.
    -Опять дождь… - хмуро сказал Щербинский – а к полуночи еще и туман нагонит.
    -Сколько же мы просидели в подвале? - Лапников как раз выползал из темного зева подвала.
    -Часа четыре, не меньше.
    -А как же Дом Культуры?
    -А никак! - ответил Сергей - уже темно, скоро начнется шабаш.
    -Начнется - подтвердил селянин – кажется, прижмут они сегодня нас.
    По темным небесам пронеслась одинокая черная шквальная туча и на ходу оросила окрестности ледяным ливнем, задев краем находящихся в музее людей.
    Лапников, чтобы укрыться от шквала, приоткрыл дверь в музей и встал в целом дверном проеме, где сохранились остатки потолка. Сергея и зоотехника промочило по полной программе, моментально вымыв из них остатки тепла.
    -Что за июль!!! - пробормотал Сергей, пытаясь закрыться от колющего ливня.
    - не удивлюсь я, - сказал Щербинский - если скоро и день не наступит, а будет вечная тьма и вечный шабаш.
    -Наверное, это будет похоже на ад. Вот тебе и конец света.
    -Так не должно быть, – проговорил Сергей - эта погода не летнего ха...
    -Эй, смотрите! Это тот старик! Он опять здесь!!! - заорал неожиданно Лапников, стоявший под козырьком.
    -Где?! - вскинулся Сергей, а журналист уже рванулся в сумрачный зал музея, где у стены что-то белело.
    -Что вы здесь...- начал громко журналист и понуро осекся:
    -Ошибочка вышла.
    Он присел на корточки у дальней стены. Подошедшие селянин с Серегой увидели, что он указывает на белую гипсовую статую, смирно стоявшую в углу. В сгущающихся сумерках статуя была действительно похожа на старика. Даже борода такая же.
    Сергей подошел поближе, присмотрелся, и заявил:
    -Вот и разгадали старичка нашего, дело-то все яснее становится.
    -Кто же это?
    -А ты приглядись.
    -Я плохо вижу в сумерках - сказал Лапников, и сняв очки, прищурился.
    -А написано тут: "Воевода Сивер. Основатель села Черепихово."
    -Сивер! - изумился Щербинский – Так, значит, сам Сивер тут замешан! Так ведь он помер черт знает сколько веков назад!
    -Ну, вон Урунгул тоже помер - заметил Серега, в упор разглядывая статую их хранителя, - даже руки оторвало. Но ничего, живой, и руки новые, гибкие.
    Статуя Сивера тихо светилась в промозглой мгле, что подтверждало Сергеевы слова. Да, тот невзрачный старичок, каким-то образом проведший приезжего через монстровый кордон, оказался грозным воеводой Сивером, сокрушивший пятьсот лет назад орды язычников и порушившим Снорунгово капище.
    -Но почему к нам он является в образе старика? - спросил Лапников – ведь, если судить по летописям, на момент завоевания Черепов ему было сорок два года.
    -Ну, видать, село завоевав, он жил там до самой старости, лет до семидесяти, и таким он был к моменту смерти. - произнес Серега задумчиво - я даже видел на нем кольчугу.
    -Повезло нам, - произнес Щербинский громко - сам воевода Сивер нам помогает!
    Лапников зажал голову руками и стал яростно тереть виски:
    -Бред! Урунгул, Сивер... Он что, статуей к нам и приходил?
    -Нет, статуя сама по себе. А к нам приходил его мятежный дух.
    -Бред! - повторил Лапников – Сивер-то, небось, сам себя к этому и привязал, когда камешек наш в фундамент церкви закладывал. А теперь, видимо, покоя не найдет, пока камень цел...
    А Серега смотрел не на стенающего журналиста, он смотрел на статую основателя. Белое сияние неожиданно ярче затеплилось у лица, а затем Сивер ободряюще ему подмигнул. Или эта была игра сумеречных теней? Сияние тихо угасло. Лапников причитал.
    -Втянул ты нас, дедушка, - сказал Сергей статуе.
    Позади Щербинский тронул его за плечо:
    -Пошли отсюда, темнеет, страшно тут.
    Сергей глядел на статую, зоотехник потянул сильнее:
    -Пошли же, а то журналист наш в истерику впадет.
    Приезжий кивнул. Вдвоем они приподняли Лапникова и поставили его на ноги. Он тихо причитал, кусал губы и яростно дергал Венди за поводок:
    -Не хочу! – шептал - не хочу больше здесь. В темноте, в холоде. Смерть кругом...
    Щербинский вопросительно глянул на Сергея. Он словно спрашивал - "Как, на твой взгляд, не слетел ли Лапников с катушек?". Но Серега покачал головой, и они повели журналиста прочь из музея, в моросящую мглу.
    -"Мглистый вечер" - подумал Сергей - "Мглистый ледяной вечер, есть от чего впасть в уныние".
    Совсем неподалеку страшно смердело Скользящим богом здание Дома Культуры, где и должен находится заветный камень. Запах мускуса теперь был явственен. Пройдет месяц, и в Черепихово не останется людей, и вот тогда зло будет действовать. И никакой воевода Сивер уже не спасет.
    Совсем стемнело, и троица спешила поскорее попасть домой, ведь с минуты на минуту мог начаться шабаш. Шагали быстро, Лапников временами спотыкался, пугливо оглядывался и насильно тащил собаку за собой. Снова заморосил дождь, покрыл все липкой паутиной, а над крышами домов временами маячил светлый ореол луны.
    -Не везет нам - подытожил Серега, - еще полсотни человек в этой деревне. А все сидят, по домам и не высовываются, лишь мы одни за всех отдуваемся. Почему так?
    -Это потому, что нас выбрал сам Сивер, мы теперь не одни - произнес Щербинский важно - с ним легче.
    -Мы, поди, не его дружина. В бой за ним как-то странно... - сказал приезжий. - ... Стреляй!!!
    Громыхнуло ружье селянина. В темноте раздался отчаянный визг. В полутьме удирали прочь смутные тени, только одна кое-как ползла и дергала то ли задней лапой, то ли вовсе хвостом.
    -Йееееех-а-а-а... - выдал зоотехник и своим коронным пинком зашвырнул создание подальше.
    -Глупо, - осудил Лапников - всех не перебьешь.
    -Не перебьешь, но убавишь, - ответствовал селянин - поднажали, счас будем дома!
    Вдалеке тяжело завыли, на дальнем краю деревни шабаш, видимо, уже начался.
    Сергей молча раздумывал, глядел себе под ноги, видел, что идет по лужам, но ему было все равно. Что лужи по сравнению с царящим вокруг? Лужи были темны. Темная вода, темные пруды, почему ему все пруды эти в голову приходят? Затем произнес:
    -Еще месяц, от силы полтора - и в деревне не останется ни одной живой души. Это при условии, если не передерутся, когда спиртное закончится. А когда никого не станет, ЭТО вырвется на свободу окончательно.
    -Мы успеем - сказал журналист - успеем.
    -Что мы успеем? Никто из нас не может поручиться, что останется человеком в следующую минуту. Может, этой ночью я обращусь в пресмыкающееся или во что похуже. В эту образину с тремя головами, что мы убили сегодня утром. Я всегда ненавидел змей, но что будет, если я сам обращусь в змею?
    Лапников промолчал, было слышно, как он громко шлепает по лужам. В небе плыла невидимая луна, временами прорывающаяся сквозь облачный покров. Стало заметно холодней.
    -Я вот что думаю - сказал плетущийся позади журналист, - сейчас июль, верно?
    -Верно.
    -Но на дворе, помимо дождя, температура градусов пять.
    -Ну и что, может - это последствия бури?
    -Последствия, но не бури, а освобождения тьмы. Не врали сказки, скоро тут будет холод и мрак.
    -Ты не пугай, и так страшно... - сказал Щербинский - Вон и дом, дошли, слава богу.
    Дом впереди был темен и тих. Над крышей что-то хлопало, гоготало, словно гусь. Стало совсем темно, хлопуна видно не было.
    Селянин толкнул дверь, бдительно повел стволом ружья. Но в доме было пусто. Ни скрипа, не шороха, видно - никакая темная тварь не пробралась в жилище в отсутствие хозяина.
    Запалили сразу несколько керосинок, чтобы создать как можно больше света. Дверь тут же закрыли на засов и подперли тяжелым древним комодом. Лапников хотел подпереть еще и каменным Щербинсикм-младшим, но брат не дал. Упадет еще, чего доброго, разобьется. Окно прикрыли ставнями, и оставили небольшую щелку, чтобы отстреливаться. Селянин сказал, что здесь будет проходить основная линия обороны.
    Верхней одежды по-прежнему не снимали, и в теплой комнате от курток поднимался пар. Он клубился и оседал на потолке.
    Придвинули стол, за которым обедали днем, к окну и наставили на него коробок с патронами. Получился некий форпост, и эти приготовления Сергею были по душе. Было приятно знать, какой отпор сегодня получит нечисть, особенно после той сумасшедшей ночки в синем домике с совами на крыше.
    Есть ничего не стали. Лапников было начал расспрашивать, но Щербинский сказал:
    -В окно может сунуться такая рожа, что твой желудок не выдержит, а мне потом придется отмывать пол.
    -Как на войну готовимся - простонал журналист.
    -Если крепок нервами, то можешь поспать...
    -После прошлой ночи мои нервы не очень крепкие, - сказал Сергей, загоняя в дробовик патроны двенадцатого калибра - теперь я стреляю во все, что движется. Рефлекс.
    -Ты стреляй во все, что скользит! - поучительно заметил бывший зоотехник - и воет. Горячая ночка предстоит.
    -И не говори.
    Куртки так и высохли на них. Хозяин дома заявил, что их плотная ткань защитит от всяких укусов и уколов и поэтому пригодится.
    -Ночевать будем так - распределял селянин - один спит, двое отстреливаются.
    -Но разве можно спать при грохоте двух ружей?
    -Можно, он ведь спал - и Щербинский кивнул в сторону серой статуи.
    -А теперь ему и вовсе все равно - сказал Лапников и испуганно замолчал.
    Но селянин не обращал внимания на жмущегося в углу журналиста, он готовился к битве.
    -А имя врагу нашему – легион... - пробормотал Сергей себе под нос.
    -На мороков внимание не обращайте - снова обратился селянин к спутникам – те, кто внутрь попал не через окно, не во плоти.
    Сергей вздохнул:
    -А топорик какой у тебя есть? Как придет Урунгул, он у меня просто потерей шлема не отделается!
    -Вон, в уголке, бери и пользуйся - кивнул зоотехник.
    Топор был немаленький, с лоснящейся, отполированной многими руками рукоятью. Дерево было потемневшим и гладким, словно покрыто лаком, обух потемневший, как закопченный, а лезвие сверкало и было остро наточено.
    Сергей прищурился и оглядел орудие. Топор выглядел как боевой, таким не зазорно дать Урунгулу по черепу, и шлема теперь нет, так что не спасет ничего.
    Еще раз довольно оглядев топор, приезжий сказал:
    -Если Урунгул со временем все уплотняется и становится материальным, то скоро он не сможет ходить просто так по домам. Ведь когда-нибудь он нарвется на топор или на что-нибудь подобное, и будет убит.
    -Я думаю, - Лапников тоже осмотрел топорище - что когда он станет материальным, он сможет этот топор перехватить, вывернуть и зарубить нападающего. А то, что воплотится он в нечто намного сильнее человека, я уверен.
    Наконец собрались, разложили амуницию и настелили койку в углу. Замерли в ожидании, прислушиваясь к дальним крикам Снорунговых порождений.
    Луна поднялась над домами и надолго прорвала тучи, залив округу синеватым неживым светом. Тени пали на землю, а другие тени двигались в темноте, орали и визжали.
    Где-то к полуночи шабаш добрался до них. Монстры оглушили людей воплями и ревами, стуком в стены и двери, но прорваться внутрь не могли. Самые мощные пытались проломиться в окно, но их встретили дружной пальбой ружей, разных калибров.
    Щербинский спокойствия не терял, ухмылялся, подбадривал приезжего. Сергей же не отходил от топора, временами хватался за его лакированную рукоятку.
    Появились мороки. Бегали сквозь стены, кричали, вопили, плевались зловонной слизью, но на большее их не хватало.
    -Получите, сволочи!!! - орал зоотехник, хрясая тяжелым прикладом ружья во чью-то жуткую харю, что пробилась в щель в ставнях.
    Вдалеке взвыли трубы, и люди удивленно прислушались. Трубы снова взревели, и Лапников произнес:
    -Трубят победу.
    За это Щербинский чуть не огрел его прикладом ружьишка и заорал яростно:
    -Какую победу?! - это ревет кто-то!!!
    Все снова прислушались. Знакомый глухой голос из тьмы за окном воззвал:
    -Откройте, черви! Или ваша халупа разлетится по бревнышку.
    Сергей нахмурился и пробормотал тихонько:
    -Что-то монстры умные пошли, - а затем закричал в полный голос:
    -Чего ты там вопишь?! Подойди поближе, не слышно.
    Топ, топ, топ. Неведомый говорун подходил к окну. Когда судя по звуку, до окна оставалось метра три, Сергей высунул в ствол дробовика и пальнул.
    Во тьме взвыло, булькающий хрип, кто-то упал. А затем заревели сотни глоток, и шабаш продолжился.
    Стреляли не часто, старались бить, помогал и топор, и пол у окна был залит мерзкой зеленой кровавой жижей. Ноги в ней скользили и липли.
    Где-то около двух ночи знакомый трубный рев раздался снова. А затем под гвалт мелких голосов что-то тяжеленное ринулось к дому. Сергей с Щербинским поспешно высадили в щель ставень шквал зарядов, а затем некая массивная туша с хрустом ударила в бревенчатую стену. Бревна треснули, а с крыши посыпалась труха.
    -Это же носорог!!! - закричал Лапников.
    -От окна! - скомандовал селянин, и все подались назад.
    Невидимый во тьме зверь начал второй заход, на этот раз целя в окно. Ставни мигом оторвало, и в открывшийся проем всунулась огромная жуткая морда, чем-то действительно напоминающая носорога, скрещенного с жабой. Глазки у морды были, но такие маленькие и так глубоко, что вряд ли чудище что-нибудь видело.
    С секунду голова тупо смотрела в противоположную стену, а затем с ее нижней губы, оторвался и упал на пол здоровенный ком желтой пены. Когда ком с влажным чмоканьем соприкоснулся с полом, Сергей с воплем хватанул топор и всадил его монстру между глаз.
    -Ого... - сказал Щербинский.
    Топор ушел по обух. Чудище сообразило, что дело неладно, и попыталось выдернуть голову из проема. Ан нет! Уродливая шипастая голова застряла в оконном проеме. Монстр подался назад, но роговые шипы-крючки впились в старые бревна, удерживая монстра намертво.
    Слышно было, как тварь царапает задними лапами мокрую землю, в тщетной попытке вырвать голову из ловушки. Но не смогла, затихла. Туловище снаружи было в половину дома размером.
    -Так...- сказал Сергей – попалась, гадина. Динозавр недорезанный, вот на тебе и отыграемся.
    Он подошел к голове и дернул за топор. Голова растопырила пасть и оглушительно заревела, но приезжий только поморщился. А затем двумя меткими ударами срубил ближайшие рога, костяные выступы и чешуйки. Крови не было, лишь потек тягучий мускусный запах. А на срезах открылось бледное белое мясо, похожее на рыбье или рачье. Выглядело это так мерзко, что Сергея передернуло от отвращения, и он яростно работая топором, почти разрубил голову наглого монстра пополам.
    Голова напоследок издала медный рев и затихла, обмякла. А за окном туша тяжело осела на землю.
    Теперь стало легче. Так как бездыханное тело монстра загораживало окно и все ближние проходы к нему, то ночные твари пробраться внутрь уже не могли. Ломились в дверь, но комод держал крепко. Стрельба прекратилась, и теперь им досаждали только нематериальные мороки. Но и на них нашлась управа. Они шарахались от света и от стального Сергеева топора.
    Но вой поднимался временами до многогерцовых величин, переходя почти в ультразвук, и тогда особенно резал слух.
    Стены дома начали свою безумную пляску, становясь поочередно то каменными, то тростниковыми, то вдруг обращаясь в великолепный мрамор. По стенам стекали ручейки вонючей слизи, а в щелях камня наблюдались чьи-то глаза. Глазки были вцементированы в щели между камнями и хитро подмигивали.
    Одни раз по помещению пронесся мощный черноватый вихрь, налетел на Щербинского и лопнул, обдав всех напоследок дурным запахом.
    Как обычно, апогей шабаша пришелся на четыре утра. Визги на некоторое время стихли, а в стене дома проступил знакомый Снорунговый значок - извивающаяся змея в пылающем круге.
    Сергей тут же откинул ружье и схватился за топор, и не ошибся, потому что из противоположной значку стены вышел голем. Темная его рожа делала страшные гримасы, а змеиные лапы бескостно извивались, делали хватательные движения.
    Голем дотопал до середины помещения, но тут приезжий сорвался с места, и, вращая топориком, вскрикнул:
    -Ну, получи ж, чудище проклятое!
    Голем шарахнулся в сторону, но был недостаточно быстр, Сергей налетел на него и трижды прорубил топором насквозь. Голем издал мышиный писк и чуть не пал на доски пола, но удержался и ринулся прочь в горящий знак. Там и исчез, и Сергею показалось, что пред уходом он погрозил своей змеистой клешней.
    Знак погас, и стены вернулись к своему реальному состоянию. Настала тишина, лишь за окном кто-то тяжело, с надрывом вздохнул.
    -Ого - произнес в наступившей тишине Лапников - ты же его ранил.
    Сергей кивнул, Он и сам видел, что достал-таки топором голема. На некрашеных досках дома была видна големова кровь. Кровь осталась и на лезвии железного топора, и на стене, куда Урунгул так поспешно сбежал. Кровь была не похожа на человеческую, жидковатая и водянистая, с некими темными сгустками. А затем неожиданно она стала, как ртуть, собираться в одну большую кровавую лужу. Лужа эта постояла-постояла, покрываясь время от времени рябью, а затем просочилась сквозь доски пола, словно ее и не было.
    За окном снова завыли, заголосили на все лады, но находящиеся внутри их почти уже и не слышали. Приближалось утро, и шабаш скоро пойдет на убыль.
    Лапников выглянул в щелку между холкой чудовища и верхней частью оконной рамы и объявил:
    -Небо сереет, скоро рассвет.
    -Хорошо, - произнес Щербинский - скоро отдохнем.
    Ровно в четыре часа тридцать минут в отдалении пропел единственный в Черепихове петух. Теперь Серега знал, что этот петух живет в доме семьи Сокольниковых и оберегается он как зеница ока, как единственное средство укрощения сил леса. Остальных петухов и кур в селе съели уже довольно давно.
    После петушиного крика вопли за окном моментально стихли, словно ножом отрезало, а сквозь узкую щель, ставшую их окном, полился слабый лучик встающего солнца. От туши лежащего за окном монстра стал струями подниматься белый влажный пар. Солнечный свет проскользнул в щель уже смелее, осветил на мгновение лица троих друзей, затем пропал. Но дело свое сделал. День наступил.
    -Уууффф - прохрипел Щербинский и кинул свое ружье в угол - эту ночь мы пережили.
    Бессонная ночь, со стрельбой, криками, дракой вымотала людей, выжала последние силы. Но все же все они остались в нормальном рассудке.
    И никто не превратился в змею.
    -Я их буду вешать - произнес тихо Лапников, глаза у него были красные и опухшие от бессонницы, а борода слегка обгорела. Под близкий выстрел, что-ли, сунулся?
    -Кого вешать? - спросил Сергей.
    -Змей всех, пусть на столбах висят, длинные.
    -Что ты, еще одного свихнувшего библиотекаря нам не надо, и так на каждом углу висят.
    -С нами Сивер - произнес селянин - не бойтесь ничего.
    -Кстати, - сказал приезжий - а почему этот ваш библиотекарь до сих пор живой? Он ходит свободно по селу, ловит змей, убивает их и вешает, а самому хоть бы хны. Ни в змею, ни в монстра?
    Лапников скосил взгляд на морду "носорога" в окне:
    -Он сумасшедший. Его не трогают, потому что им нужны здравомыслящие люди.
    -В смысле здравомыслящие змеи, чую, они затевают что-то крупное, что теперь делать-то будем?
    -Теперь будем спать - сказал Щербинский.
    -Здравая мысль - заметил горожанин.
    Ружья аккуратно сложили на столе, а сами улеглись прямо на пол. У площади снова прокричал петух, гордо и победоносно. До следующей ночи.
    Проспали долго. Когда проснулся Лапников, в окно уже падал сноп света от полуденного солнца. Журналист довольно посмотрел на виднеющиеся в окне листья молодой березы, стоявшей неподалеку от дома, увидел черную ворону неподалеку, а затем до него дошло, что окно больше ничего не загораживает.
    -Эй - сказал журналист и ткнул легонько в бок Сергею - оно ушло.
    Серега приоткрыл глаза только наполовину, но смотрел ясно:
    -Носорог?
    -Угу, видать, ты его не добил. Уполз гад.
    Приезжий оглянулся на храпящего Щербинкого, но будить его не стал. Осторожно потянулся к ружью, стоявшему неподалеку. Затем тихо прошипел Лапникову:
    -Счас подползаем к окну, потом выглядываем. Вдруг оно из тех, кто света не боится.
    Лапников кивнул и тоже приподнял ружье. Вместе на карачках подковыляли к окну, пошатываясь со сна. Небо в проеме было синее, темного такого синего оттенка, какое бывает только в самую жаркую пору лета, когда вся зелень в силе и жизнь бьет ключом. И небо это, казалось, даже было ближе к земле, роднее. Ни облачка, ни тучки, лишь только эта летняя радостная синь.
    Серега, однако, на небо не глядел. Он осторожно приподнимался, чтобы глянуть на двор, а из окна на него лилось летнее, полуденное тепло.
    Приезжий резко поднялся, вскидывая дробовик. Во дворе шарахнулись в разные стороны несколько ворон. Одна из них налетела на гнилые доски забора и поднялась в воздух с хриплым гневным карканьем. Забили крылья, разбудив дремавшую до поры Венди. Проснулся резко и селянин:
    -Что там?!
    -Да ничего. Монстр наш утром свалил куда-то. Может, умирать пополз?
    Двор и правду стал пуст. Вороны улетели, оставив три или четыре черных пера на траве. Лежал вповалку забор, а за ним виднелась разрушенная улица, на которой засыхали грязные густые лужи. Тушу ночного пришельца было бы видно издалека. Разве что он прятался позади дома?
    Лапников поднялся тоже, повел стволом, вдоль улицы:
    -Так что же, он исчез?
    -А может, он испарился, как морок? - выдал селянин, тоже оглядываясь – главное - исчез. А остальное неважно.
    Сергей еще поискал глазами, затем глянул в траву и сказал:
    -Да нет, никуда он не девался. Как здесь упал, так и остался. Вот он, наш носорог.
    Журналист и зоотехник вытянули шеи и глянул под самое окно. В траве, рядом со сгнившим резным ставнем лежал маленький серый мышонок. Зверек бессильно задрал задние лапки, хвост был скручен, а голова оказалась разбитой, словно по мышке проехали автомобилем. Серый цвет существа был явно похож на цвет незваного ночного гостя. Но это было все их сходство.
    -Так что же? - спросил селянин - этот динозавр обратился при свете в мышь? С мышью мы, получается, дрались?
    -Топором рубили... - откликнулся Сергей – вообще, у меня есть версия на этот счет.
    -И какая же - спросил Лапников, присаживаясь на подоконник и поддевая ружьем дохлую мышь - чем можно объяснить такое преображение мыши?
    -Ну... - начал Сергей, тоже присаживаясь на подоконник, и давая, пока есть возможность, солнечным лучам погреть занемевшую на полу спину - В этом поганом селе мы имеем два типа чудовищ. В смысле не два типа, сами-то они все разные, но я подразделю их все-таки по часам существования. Мы имеем монстров, которые нападают и шабашат только ночью и не выносят света дня. И других, для которых солнечный свет глубоко безразличен и они спокойно могут мародерствовать и днем.
    -И что? - спросил Лапниоков – нам-то от этого не легче.
    -Но я нашел различия в ночных и дневных монстрах. Дневные чудовища более слабые, но самое главное - в них можно заметить, кем они ранее были. Дневные твари - это в основном простые лесные звери, которые стали обращаться в змей, но застыли на полпути. Днем на нас нападают волки, змеи, мелкие лесные зверьки. Все трехглазые, кстати. Еще днем гуляют одеревенелые особи, но это в основном люди. Можно вывести, что дневные монстры не слишком опасны.
    А теперь о ночных. Вот это уже настоящие чудовища. Не поддаются классификации, кем они когда-то были. Здесь все разновидности ночных кошмаров, встречаются огромные монстры типа этого - при этом он указал на мышь, и Лапников еле удержал в бороде ухмылку - Но днем всего этого нет. Теперь - главное. Мне приходит на ум, что все ночные монстры - это лесные звери и люди, прошедшие крайнюю стадию змеиной болезни.
    -Крайняя стадия болезни - это превращение в змею - вставил журналист.
    -А вот и нет. Я понаблюдал, да и вы сами говорите, что и тут имеется два типа. Первый обращается в простую змею и уходит в леса, а второй, в змееподобного монстра. Типа трехглазых собак. Так вот, ночные твари - это ничто иное, как до конца мутировавшие звери-люди.
    -Я вроде понял. Пока превращение не происходит полностью, животное может свободно бегать днем. Но, переродившись, уже не выносит света, и под его действием дохнет и обращается в начальное состояние.
    -Так что тот носорог в реальности был просто полевой мышью.
    -С нами Сивер - напомнил Щербинский.
    -С нами Сивер! С нами бог! - да где только помощь его силовая? Почему все намеками действует? Он же разогнал кордон!
    -Сивер нам помогает. Возможно, только поэтому мы еще живы и не обращены в змей.
    Серега снова вгляделся в мышь, присмотрелся внимательно, и на секунду ему показалось, что из разодранной головы зверька торчит маленький сизоватый шип. Приезжий поморгал, и через секунду это был снова расплющенный череп мышонка. Сергей раскачал зверька за хвост и зашвырнул далеко в зелень травы, сказал:
    -Ночь мы пережили, куда теперь?
    -Теперь есть - отозвался из дальнего угла комнаты селянин.
    -Опять змею? Нет, спасибо. Лучше уж голодным помереть, чем есть классового врага.
    -Нет, - сказал зоотехник- сегодня ежик. Заполз, понимаешь в подпол, а там застрял.
    Сергей глянул на Лапникова, тот сосредоточенно изучал синий небесный свод. Приезжий посмотрел туда же и увидел белоснежное облачко, проползающее над Черепиховым. На подходе к солнцу, облачко неожиданно обратилось в старину Сивера, и ободряюще взмахнуло рукой.
    -Тебе легко там, наверху, - пробормотал Серега тихо - а нас в самую грязь запихнул.
    Есть хотелось всем. И потому зажаренный еж был съеден без пререканий. Мясо оказалось кислым и жестким.
    Селянин ел, поглядывал временами на спутников, затем заявил:
    -Сейчас идем в Дом культуры и ищем там камень.
    -Ищем где? - спросил Сергей.
    -В подвале, знамо дело! Опять лезть во тьму, но Сивер нам поможет, спасет. Разобьем камень и покончим с напастью.
    -Это программа-максимум?
    -Нет, минимум, о максимуме лучше и не говорить - ухмыльнулся Щербинский.
    И замолчал. Замолчали и остальные. Они сидели молча за столом, пытались просто переварить задачу, а солнечный свет ласково падал через расколотое окно. Но солнце скоро скроется и опять повиснет дождливая муть, а задача их такова, что уложить ее в разуме и логически понять нет никаких сил.
    -Как жить, - тихо проговорил Сергей - зная, что ночные страхи существуют? Что есть на свете чудища, и они могут прийти к тебе. Nы не сойдешь с ума, ты будешь мертв.
    -Что за мысли? - вопросил Щербинский фальшиво-жизнерадостно – может, только одна такая гадость и есть на свете?
    -Да нет, - произнес приезжий - такое просто так не бывает, это что-то огромное и непостижимое. Мы cтолкнулись лишь с малой чачтью. А где-то рядом скрывается целый огромный мир, чуждый нам. Он велик и везде. А мы слепы и не можем увидеть его.
    -Но...- сказал Лапников.
    -Подожди... - оборвал Сергей - Мы сделали свой мир. Мир техники, где все подчиняется физическим законам. Мир, который нам понятен. Мы кроили еги по своим меркам, а то, что нам не подходило - отбрасывали и старались забыть. Знаешь, Лапников?
    -Что?
    -Люди, жившие в Средневековье были гораздо ближе к пониманию того мира, чем мы, живущие сейчас. Ведь мы, современные, живем, ничего не видя, уткнувши нос в землю, погрязши в своих мелких никчемных проблемках. Мы живем и просто не верим, что в нашем технократическом мире может что-то случиться. Как может что-то произойти, если мы поднимаемся каждое утро, привычно идем на работу, едем в метро, возвращаемся домой и ложимся спать - и так каждый день? Как может произойти что-то необычное, когда у нас еще столько несделанных мелких делишек? Этот обыденный серый мир затягивает нас. Затягивает до такой степени, что мы уже просто не видим ничего странного вокруг себя, не замечаем.
    А если случается что-то крупное, что делаем мы, простые серые горожане? Мы сходим с ума, вот что! Мы не можем понять происшедшего. Мы не знаем его, мы заблокировались от всех посторонних событий, не стыкующихся с нашим мировоззрением. Серость не терпит яркого.
    -Да - с жаром сказал вдруг Лапников – верно... По всей планете гремят войны, где-то стреляют, кого-то рвут на куски дикие звери. А я выглядываю из своей серой трущобы, на серую улицу и задаю себе вопрос: что может произойти здесь? Здесь ничего не меняется, и я не могу верю, что на этой улице может что-то произойти. Не верю, пока это не случается.
    Серега кинул взгляд на Щербинского.
    -Сильно, - сказал тот - Вы тут оба прям философы.
    -Куда ж без этого - произнес Серега спокойно - давайте двигаться, а то время уже.
    Быстро собрались, внимательно осмотрели и перезарядили ружья, а затем вышли в день, который на глазах становился все менее сияющим. Тучи уже затягивали небосклон, холодало, к вечеру обещался все тот же дождик. Все это явно было неестественного происхождения, и теперь уже можно было поверить, что когда-нибудь утро не наступит.
    Издали заметили трех волков. Но те не стали связываться с людьми, резво шарахнулись в сторону, скрылись в проулке. Трое людей шли молча, направляясь прямо к Дому Культуры, над которым по-прежнему возвышались засыхающие корни старого дуба. Как получилось, что дуб, несомый смерчем, упал прямо на здание? Да так упал, что разрушил даже подвалы?
    Нет ответа на вопросы, и Сивер молчит. Как с ним связываться? Почему не придет на помощь? Ведь заманил же двоих беззащитных незнающих людей в этой змеиное гнездо? Заманил и почти бросил, оставил на произвол судьбы!
    -Подумать только! - сказал Серега тяжело - а ведь я два дня спокойно ходил в этом гадюшнике!
    -Раз остался жив, значит - Сивер помог, отвел беду - сказал селянин убежденно.
    -Твоя вера в Сивера безгранична. Если он сам до сих пор не разметал ворогов, значит - и у него есть пределы. Не всемогущ он.
    Щербинский кивнул, но промолчал, впереди уже маячила ломаная анфилада дворца, и, казалось, тучи задевают ее вершину, такие они низкие. Дождь пойдет, и это случится скоро.
    Впрочем, в этом селе есть вещи похуже холодного дождя.
    Минут через пятнадцать хода натолкнулись на змея. Вроде бы еще очертания человеческие, но сам плотно покрыт чешуей, ноги коротки и разлаписты, а руки превратились в кожистые отростки.
    Змеюка увидел их уже издали, зашипел, но селянин резво вскинул ружье и выпалил в чешуйчатого. Расстояние было велико, картечь лишь чуть задела лапу, это было видно по тому, как бывший человек дернул ее, словно обжегшись.
    Щербинский выстрелил еще раз, промахнулся и с проклятьем перезарядил ружье. Пока он возился с оружие, змей понял, что его ждет, и потрусил прочь от них, в сторону Дома культуры. Не добежав до здания двух десятков метров, он неожиданно распахнул кожистые руки, которые оказались перепончатыми, ярко окрашенными крыльями, и взмыл в небеса с хриплым криком. Селянин только плюнул вслед.
    -Это что-же, - сказал Лапников - змеи летающие, Горынычи?
    -Плюнь на них, - посоветовал зоотехник, - мы уже почти пришли.
    С хмурого неба упало три дождинки, стало темнее, прохладнее. Разрушенная колоннада Черепиховского Дома Культуры возвышалась над ним, как карикатурная версия Акрополя.
    -Искать будем по запаху - сказал Сергей.
    -По запаху? - спросил Лапников удивленно – Венди, что ли, мою посылать?
    -Нет. Псина твоя, наоборот, оттуда смоется, только пусти. Искать будем сами. Да разве не чувствуете запах мускуса?
    -Что-то есть, - решил, понюхав сыроватый воздух, Щербинский - да только мы и в прошлый раз это подметили. Так и будем, как ищейки, искать по запаху?
    Серега тоже принюхался:
    -Несет-то как. Если ты, Щербинский, все последние годы не видел камня в основном холле Дворца, и в музее его нет, - где он тогда может находиться?
    -Мне-то откуда знать? - пробормотал селянин.
    -А оттуда. Его убрали в запасник. Так что искать будем в подвалах. Чую я, оттуда это все идет.
    -Ну, пойдем тогда - сказал Лапников, проверив еще раз ружье, - жалко, фонарики не взяли.
    Дождь сверху заморосил, потянулся липкой пеленой. Но Сергей с компанией на него уже не обращали внимания, притерпелись. К тому же ход обнаружился довольно быстро.
    Это был даже и не ход, а пролом в монолитной плите перекрытия, что рухнула сверху во время бури, И пролом не был завален каменной крошкой, наоборот - зиял тяжелым черным оком. И несло оттуда запахом мускуса, гораздо более сильным, чем в подвале церкви.
    -Думаю, здесь... - сказал Серега спокойно, а затем, оглянувшись на спутников, спросил - Спускаемся?
    Щербинский первым сунулся в темную дыру.
    Сергей двинулся Следом, а Лапников некоторое время постоял в раздумье. Он не мог этого знать, но именно через этот черный пролом и выполз на свет божий тот злополучный турист, первым поддавшийся змеиному проклятью.
    Внизу воняло сильнее. Ступать приходилось по разрушенной кирпичной кладке, которая рассыпалась под ногами, грозя обвалиться. От дождя кирпичи стали скользкими, к тому же под ними что-то явственно прело.
    Сергей даже поначалу отшатнулся назад, к свету, но сцепил покрепче зубы и полез вниз.
    Селянин там уже стукнулся обо что то, выругался, задел стволом ружья ржавую арматурину. Раздался отвратительный скрежет, о которого мурашки обильно пошли по коже. Щербинский отдернул ружья и гневно заорал:
    -Ну вы, там! Слезайте быстро, а то весь свет закрываете!!
    -Как можем, так и ползем - огрызнулся сверху Лапников, ботинки у него были летние, с плоской подошвой, скользящими по ребристым кирпичным граням, и журналист отчаянно пытался не рухнуть всем весом на приезжего.
    Венди все было нипочем, прыгала, как горная коза, и тянула хозяина.
    Сергей, наконец, спустился, на последнем шаге споткнулся и тяжело бухнулся на колени, вскрикнул. Почти сразу же рядом спустился и Лапников. Дыра была свободна и мало-мальски пропускала серый свет.
    В этом свете неясно возникло помещение подвала, не такое уж большое, потому что половина была засыпана обрушившейся кладкой. Обвал покрыл земляной пол каменным крошевом, скрыл его изначальный облик. Штукатурка на стенах осыпалась, открыв древние кирпичи. В подвале было пусто.
    -А где камень? - растерянно, как показалось, спросил Щербинский.
    Серега поднялся и отряхнул испачканные джинсы, затем внимательно огляделся:
    -Не вижу... Но, судя по запаху, он должен быть здесь, разве вы не чувствуете, как воняет змеями?
    -Чувствовать-то чувствуем, но где камень? И как он, кстати, должен выглядеть? - Лапников шагнул на середину обрушенного помещения, снова внимательно огляделся.
    Вышел и Сергей, затем селянин. Все трое остановились в центре подвала с недоумением. Было тихо, только шелестел снаружи дождь, да текли меж камней невидимые ручейки. Деревня замерла, не пели птицы, ничто не двигалось на улице, и даже листья деревьев не трепыхались, а висели мокрыми тряпками.
    -Что ж, - рассудительно произнес Щербинский в полной тишине - у нас еще есть один способ.
    Сергей и журналист обернулись к нему. Ранее селянин не подавал никаких идей.
    -Сивер! - громко позвал бывший зоотехник - Сивер, если ты действительно нас хранишь, отзовись! Дай нам знак!
    -Дай нам знак... как банально - произнес в бороду Лапников, но так, что никто не услышал.
    Шелест дождика был ответом Щербинскому, но в дальней стене неожиданно вспыхнул яркий белый свет и тут же погас. Видели его все.
    -Ого... - сказал Сергей – дедушка-то нас услышал. Спасибо, Сивер, не забудем.
    Впереди журналист с селянином уже подошли к стене, что-то ковыряли в ней, совещались. Сергей двинулся тоже, глядя, что они там делают.
    Была стена. Штукатурка на ней, как и на остальных, отвалилась, а в открывшихся старых кирпичах была знакомая размерами ниша, чуть неровная, с краями, покрытыми оторванным цементом. Что-то было здесь замуровано, и не так давно.
    Да не что-то, а тот самый камень.
    Но камня там не было. Кто-то, совсем недавно, вынул его из нищи, где он хранился более сорока лет, и перепрятал. Видно, знал, что придут его искать!
    -Камня нет! - воскликнул Щербинский.
    -Вижу, что нет! - резко ответил Серега - его выломали и унесли перед самым нашим носом! Перепрятали!
    -Значит, кто-то подслушал? - изумился Лапников – может, за нами слежка уже давно?
    -А вот это вряд ли, скоре это сразу предугадали. Только нам от этого не легче.
    -Сивер!!! - заорал Щербинский - как же так?! Где же камень?
    Но Сивер на этот раз не никак не проявил себя, похоже, считал, что найдут сами. Селянин еще несколько раз позвал, но уже без особой надежды, старик явно не хотел отвечать. Некоторое время люди бесцельно побродили по подвалу, щупали стены, затем по одному стали выкарабкиваться на воздух.
    -Итак. Камня здесь нет. Его унесли. Куда его могли унести? Есть предложения? - Сергей сидел на полуразрушенной лестнице Дворца культуры, двое его товарищей по несчастью расположились напротив. Все были мокры насквозь от непрекращающегося дождя, но уже не обращали на него внимания.
    -Нет предложений - угрюмо пробурчал Щербинский - он может быть где угодно. Его могли спрятать в лесу, а туда лезть - значит погибнуть, как пить дать. В селе мы еще можем воевать, но в лесу не дадут, там их территория.
    Лапников мотнул головой:
    -Я тоже не знаю. Пора откидывать лапки и тонуть.
    Щербинский еще несколько раз воззвал к Сиверу, но воевода не отозвался, отчего день стал казаться еще мрачнее.
    -Мерзкий старикашка, - заметил Серега после очередной попытки - кинул он нас. А если не кинул, то самого ухайдакали.
    -Не надо про него так, в чем-то он все-таки помогает - сказал селянин с горечью.
    Темнело, хотя вообще-то сейчас было всего лишь два часа пополудни. Но все равно, медленно смеркалось, и неясно уже было, от густых ли дождливых туч это или от чего-то еще, непогода крепко поселилась в Черепихово. И трое людей, потерявших надежду, не знали, появится ли когда-нибудь возможность снова увидеть нормальный солнечный свет. Шабаш в селе Черепихово вступил во вторую стадию.
    Дождик из мелкой водяной пыли перерос в полновесный ливень, захлестал водяными струями по обвалившемуся зданию, вызвал мелкие лавины, когда под натиском воды сползала размокшая облицовка. Зашумел вдалеке бор. Зашумел мрачно, он весь дышал ненавистью к человеку, ненавистью такой же глубокой и древней, как и человеческий страх пред лесной пущей. А теперь бор получил возможность расправы. И скоро эта огромная темно-зеленая враждебная масса обрушится на село, погребет под собой, истребит оставшихся, а те, кто выживут, будут поглощены им и сольются с лесом в виде скользящих змей.
    «А ведь Лемехи был гораздо ближе к лесу, чем Славяне. Они были язычники, все божества их были из леса, а значит, имел тот странный народ некую силу над порожденьями бора. Зря не додавили их! Зря замуровали нечестивый камень в церковь. Расколоть его надо было, а обломки бросить в огонь. А затем разбросать в текущую воду. А ведь виноват-то во всем Сивер, воевода русичей, сам ведь, небось, идею подал. Ух, столкнусь я когда-нибудь с тобой лицом к лицу! Расспрошу обо всем!»
    Так думал Сергей, сидя в унынии на разваленных ступеньках Дома культуры под ледяным дождем. Дома культуры, долгое время служившего логовом зловонного скользящего бога. Дождь хлестал уже немилосердно, и бойцам пришлось скрыться под аркой, где они прижались к стенам, погруженные каждый в свои думы.
    -Значит, так, - начал Лапников, содрогаясь - получается цепочка. Камень замуровывают в церковь. Затем церковь рушат, а камень доставляют в дом культуры. Там он спокойно лежит некоторое время, а затем неизвестно куда исчезает. Вопрос, где может быть камень? Понятное дело, что примерно в таких же местах, где он одновременно возле множества людей и не на виду. То есть в подвале какого-то часто используемого здания. Вроде церкви и дома культуры! Есть ли еще такие места в Черепихово?
    Щербинский, к которому был обращен вопрос, косо взглянул на Лапникова и ответил кратко:
    -Нет.
    -Как это нет? Ведь должен... Может быть... А вот! Вдруг он находится в баре?!
    -Мы же там были недавно, - сказал Серега - да я бы за версту почуял этот запах. Это все бесполезно, его унесли в лес или еще куда. В твердь земную. Нам может помочь только чудо... Эй, Сивер, молчащий ты наш, неужто кинешь своих подопечных?
    И чудо явилось. Из-за угла полуразваленного дома появилась сутулая фигура человека. Тип этот выглядел понуро, шаркал ногами и совершенно не обращал внимание на льющийся сверху ледяной дождь. На сидящих под аркой людей он не смотрел, а смотрел в землю.
    -Кто это? - спросил Серега - никто его не знает?
    Лапников мотнул головой, он все еще переживал о ненайденном камне. Однако Щербинский пригляделся и вдруг заявил:
    -Да это же Кузьмич! Помнишь, он со мной тогда в баре сидел?
    -Да, припоминаю такого, - произнес Серега - а что он тут делает, когда остальные дома сидят? Чую - тут нечисто. Пойдем, проверим?
    -Пойдем... - согласился зоотехник - Лапников, ты идешь?
    -Нет, - ответил тот - дождь и так ледяной.
    Сергей кивнул, и они вместе с селянином вышли в непогоду.
    Продрогли тут же до костей. Это была уже не давешняя липкая морось, это был ледяной ливень, на грани превращения в снег. Они прошлепали по лужам расстояние, отделяющее их от старого Кузьмича, ежась и стараясь укрыться от воды. Кузьмич же на них так и не глянул. Когда до старика оставалось метра три, Сергей неожиданно остановился и приподнял руку.
    -Стой! - сказал он селянину.
     Кузьмич встал, по-прежнему глядя в кислую землю. С расстояния, разделяющего его и Сергея, вполне можно было рассмотреть, что с Кузьмичом что-то не то. Вернее, не что-то, а вполне понятное. Он на глазах обрастал чешуей, а глаза становились непроницаемо черными.
    -Что... - еще раз произнес Щербинский и сделал шаг вперед, но приезжий придержал его.
    -Кузьмич тоже змеиную подхватил... - сказал он - Я тут придумал кое-что.
    -Что ты придумал? - тихо спросил зоотехник, разглядывая Кузьмича, а затем позвал:
    -Кузьмич! Ты меня вообще слышишь?
    -Да брось ты, - заметил Серега – он, похоже, уже не понимает людских слов. Я вот что придумал. Давай сейчас его схватим. Пока совсем не обратился, спеленаем как-нибудь и расспросим.
    Щербинский оттолкнул его плечом, прошел ближе к старику, осторожно сказал:
    -Кузьмич! Если слышишь меня, ответь.
    Повисло молчание, а затем Кузьмич ответил. Он стремительно развернулся, раззявил пасть, и из глубин глотки выметнулся длинный двойной клык. Кузьмич подогнул под себя мощные задние лапы и прыгнул на Щербинского, издав в полете верещащий звук, от которого на мгновение заложило уши.
    Если, медленно шагая по улице, бывший Кузьмич еще сохранял человеческие очертания, то в прыжке он совершенно изменился, явив сходство с огромной рептилией, этаким прямоходящим динозавром и скользким тритоном одновременно. Прыгнув, он растопырил чешуйчатые лапы, встрепенул красный большой гребень на затылке и раскрыл пасть еще больше.
    Но массы у него не хватило, чтобы сбить большого Щербинского с ног, и по приземлении он напоролся на выставленный селяниным старый приклад ружья. Хрустнуло - и Кузьмича отбросило на холодную землю. Он тут же попытался подпрыгнуть, но мощный толчок в грудь уложил его на место. Кузьмич зашипел, но дернуться больше не смел.
    -Готово, - произнес Щербинский, оглядываясь на Сергея - я его заловил.
    Кузьмич зашипел вновь, а затем добавил невнятно некие выражения.
    -Ну видишь, Кузьмич, - произнес Щербинский – оказывается, можешь ты говорить.
    Кузьмич извернулся, пытаясь вскочить, но селянин пинком сапога отбросил его в грязь,  связал, отшвырнул опять на землю, где тот поспешно оскалился.
    -Эх, Кузьмич, Кузьмич, что же с тобой змеи проклятые сделали - сказал грустно селянин.
    Кузьмич замолчал, даже не шипел.
    -Отвечай, - сказал Сергей - мы знаем, что ты умеешь говорить.
    Кузьмич молчал, но скривил такую рожу, что Серега на секунду отвел глаза. Затошнило.
    -Так, да? - спросил приезжий мрачно - Молчать будешь? Думаешь, если был человеком, так и не пристрелим? Так?! Да я тебя!!!
    Кузьмич молчал, и Серега в ярости сдернул с плеча ружье.
    -Эй! Эй! - крикнул Щербинский.
    Грохнули оглушительно выстрелы. Один и второй, почти сливаясь. Первый заряд прошел в полуметре от головы Кузьмича справа. Второй так же слева. Грязь взметнулась фонтаном, часть пороха осела на лице бывшего черепиховца.
    -АА-А-А!!! - закричал Кузьмич и выбросил клык, но в ядовитый зуб тут же ткнулся жесткий и горячий от недавнего выстрела ствол ружья, и Кузьмич осекся.
    -Если будешь молчать, пальну сюда - уже спокойно сказал Сергей - так как?
    -Скажууу!!! - заорал оглушительно бывший Кузьмич - не стреляй! Скажу! Что хотите знать?!!
    -Может, стоило применить пытки? - спросил едко подошедший посмотреть Лапников - Допрос с пристрастием? Неужели нельзя было по-другому?
    -Ну, видишь ли - сказал приезжий, наступая аккуратно на бьющий по земле хвост Кузьмича - он уже почти змея, однако все мерзкие человеческие привычки сохранил. Может, он за нами шпионил специально?
    -Это паранойя, кому мы нужны?
    -А вот это мы сейчас и узнаем - сказал приезжий, наклоняясь над бывшим Кузьмичом:
    -Ну что, змеюка, вот тебе первый вопрос. Где камень?
    -Какой камень? - прошипел Кузьмич - Нет! НЕ стреляй! На пруду он! На прудах, Черепиховских прудах. Его туда с Дворца Культуры перенесли!
    -Откуда он это знает? - спросил Лапников у Сергея.
    -Не мешай - откликнулся тот - потом расскажу. Так, Кузьмич, кто такой Урунгул?
    -Шаман нащ, лесной знаток.
    -А кто такой Снорунг?
    -Это наш бог, хозяин и повелитель, он везде, он всегда, он над всеми.
    -Бредятина...- простонал Лапников - ну не может это все быть правдой.
    -Снорунг заключен в камне? - новый вопрос Сергея.
    -В камне - ответил Кузьмич - в том самом, на прудах.
    -Так, отлично. Кто такой Сивер?
    -А кто это? - вылупился Кузьмич.
    -Не запирайся - рыкнул Сергей и взвел ружье - Кто такой Сивер?
    -Не знаю я!!! - завопил Кузьмич и задергался, но Щербинский придавил его сапогом и кивнул приезжему - мол, продолжай.
    -Ты должен знать Сивера, - произнес Серега, наклоняясь над пленником.
    -Не знаю й-я-яя!!! - проревел Кузьмич и замолчал.
    Лапников глянул на лежащего:
    -Похоже, он и впрямь не знает. Сивер не относится ко тьме. Кстати, откуда ему столько известно?
    -Ладно - сказал Серега - нужное он сказал. Щербинский, не наступай на него! Мы сейчас пойдем на пруды, а его возьмем с собой. Если камня там не окажется - пристрелим. Ты понял?! - обратился он уже к Кузьмичу.
    Кузьмич согласно закивал. При этом из пасти у него брызнула зеленоватая пузырящаяся слюна и потекла неторопливо по подбородку. Невыносимо завоняло мускусом.
    Селянин держал его под прицелом своего ружья.
    -Помните, я говорил, - сказал Серега - что третий глаз у этих новоявленных змей позволяет им связываться с хозяином, то есть с главным змеем. Снорунгом. Ну вот мы и поймали такого зверя, - Серега кивнул на Кузьмича - еще не потерял умение говорить, но связь уже имеет, Может быть, он действительно шпионил за нами.
    -Так, значит, он все это спросил сейчас у хозяина?
    -Скорее узнал сразу, как начались изменения. Я подозреваю, что связь у них односторонняя. Скажи, Кузьмич, что ты чувствуешь, превращаясь в змею?
    -Какую змею? - спросил Кузьмич - я что-то не пойму.
    -Ты что, не понимаешь, что с тобой происходит?
    -А что тут понимать. Нормально все. Подчиняйся хозяину и будешь долго жить.
    -Ты не будешь долго жить - успокоил его Щербинский.
    По улице подле Дворца пронесся порыв ветра, принес с собой холодные льдинки дождя, больно хлестнул людей и стоящего рядом нелюдя. Кузьмич сжался, тоненько заскулил, но Щербинский не дал ему дергаться, толкнул, чтобы шел вперед.
    -Куда теперь? - спросил Лапников.
    -Сначала к Щербинскому, - сказал Сергей - там снарядимся, а потом на пруды. Пошли же, я мерзну.
    Двинулись. Толкали впереди пленника и устало молчали. Кузьмич монотонно ругался под нос и шипел, но никто не обращал на него внимания. Пока они двигались к дому селянина, уже совсем стемнело.
    Лапников закинул голову и, щурясь, поглядел в небо. Оно стало непроницаемо темным, ледяным, словно загустевший деготь. Мрачное, как свод пещеры, оно извергало на путников бесконечные струи злого дождя. Журналист протер очки, капитально запотевшие, и произнес:
    -Уже смеркается, не лучше ли отложить поход до утра?
    Сергей пожал плечами:
    -Можно-то можно, да вот только мне кажется, что утро не наступит.
    -Как не наступит?
    -А так - заметил Щербинский - я сразу сказал, что когда-нибудь наступит тьма. Похоже, теперь темно будет всегда.
    Кузьмич обернулся и зашипел. Щербинский тут же дал ему пинка тяжелым сапогом:
    -Пошипи мне еще, змей проклятый!
    -А ведь он уже не смотрится старичком – сказал, оглянувшись на спутников, Сергей – Видать, превращение в змею омолаживает.
    Лапников кивнул, селянин же шел, опустив голову и потоки холодной воды ручейками текли ему за шиворот.
    Солнца мы больше не увидим, - произнес Лапников - интересно, как смотрится теперь деревня со стороны? Если у нас тьма, а снаружи сейчас разгар летнего дня, июльского, жаркого?
    -Быть может, как облако черного тумана на земле? Хотя нет, если противостоящие нам силы смогли сменить день на ночь, то они могли позаботиться и о том, чтобы снаружи деревня выглядела нормально.
    -Я ничего не вижу - пропищал впереди Кузьмич - отпустите, а? Я устал.
    -Вас, лесных тварей, просто так не утомишь, а вообще - мы уже пришли. Ну что встал? Пше-еллл!!!
    И снова подтолкнул сапогом. Селянин знал эти улицы с детства и ориентировался почти в полной темноте. Так или иначе, он нащупал забор, а затем и входную дверь.
    -Стойте тут - сказал он и аккуратно вошел в темный провал двери.
    Горожане остановились. Кузьмича для верности повернули лицом к стене. Чтобы не плюнул ядом.
    Слышно было, как селянин чем-то гремит. Затем из темных недр дома взметнулся тонкий поросячий визг. Но его тут же заглушили проклятья Щербинского и канонада выстрелов. Ружье громыхнуло пять или шесть раз, затем селянин позвал:
    -Ну что вы там? Заходите!!!
    Свет в доме вспыхнул, на оконной раме висело некое скрюченное тело. Горожане переглянулись и вошли внутрь. Щербинский невозмутимо ставил в уголок свое поработавшее только что ружье, и его совсем не трогало, что на полу возле него дохнут омерзительные твари. Чудища были меньше человека и имели белесую прозрачную кожу, сквозь которую обильно просвечивали странной формы внутренности. Имели, разумеется, по три глаза, и видно было, как ворочаются в глазницах огромные глазные яблоки. Чудища были основательно биты, у некоторых не хватало конечностей, они корчились и жутко воняли.
    -Шабаш уже начался - заметил Щербинский, дождался, когда судороги последнего монстра замрут, и выкинул одного за другим в окно.
    Ни Сергей, ни Лапников на такой подвиг бы не отважились. Они сразу начали набивать карманы патронами.
    Во время этой суеты Кузьмич попытался сбежать, его повалили на пол, и теперь он сидел привязанный к массивной чугунной буржуйке, которой, по Черепиховскому обычаю согревались селяне. Теперь змей сидел в полной неподвижности, погруженный в свои мысли, а скорее всего связываясь в очередной раз с хозяином.
    -Надо поторопиться - произнес журналист, кидая взгляд на часы - похоже пока они не совсем разошлись. А то ведь пойдем в самое пекло, во время разгула шабаша.
    Серега отыскал себе приличный ватник, довольно еще крепкий и почти без заплат. В нем можно было согреться, защититься от окружающего холода, а самое главное, он был толстый, не всякая тварь его прокусит.
    -Я готов - сказал Лапников.
    -Я тоже - произнес Серега и глянул на селянина - идем?
    -Идем! - ответил Щербинский и глянул осторожно в окно.
    За окном было тихо, лишь шелестел дождь. Потянуло ночным холодом. Ночным холодом в середине дня.
    Черепиховцы снова глянули друг на друга.
    -Как считаешь - спросил Щербинский - если уничтожим камень, он расколдуется? - и кивнул на гранитную статую Щербинского-младшего.
    -Кто знает... Пошли что ли. Быстрее найдем, быстрее все тут вернется на круги своя. Поднимайся, чешуйчатый!
    Это он уже адресовал сидящему лицом к стене Кузьмичу. Кузьмич зашипел, нехотя поднялся.
    -Двигай... - сказал ему зоотехник, и они вышли во влажную холодную тьму.
    Сверху лился потоками дождь, который временами превращался в мелкую ледяную крупу и больно стегал по непокрытым головам. Хорошо хоть куртки и ватник достаточно надежно защищали от непогоды. Они двинулись вниз по улице. По дороге, которая проходила мимо рощи на высоком берегу, мимо площади с Черепиховским собором, мимо бара "Левый берег", мимо оружейного магазина, и которая вела вниз по холму в густой лес, в котором скрывались Черепиховские, ныне названные "Черными" пруды.
    Стало совершенно темно, лишь в низких черных облаках редко вспыхивали зарницы, на секунду освещая дорогу. По этим зарницам они и ориентировались, упрямо не сворачивая с дороги. Их вел за собой Кузьмич, похоже, обладавший способностью видеть как-то в темноте.
    Шли молча. Лапников ткнул дробовиком в спину полу-Кузьмича, тот дернулся, но продолжал шагать ровно.
    -Тсс! Стойте! - неожиданно произнес селянин.
    Все встали как вкопанные, а Серега схватил за шиворот плененного Кузьмича.
    Кузьмич порывался что-то сказать, но ему приказали стоять молча. В наступившей тишине послышались гулкие шаги по асфальту. Блеснула яркая зарница, и все увидели, как к ним приближается человек. Шел он ровно, словно ничего не боясь, словно не было вокруг липкой тьмы и не сновали в ней темные подземные твари.
    Направлялся этот тип к Черепиховцам, и при очередной вспышке стало видно, что одет он в деловой костюм тройку, сейчас несколько помятый, и начищенные башмаки. Вид его в этом костюме, посреди Черепиховского мрака был настолько дик, что люди Сергей со спутниками даже попятились прочь от него, заподозря неладное. Самое неприятное было то, что пришелец счастливо улыбался и протягивал к людям руки.
    Когда до него оставалось метра три, Сергей спросил в лоб:
    -Ты кто? - и попятился назад, потому что тот уверенно шел на него.
    -Друзья! - безмерно счастливым голосом воскликнул этот тип – Друзья, я...
    -Стой! - сказал Серега, поднимая "Дракон" – стой, тебе говорят!
    Человек встал. Вспыхнула молния, и приезжий понял, что странного было в человеке. Его глаза были спокойно, даже блаженно закрыты. Казалось он спит, и эти закрытые глаза абсолютно не вязались с его счастливой улыбкой. Впрочем, эта улыбка больше походила на безумный оскал. И этот оскал раскрывался все больше и больше, затем между зубами что-то шевельнулось, и на свет прямо изо рта стал выползать, а вернее вываливаться толстый жирный червяк - змея. Он высунул треугольную серую голову, затем стала потихоньку выползать.
    Это было так омерзительно, что люди застыли, с отвращением глядя на творящееся. Затем кто-то выстрелил в этого червяка из двух стволов.
    Монстр квакнул, изо рта брызнул поток коричневой дурнопахнущей жижи, и чудище недвижимо пало на землю, где и застыло.
    -Однако...- только и сказал Щербинский - каких только тварей не рождает лес...
    Они двинулись в молчании дальше. Лапников плелся в самом хвосте колонны на подгибающихся ногах и озирался.
    На часах было лишь половина четвертого. А вокруг была тьма. Их дорога вилась меж домов, иногда пересекала маленькие площаденки, дорожные перекрестки.
    В подавленном молчании двинулись дальше. Дорога их вилась между деревенских домов, а затем выходила на высокий правый берег реки Волги. Над Волгой сгустилась тьма. Вязкие ее хлопья медленно плыли над черными неподвижными водами, сталкивались в воздухе, озарялись багровыми зарницами.
    Вода же в реке была черная, гладкая и текла неторопливо, словно смоляной вар. Странно, но падающий ледяной дождь не вызывал на поверхности воды не малейшей ряби. Шла эта вода тяжело и мрачно под ледяным небом и уходила в неизвестность, где ее скрывали клубы черного тумана.
    Деревушки на том берегу видно не было, впрочем, обзор ограничивался полусотней метров. Глянцевая поверхность воды ничего не отражала, и лишь во время вспышек зарниц можно было различить легкие тени, неслышно скользящие над мертвой водой.
    Пейзаж был мрачен. Больше того, он давил и вызывал неизбывную тоску, от его одного вида хотелось бросить все, плюнуть и просто сидеть здесь, дожидаясь своей участи.
    -Ох... - вымолвил Лапников - вот и добрались до великой Русской реки. Вот такое и ждет нас на прудах. Черная мертвая вода...
    Далеко впереди, над водой, почти на краю видимости блеснул ослепительный свет. Он вспыхнул так ярко, что глазам стало больно, но люди не отвели взгляда. Световой луч ширился и рос, и скоро стало понятно, что это солнце прорвалось ненадолго сквозь толстый слой туч, покрывающих проклятую деревню.
    Луч прорвал тучи, пал на темную воду, и она ожила. Ожила, вспыхнула лазурным глубинным светом, а затем поверхность покрылась расплавленным солнечным золотом. Взыграла рябью, дробя тысячи солнечных зайчиков и бросая блики на отодвигающуюся прочь тьму.
    А затем лазурную водную поверхность и ослепительный прорыв в облаках соединил толстый сияющий световой столб. Столб ширился и свет жизненосными потоками разливался по мертвым окрестностям. Он озарял округу и, казалось, налитое лучами пространство беззвучно поет в ликовании. Вот она - извечная борьба света и тьмы.
    Трое людей на крутом песчаном обрыве реки Волги стояли, изумлено глядя на это зрелище. Светоносный поток, прорвавший так неожиданно ледяную тьму, выглядел великолепным. А ведь это был простой луч солнца.
    -"А ведь я раньше и не знал, как нужен человеку простой солнечный свет. Не серый, прикрытый тучами, а вот такой, прямой, яркий, дающий тепло!" - подумал Сергей в изумлении - "Все живое любит свет. Чудо какое!"
    А световой поток, посияв минуту во всей своей красе, начал медленно угасать и утончаться, и световые зайчики на волнах бледнели и исчезали. А затем свет исчез, проем в тучах медленно закрылся, и лишь вода продолжала сохранять синеватый чистый оттенок, словно смогла принять и сохранить тот кусочек яркого июльского дня, что царил снаружи.
    Свет погас, но в трех испуганных тьмой людях он остался и продолжал сиять, укрепляя их разум и сердце. На берегу царило молчание. Затихли вопли вдалеке, не шелестели черные тени над волнами, и тьма вокруг уже не казалась такой враждебной.
    -Это знак... - произнес Сергей отрешенно - Я бы сказал даже - знамение.
    -Это значит, что мы не одни? - Лапников все еще изумленно оглядывался на речную поверхность, и теперь все чувствовали пришедшее оттуда тепло.
    -Я не знаю, что за силы на нашей стороне, но точно знаю, что мы все-таки не одиноки... Эй, а куда делся Кузьмич?
    -Тут он, где ж ему быть - отозвался Щербинский – видать, не выносит он больше солнечного света. Скоро так и говорить разучится.
    -Вставай, Кузьмич - приказал приезжий разлегшемуся чуть неподалеку змею. Тот в попытке спастись от слепящего луча чуть ли не зарылся змеиной головой в землю.
    Кузьмич постанывал. Вдвоем с селянином Сергей кое-как оторвал его от почвы, при этом ободрав руки о покрывавшую полу-змея жесткую чешую.
    -Что ж ты за змея такая - бормотал под нос горожанин - это больше динозаврам подходит такая чешуя!
    Светлое пятно затянуло. Ландшафт снова принял прежний депрессивный вид, но троих людей он больше не угнетал. Они знали, что за этим покровом есть яркий свет и голубое летнее небо.
    -А хороший денек был перед бурей - сказал вдруг Щербинский, грубо толкая мутировавшего Кузьмича в спину - купаться все ходили. На пруды наши, а кто и в Волгу. Ох, жарко было, а вода такая синяя.
    -Это ты брось - произнес Сергей, недовольно поглядывая на хмурое черное небо - без тебя гадко. Подумай лучше, что у нас в Москве было не продохнуть от смога, а по ночам было так душно, что приходилось спать с полотенцем. Еще в газетах писалось "Когда же это кончится?". Вот и кончилось, мерзнем теперь. Вот извечный вопрос: Что лучше переносит человек - жару или холод?
    -Лично я - заметил Лапников, криво усмехнувшись - днем легче переношу жару, а ночью холод.
    -Что за ерунда! - оборвал его вдруг Сергей, как, впрочем, и себя. Мы сейчас пойдем, раздолбим этот гнусный камень, расколем его! А тогда все наладится.
    -Наладится ли... - вопросил журналист тихо - сможем ли с этим жить?
    -Выжить сначала надо суметь. Веди нас, Кузьмич. Долго еще?
    -Да тут, рядом - прошипел под нос себе полузмей - счас дойдем.
    -Ты только не увиливай, подвиг Сусанина здесь не пройдет.
    Кузьмич зашипел и резво зашлепал плоскими ступнями впереди. Ноги у него уже сделались похожи на некие ласты, да и сам он терял человеческий облик с каждой минутой.
    Так и шли трое борцов за свет среди подступающей вокруг тьмы. Если видели шевеление, стреляли. Перезаряжали ружья и снова стреляли. От них шарахались мелкие твари, а крупные, вроде давешнего носорога, не попадались. Видно, и впрямь кто-то оберегал их, может - сам Сивер старался.
    Дождь не переставал ни на минуту, Он хлестал тугими ледяными струями. От него не было спасения, он был везде и постепенно высасывал остатки тепла из тела.
    Помогал ему и ветер, что носился вокруг мощными порывами. Они вихрился, бросался на людей бил в грудь, и им приходилось отчаянно закрываться, потому что дуновения этого ветра были ледяными.
    Сергей чувствовал, как медленно промокает его телогрейка. Вата давно пропиталась водой.
    Шли тяжело, старясь втянуть голову в плечи, укрыть ее от ударов стихии, но тщетно. И в какой-то момент Сергей с изумлением заметил, что с дыханием его вырывается поток пара, а на ресницах застыл иней, который не смывался потоками холодной воды.
    Сквозь завесу ливня Щербинский что-то прокричал.
    -Что?! - не понял Сергей.
    -Я говорю - приближается Новый год! Счас снежок пойдет! - проорал селянин приблизившись.
    -Шутник...- пробормотал онемевшими губами Серега себе под нос, а сам сделал вид, что не услышал.
    Над ними проходила сейчас мощная черная туча, из которой ливень обрушивался прямо-таки водопадом.
    Лишь Кузьмич уверено топал на своих ластах вперед, ему было все нипочем.
    -"Как я иду еще..."- в который раз спрашивал себя Сергей - "Почему я продолжаю двигаться под этим ледяным дождем, хотя должен давно упасть и отключиться от переохлаждения. Воля? Нет, тут что-то не то..."
    И он знал - что. Он знал, что они продолжают идти, хотя температура не больше трех градусов выше нуля, потому что та часть тепла и солнечного света, которая осталась после увиденного, не давала прорваться холоду, как могла - грела, защищала. Видно, и правда, им придется сослужить великую службу, искоренив зло, возникшее более пятисот лет назад.
    От мыслей о службе стало еще муторнее. Надо бы благодарить Сивера (а кого же еще?) за помощь, но только хотелось больше ругаться. Ведь что ни говори, а это он заварил всю эту кашу. Или по дурости, или еще почему, замуровал камень в основании церкви.
    -"Хотел, видите ли, Святость усилить!" - думал Сергей, содрогаясь - "Да только святость сама по себе сильна, без всех этих языческих побрякушек. Разбил бы камень и дело с концом. Так нет, вмуровал в церковь. А я, пятьсот лет спустя родившийся, должен за него расплачиваться!"
    Приезжий передернул плечами. Он чувствовал, как тоненький ручеек ледяной воды стекает за шиворот.
    -"С другой стороны, если так подумать, то все эти многочисленные сказания, сказки, легенды не врут. Значит, есть что-то потустороннее вокруг, только мы это не видим. Значит, имело силу языческое колдовство. Значит, и церковь силу имела, раз смогла на пятьсот лет это колдовство пригасить.
    Какой же огромный мир скрыт от наших глаз! Мы слепы, не видим дальше своего носа, а все необычное рядом, даже не скрывается. Что еще, кроме этого, существует не только в воображении людей?"
    Сергей снова содрогнулся, и теперь уже не от воды. Прав Лапников. Как вот теперь после такого жить? Как вернуться в Москву, погрузиться в серую обыденность? Даже если он и жив останется после такого, чем будут казаться рядовые опасности того мира, по сравнению с тем, что он пережил в Черепихово?
    Нет ответа. Придется осмыслять самому.
    -Мы пришли! - прошипел Кузьмич и встал как вкопанный.
    Сергей поднял голову. Черная туча над головой прошла, и дождик притих до терпимого уровня.
    Как только они вступили на территорию, прилегающую к Черным прудам, с неба упало три мелких снежинки.
    Место было мрачным, как, впрочем, и все остальное теперь в Черепихово. Пруды были едва видны. Так, кромка темной маслянистой воды у берега, остальное скрывал дождь, медленно переходящий в снег. Липкая завеса стояла над всей поверхностью пруда, покрывала его собой, и все же тут не было темно, потому что из глубин пруда сочился на поверхность зеленоватый гнилой свет. Свет этот поднимался из пруда и, словно поток ядовитого пара, струями распространялся в воздухе. Пахло сыростью, и слабый запах разложения витал над этими водами.
    А свет поднимался гнетущей воронкой над покатым берегом и уходил в небесные дали. Неживой был свет. Так светятся гнилушки в трухлявом дереве посреди ночи или человеческие кости на старом кладбище.
    -Это здесь... - произнес тихо Лапников - мы в центре.
    -В самой середине - откликнулся Сергей и уставился в темноту.
    Впрочем, зеленоватое мертвое сияние вспыхнуло чуть ярче, и у кромки воды обрисовался валун. Старый замшелый валун, поверхность которого теперь блестела как глянцевая, а на спекшейся стеклянистой поверхности стоял невзрачный ноздреватый камень, словно слепленный из песчаника. Стоял одиноко, чуть скособочась на одну сторону, но на его с виду темной поверхности полыхал багрово знакомый знак. Да, этот знак проступал в проклятой деревне каждую ночь. Именно этот багровый символ рубанул приезжий тогда, в синем домике с совами на крыше. И вот теперь видел он знак на камне. Стояла мертвая тишина, даже вездесущий дождь притих.
    -Камень... - произнес неуверенно Щербинский - иди ломай, что ли.
    Сергей оглянулся на селянина:
    -А почему я?
    -А почему я? Тебя же Сивер пропустил через кордон.
    -Он и Лапникова пропустил.
    -Может, кинем монету? - предложил журналист - тогда и решим, кто идет.
    -Но почему кто-то один? Давайте все сразу подскочим и расколотим этот булыжник.
    -Подскочить-то подскочим, - сказал зоотехник резко - да только хвататься будет один. Камень маленький, не ухватишься.
    Зеленоватое сияние вспыхнуло ярче и заиграло, переливаясь ленивыми струями, камень теперь был ясно виден. Далеко позади, в деревни раздался слабый вой.
    -Так монету? - встрял снова Лапников, по его виду нельзя было сказать, что он очень испуган. Но его собака была, похоже, на грани истерики.
    -У монеты две грани, - заметил Сергей - а нас трое. По-моему, вы просто боитесь дотронуться до него.
    -Не боимся - заверил селянин - охранять тебя кто-то должен.
    Лапников важно кивнул.
    -Ладно! Я иду! - сорвался Сергей - пойдем втроем, с ружьями. Вы прикрываете с боков, а я хватаю камень и бью его об валун. И делу конец. Пошли?
    Лапников снова кивнул, а Щербинский поискал глазами и вдруг вскрикнул:
    -А где Кузьмич?!
    Кузьмич исчез. Только что он покорно стоял неподалеку, тоскливо глядя на мутную воду, а теперь его не было, словно провалился под землю.
    -Он свалил - сказал Лапников - не удержали. Как волка не корми, он все равно в лес смотрит.
    -Да нет - произнес Щербинский глухо - вот он.
    -Где?
    -А вот, в сапог вцепился.
    Селянин стоял, внимательно осматривая обувку, а на квадратном носке сапога висела крохотная зеленая змейка, намертво вцепившаяся в ногу. Челюсти она, похоже, уже разжать не смогла. Да, ее длинное склизкое тельце явно имело что-то общее с Кузьмичом. Змея напрягалась, но силы прокусить толстую кирзу не было.
    -Кузьмич, Кузьмич - покачал головой селянин – обратился-таки и думал убегнуть. Так нет, змеей став, так и хочется кого-нибудь куснуть.
    -Боюсь, он не понимает уже - заметил приезжий - полностью обратился, выкинь его.
    Селянин кивнул. Затем взмахнул ногой. Бывший Кузьмич судорожно вцепился в сапог, но оторвался, и полетел по крутой дуге в сторону пруда. В полете пресмыкающееся извивалось, дергалось и, наконец, бухнулось в темные, ничего не отражающие, воды пруда.
    -Говорят, змеи умеют плавать - сказал Щербинский.
    -Не все... - произнес горожанин - Пойдем?
    Селянин кивнул, и они двинулись к кромке пруда, держа ружья наизготовку. Глаза осторожно шарили по темной, без малейшей ряби глади водоема. Они сделали шаг, еще один, и когда до склизкого валуна с камнем оставалось шагов пять, из грязной темной воды хлынули змеи.
    Десятки змей! Они выползали во множестве из воды и черные их шкуры блестели, капли воды скатывались по чешуйкам. Они извивались, сплетались в жгуты, из которых торчали лишь дергающиеся бешено черные кончики хвостов и плоские головы с немигающими сверлящими глазами. А смотрели они только на людей. Пасти их открывались, растягивались, тут и там на фоне черной шкуры блестели ослепительно белые острые жала с капельками мутного желтоватого яда на конце. Змеи ползли сплошным потоком, выходя из пруда широким фронтом и, казалось, вся вода в нем состоит из змей. Такая же черная. Такая же ядовитая.
    Вид множества черных тел, так неудержимо скользящих к цели пугал. Больше того, вызывал дикий животный ужас, словно перед надвигающимся прибоем, стихией.
    -Змеи!!! - заорал Лапников, отступая назад, но Щербинский схватил его за руку и потащил назад.
    -Стреляй! - зарычал зоотехник - отобьемся!!!
    И сам поднял свою двустволку и выпалил дуплетом. Сергей, как сомнамбула, стащил с плеча свой дробовик. Глаза его беспокойно бегали по наползающей массе змей. Сейчас, в этом черном змеином приливе, ему виделся тот детский страх пред всем скользящим. Страх, начавшийся еще в детстве, когда он чуть не наступил на ужа, а затем усилившийся от видения мертвой змеи в аквариуме.
    Его дробовик грохнул. И еще раз и еще, а позади захлопало ружье журналиста. Стреляли дробью, змеи ползли непрерывным потоком и гибли во множестве. При каждом выстреле раздирало, размазывало по влажной земле по десятку змей. А змеи неторопливо надвигались черной волной, и все новые и новые полчища выходили из блеклой воды, на которой не оставалось и следа от движения скользких тел.
    Лупили в основном во переднюю зону змеиного войска, старались сдержать, не дать прорваться, захлестнуть черной лавиной. Сырую глину у ног стреляющих во множестве усеивали картонные цилиндрики стреляных патронов. Стреляли вразбивку - пока один перезаряжал, двое палили в змей. Немногие пресмыкающиеся смогли прорваться через огневую завесу, тех доставали прикладами и давили тяжелыми сапогами. Грохот стоял неимоверный. От него закладывало уши, да раздавался тяжелый мощный гул где-то в черных глубинах пруда.
    Это была бойня. И бойня не чета той, что случилась на кордоне. Змеи шли сплошным мощным потоком и принимали смерть, и шли новые, и цель у них, похоже, была одна - захлестнуть, задавить троих дерзких людей, что осмелились проникнуть в самое сердце творящихся ужасов.
    -"Не личная ли гвардия Скользящего?" - подумалось Сергею мельком - "Неужто на главную силу нарвались?"
    А черному приливу не видно было конца. Змеи шли и шли, и новые их скопища выползали из воды, вливались в ряды старых, изувеченных и задетых дробью, скользили в крови разодранных собратьев.
    -Змеи-и-и-и!!! - завизжал Лапников, окончательно теряя самообладание. Очки сползли у него с носа и ткнулись стеклами в грязь. Ружье у него в руках еще раз выпалило и замолчало.
    У Сергея уже самого мутилось в голове от грохота и смрада разодранных змей, он пошатывался, и дробовик в руках его разогрелся, вот-вот заклинит, как вдруг змеиный поток иссяк.
    Остатки змей выползли из воды и были истреблены яростным огнем. Больше из темных глубин никто не полз. В воздухе плавал пороховой дым и слегка размывал струи зеленоватого света. Выглядело все нереально и дико, особенно это громадное кровавое пятно перед ними, покрытое еще шевелящимися обрубками длинных черных тел.
    Сергей кинул тяжелое ружье в грязь, и, оскальзываясь на ошметках змей, побежал к камню. Краем глаза заметил, что ни журналист, ни селянин не тронулись с места, во все глаза, наверное, смотрят на него.
    Он подскочил к валуну, застыл в неуверенности. Вот он - камень, из-за которого все беды. Лежит, только протяни руку, а на поверхности блистает змеиный знак, проклятие Черепихова. Камень из песчаника, некрепкий, схватить да сильно садануть о булыжник под ногами. И разлетится знак, оборвется змеиное проклятье...
    Сергей развернулся, посмотрел на спутников. Лапников стоял на месте, махал руками, а Щербинский уверенно направлялся к нему, все же решил помочь.
    -Кидай! - закричал зоотехник, приближаясь - я прикрою, если что!
    Серега кивнул, вновь посмотрел на камень. Что-то напоминают его очертания. Он такой ноздреватый с выступами. Похож больше на клубок, на черный клубок.
    Или на скорчившуюся в судорогах змею.
    Серега кинул взгляд на Щербинского, тот был уже близко, скрюченными руками вцепился в камень, схватил его, взмахом поднял над головой...
    Земля под ним разверзлась.
    Опора под ногами исчезла, камень вылетел из негнущихся пальцев, а он полетел вниз.
    Он падал. Он несся вниз, в зияющую черноту и одновременно оставался на месте. Он видел, как уносятся ввысь деревья, как расширяется пруд. Он видел Щербинского, он был все еще тут, но Сергей почему-то видел его только по частям, и он словно летел вдоль селянина, мог видеть проносящиеся мимо необъятно длинные кирзовой ткани сапоги. А лицо осталось там наверху, изумленно глядя на Сергея. А вокруг все менялось, расширялось и сжималось вновь, и воздух становился прозрачным.
    Это были страшные ощущения. Он не знал, что происходит, не знал, что делать, он видел лишь землю, что неслась ему навстречу.
    Вся невероятная гамма ощущений, испытанная при этом, выкристаллизовалась в единственную мысль, что возникла уже на подлете к земле.
    -Мир становится больше... - подумал Сергей, а затем был удар - и смоляная непроглядная тьма.
     
     
     **************************
     
    ... Где я? - возникла мысль.
    -Логично - отозвалось подсознание - обычно за таким следует вопрос - Кто я?
    -А кто я?
    -А вот это тебе придется понять самому.
    -Я упал?
    -В некотором роде, ты упал на дно колодца эволюции.
    -Что значит все это? Мне кажется, я лежу.
    -Лежишь, на сырой холодной земле.
    -Пелена вокруг, как хочется пить... почему так темно?
    -Твои глаза...
    -Что с моими глазами?!
    -Твои глаза на месте, ты можешь ими двигать.
    -Да, чувствую, но почему я не ощущаю рук и ног? У меня странные ощущения.
    -Ты не чувствуешь их, потому что у тебя их нет.
    -Как нет?!
    -Тебе они больше не нужны, ты можешь передвигаться и без них. Ты чувствуешь, как?
    -Да, я понимаю, как я могу передвигаться. Я могу ползать.
    -А еще ты можешь многое. Твои глаза плохо видят, но ты ощущаешь тепло, и - чувствуешь, как колеблется воздух?
    -Да, это приятно, наверное, я всегда был таким.
    -Так жить будет легче... Много легче.
    -Да, легче... Но постой. Ведь я же ничего не слышу!!! Я абсолютно глух!!! Как же так!!! Ведь я же был... Человеком!!!
    -Посмотри на себя. Скоро ты очнешься и поймешь все полностью. А пока посмотри на себя.
    -Но разве это я? Ведь это тело длинное и покрыто чешуей. Я помню что-то!!!
    -Тебе придется жить с этим.
    ... Нет ответа.
     
     
    9.
     
    И потянулись тоскливые дни в образе змеи. Холодными дождливыми днями Сергей отсиживался под корягами, а ночью выползал на охоту.
    Он понимал отчаяние в глазах тех змей, что приползали от безысходности к людям, где их и убивали. Он понимал, потому что сам находился в глубочайшем упадке.
    Каково чувствовать себя змеей? Каково знать, что ты - больше не человек, что ты мал и слаб, тебя может раздавить и разорвать всякий проходящий, что и делают при любом подходящем случае. Люди ненавидят змей, они стараются уничтожить всякую им попавшуюся. Но как тяжело сознавать, что ты находишься в шкуре существа, которого больше всего ненавидишь!
    Сергей не любил и боялся змей. И теперь был змеей сам. Это было шуткой провидения - превратить его тело в змеиное, но оставить человеческий рассудок. Чтобы он мог рассуждать.
    Это было самое страшное.
    Он, неумело извиваясь, ползал среди древесных корней и всем телом ощущал неровности почвы.
    Говорят - рожденный ползать летать не может. Но простой шаг по сравнению с ползаньем выглядит как полет, как быстрый полет. Ты можешь бежать, можешь прыгать, чуть ли не взлететь. А в змеином теле можно только ползать. Тихо скользить между дремучими травами.
    Мысли – это было самое страшное в его нынешней жизни. Он забивался под трухлявую корягу в глубине леса, скручивался в кольцо и мучительно думал, глядя открытыми глазами в темноту снаружи.
    Все их усилия оказались напрасными, тяжко было понимать это. Он не знал, что случилось с его спутниками, но хуже всего было то, что камень остался на месте, а значит - шабаш продолжается, он набирает силу, и уже неизвестно, есть ли сейчас кто живой в деревне.
    Он проиграл. Хуже того, он не оправдал надежды ратника Сивера, сломался под воздействием темных сил. Но кто же мог подумать, что змеиное проклятие коснется и его. Он предполагал такую возможность, но гнал такие мысли. А сам Урунгул остался цел, он обретает плоть, и скоро уже невозможно будет спасти деревню.
    Он не мог закрыть глаза. Не мог говорить, ничего не слышал, а его человеческая сущность билась и металась внутри клетки змеиного тела.
    Особенно тоска накатывала по утрам. С трудом он различал пробивающуюся сквозь тучи зарю и, когда неясный полумрак дня падал на проклятое село, мучительно прикидывал, сколько могло остаться людей, там, в селе. А ведь не так давно он сам сказал, что они протянут не дольше месяца. Сколько прошло времени? Он не знал, он потерял счет дням.
    Когда слабый сумрак пробивался сквозь густую опадающую крону бора, он выползал на холм и смотрел на лежащую внизу гибнущую деревню. И он плакал бы, если б мог - некрупная серая змейка, тоскливо смотрящая вдаль.
    Но лишь бился об землю, скручивался и издавал горестный тягучий свист, напоминающий тонкую флейту.
    В первые ночи он почти не спал, а лишь смотрел в темноту и слал неслышные проклятия верховному змею. Он не мог протянуть руку и взять что-либо. Как себя может чувствовать человек, лишенный одновременно и рук и ног? А еще ведь он был почти слеп и абсолютно глух.
    Мир, лишенный звуков, казался абсолютно нереальным, все казалось дурным страшным сном.
    Даже ползать Серега научился не сразу, поначалу лишь елозил на месте, загребал яростно рыхлую лесную почву, дергал хвостом. Затем дело пошло на лад, он научился приподнимать голову и выдвигать ядовитый зуб, что делал, правда, крайне редко, боясь прокусить себе челюсть.
    Язык теперь был длинен, раздвоен, им можно было чувствовать температуру.
    С температурой тоже были проблемы. Так как новое змеиное тело было холоднокровным, то оно совершенно не ощущало холода. С одной стороны это было хорошо, но с другой - на холоде он начинал впадать в забытье и боялся, что уже не очнется. Стоит как следует похолодать - и он уснет, а затем превратится в смерзшийся кусочек льда.
    Его раздражала необходимость раздвигать ломкую траву головой. Иногда стебли срывались и больно стегали прямо по глазам, и каждый раз Сергей пытался сощуриться, но не мог и получал полновесный удар по сросшемуся веку.
    Спать он в конце концов научился. Он просто находил себе трухлявую корягу, заползал под нее и зарывал треугольную голову в кучу прелых листьев, пока они не покрывали глаза так плотно, что создавался эффект закрытых век. Только тогда сонный рефлекс включался, и он забывался. Забывался тревожным сном до нового мучительного пробуждения.
    Наставало утро - и снова начиналось это бесконечное скольжение, снова он мучительно стенал о потерянных конечностях, о невозможности схватить, сжать в пальцах. Теперь он чувствовал колебания воздуха, и это было странное ощущение. Воздух казался ему туго натянутым покрывалом из плотной материи, который стоит лишь задеть - и по нему побегут волны, будут стучать об улавливающий орган - третий глаз. Но это слабо заменяло потерю слуха.
    О еде. Впервые что-то похожее на голод он почувствовал на второй день после обращения. Он не находил себе места, ползал по маленькой лесной прогалине. Пробовал глодать травы, но не смог даже ухватить стебель. На третий день есть захотелось так сильно, что он, скрепя сердце, вышел на охоту.
    Он почти не помнил, что едят змеи. Может быть - маленьких лесных зверьков? Или вообще червей. Кажется, змеи даже едят собственных детенышей, вылупившихся из яиц.
    Яйца! - промелькнуло в затуманенной плоской Серегиной голове. Он должен найти птичьи яйца и выпить их, пробив скорлупу. Да, пробиваешь скорлупу, а оттуда медленно вытекает питательный прозрачный белок и солоноватый кругляш желтка.
    Мысль о желтке тут же вызвала картину яичницы-глазуньи, не спеша поджаривающейся на сковороде. Вот добавляют белого масла - только что из холодильника, оно восхитительно шипит, распространяя вокруг восхитительный запах, говорящий о близкой трапезе. А потом обильно солишь и кусочком черного хлеба собираешь собравшийся в комочек желток!
    От этих дума у Сергея обильно хлынула слюна, но губ у него не было, и она беспрепятственно лилась изо рта, собираясь на земле лужицей. Сергей хотел плюнуть, но смог только выкинуть наружу язык, а затем он пустился на поиски яиц, причем вдохновлялся именно видением поджариваемой яичницы, не желая признать, что его ждет холодный слизистый белок в грязной скорлупе.
    Увы, на дворе по-прежнему стоял июль, хотя и обратился в пределах деревни в октябрь, и птичьих яиц на земле не оказалось. Возможно, они и были на деревьях, но он не мог туда вползти.
    Возможно, он так бы и умер с голода, но во время бесплодных поисков пищи в траве пред ним неожиданно выметнулся маленький полевой мышонок. Вернее, это людям он показался бы маленьким, а для Сергея он был с поросенка.
    Будь бывший горожанин менее голодным, то упустил бы и этот подарок судьбы, но его змеиные рефлексы возобладали над человеческими, и он в прыжке вцепился в покрытый серой шерстью бок.
    Тут же отплюнул, и если бы змею могло рвать, то его бы стошнило, а так он только брезгливо мог наблюдать за укушенной мышью.
    Та прыгнула прочь, споткнулась, прыгнула снова, но лапы заплелись, и она уткнулась серой удлиненной мордочкой в сыроватую землю.
    -"Убил!!! "- подумал Сергей дико - "Отравил..."
    Подполз и замер в нерешительности над трупом полевки. Вблизи мертвое тело казалось отвратительным, особенно мерзким выглядел голый хвост, покрытый крохотными чешуйками, напоминающий его собственный.
    Сергей вспомнил, как пугался первые дни, видя свой хвост, и ему казалось, что к нему заползла змея, большая змея с немигающим взглядом, и человеческий инстинкт требовал убраться от этого хвоста как можно быстрее, но хвост тащился за ним и, в конце концов, Сергей вспоминал, кто он есть на самом деле.
    Мышь лежала пред ним бездыханная, с кровавой тонкой раной в боку, края которой уже почернели от лошадиной дозы яда. Мышь выглядела отвратительно, и ее надо было как-то есть. Потом он вспомнил как. И содрогнулся. Не мог он заставить себя распахнуть пасть, чтоб заглотить ее.
    -"Господи!"- плакал он про себя - "Да что ж это такое. Но как я ее... - целиком? Я жевал всегда, я не могу..."
    А мышь лежала, а голод терзал внутренности все сильнее.
    Серега испустил отчаянный писк, хотел бы зажмурить глаза, но не мог и уставился в небо, а затем на ощупь заставил себя открыть рот и вцепился в длинную покрытую колючим серым ворсом морду. Тут же выплюнул. Мышиные усы отвратительно прошлись по небу и под распахнувшейся пастью ощутились мелкие твердые зубы грызуна.
    Серега беззвучно заплакал от бессилия. Вот она лежит перед ним, его добыча. Съешь ее - и снова будешь сыт, полон сил, а он не может заставить себя ее проглотить. Серега качал головой из стороны в сторону, а с земли на него смотрел открывшийся мертвый глаз грызуна.
    В конце концов он заставил себя ее проглотить. Вцепился в морду и начал с отвращением заглатывать, чувствуя, как раздувается горло и мышиные усы царапают пищевод. Давился, но глотал, а глаза его смотрели в серое унылое небо.
    Как же ему недоставало обычных зубов!
    После этого его еще некоторое время преследовало ощущение раздутости, а шкура на брюхе натянулась так сильно, что, казалось, вот-вот прорвется, а полупереваренная мышь вырвется на свободу.
    Он еще некоторое время поразмышлял над этим, а затем неожиданно заснул прямо в траве, при свете дня, так и не закрывая глаз. Впрочем, он знал, что змее для насыщения требуется полнейший покой.
    Это был единственный день, когда он не бередил душу размышлениями о покинутой деревне, не видел кошмаров. Мысли текли лениво и он вроде спал, а вроде и не спал, и все было ему безразлично, и ничего не тревожило его измученный разум.
    Вот так он насытился в первый раз и целых полтора дня после этого пребывал в сонном блаженстве. А на третий день все началось сначала.
    Были в лесу и всякие опасности. Один раз Сергей очнулся от мощного сотрясения воздуха, которое он ощутил как крепкий удар в переносицу, так велико было колебание. В изумлении вскинул голову и узрел исполинское раздвоенное копыто, мощно опустившееся всего в десяти сантиметрах от него. Копыто переходило в исполинский, покрытый толстенным ворсом столб, являвшийся видимо ногой, а тот в свою очередь врастал в теряющееся в высоте брюхо.
    Копыто с бесшумным грохотом опустилось и поднялось снова, увлекая за собой пласты черной лесной земли. Стукнуло и исчезло, и коричневая туша больше не загораживала небо.
    Сергей отшатнулся, и его смятенный разум пытался найти название прошедшей мимо махине. Затем он понял.
    -"Лось.." - подумал он - "Обычный лось!"
    Внутри он весь исходил истерическим смехом, но снаружи было видно лишь маленькую змейку, бесстрастно смотрящую в пространство.
    Ступи копыто чуть ближе - и только хрустнул бы длинный хребет, разлетелись непрочные тонкие ребра, а он даже и не заметил бы.
    Страшно жить в лесу. Страшно быть таким маленьким, страшно подумать, что тебя могут раздавить посреди темного леса.
    -"Сколько вас тут, собратья" - думал Сергей, сидя на старом пне и глядя вглубь осыпающегося леса - "Сколько вас таких, обратившихся в змей? Мучающихся от безысходности, стенающих о потере друзей, дома, семьи. О потере человечности в конце концов! Ибо трудно оставаться человеком в личине змеи."
    А еще он думал о том, когда же он услышит наконец зов Снорунга, змеиного бога, ведь все пораженные змеиным проклятием должны слышать его голос. Но голос молчал, мир был беззвучен. И Серега с ужасом чувствовал, что начинает забывать простую человеческую речь.
    -"Я Сергей! Я Человек!" - говорил он себе, лежа в тени старого поваленного дерева - "Я мог ходить. У меня был автомобиль. Большой, хороший, только вот не помню марки, я даже умел на нем ездить. Я левой рукой держал руль, а правой включал передачу. Вот так, брал рычаг и сжимал пальцы. Как хорошо иметь пальцы..."
    Он вспомнил свои руки. Самое худшее было то, что вместе с речью он все чаще забывал, как выглядел до превращения, видно - маленький мозг змеи не мог удержать воспоминаний и терял их одно за другим. Сергей боялся, что ему грозит полнейшая амнезия, после которой он станет самой обыкновенной змеей, каких теперь пруд пруди в этих местах. Это страшно, будущее рисовалось ему в черных красках. В красках нависшего угрюмого неба, которое не менялось ни днем, ни ночью.
    Это было жалкое существование, и большую часть темного дня он проводил в неизменном депрессивном оцепенении, лежа в траве.Как-то раз во время такой лежки он чуть не погиб. Безвольно вытянувшись, он лежал среди могучих стволов, какой теперь казалась ему трава, как неожиданно его чешуйчатый хвост отозвался резкой острой болью, словно туда загнали раскаленный металлический шип.
    Сергей яростно дернулся, отпрыгнул вбок, а просыпающиеся мозги яростно пытались понять, что происходит. Тут же понял, потому что исполинские челюсти дробно клацнули пред самым его треугольным носом. Секунду Сергей смотрел на стоявшее пред ним чудовище, чудовищных размеров зверь (впрочем, для него теперь все были огромными), вытянутая морда, покрытая красным мехом, торчащие уши с черными кончиками и два огромных желтых глаза, горящих жаждой убийства.
    Лиса - вот кто это был, но даже маленькая лесная лисичка была для Сереги смертельным врагом, а он помнил, что лисы в поисках пищи иногда ловят и успешно убивают змей. И эта явно решила не отставать. С потрясающей для такой махины скоростью лиса кинулась на бывшего человека, распахнула пасть, а оранжевые глаза светились подобно двух яростным солнцам.
    Сергей кинулся под челюсти и как можно быстрее скользнул между лапами, мельком подумав о судьбе своего хвоста. Не откусила ли? Впрочем, какая разница! Тут бы живым уйти.
    Лису подобный маневр шокировал, она заметалась, закрутила рыжей башкой в поисках добычи, а Сергей уже изо всех сил уматывал прочь. Он извивался изо всех сил, но ползал он еще плохо и двигался, как быстро идущий человек, несмотря на то, что ребра уже болели, а каждый острый сучок и камешек норовил распороть брюхо.
    Лиса прыгнула. Быстро, изящно, она совсем не напрягалась, загоняя эту добычу, и сразу оказалось перед улепетывающим Серегой. Сделала выпал челюстями, и перевертень дико изогнулся, уходя от клыков, чуть ли не завязываясь в узел. Снова ожгло болью бок, это зверюга задела когтистой лапой. Отбросила в сторону. А при падении приезжий едва не поломал себе хребет.
    -"А-а-а-а-а-а-а!!!"- орал он, улепетывая, но пасть лишь широко раскрывалась и выдавала лишь полузадушенное шипенье.
    Лисица снова прыгнула и опять обошла его спереди - пасть широко раскрыта, а с розового языка летят водянистые капли слюны. Бросилась на него, и тут Сергей с потрясающей скоростью отпрыгнул и в порыве стал подниматься на ствол ближнего дерева. И как сумел зацепиться змеиным телом? Видимо, это было явление того же порядка, что проявляется в людях лишь в экстренных случаях. Из тех, когда люди прыгают на двухметровую высоту, спасаясь от медведя, или тащат тяжеленный сундук, который не под силу поднять четверым.
    Так или иначе, с помутненным от страха разумом он сумел всползти на высоту около метра по совершенно гладкому стволу а потом сорвался и обрушился на гладкую рыжую спину снующей внизу лисицы. Упал и тут же рефлекторно вцепился челюстями, на всю длину вогнав ядовитый зуб.
    Лиса взвизгнула, издала вой, и Сергей полетел с ее спины мощным толчком прямо в густые заросли дикого боярышника. Упас и сильно рассек чешуйчатую спину.
    Но он видел, что вогнал в противника огромную дозу яда. Лиса поначалу металась, искала его, а затем вдруг остановилась, мотнула головой и разориентировано закружилась между деревьями. Затем ее повело в сторону, рыжие лапы подкосились - и зверь рухнул грудой яркого меха. Глаза вылезали из орбит, пасть бессильно распахнулась, лапа пару раз царапнула землю и затихла.
    Сергей бессильно лежал в кустарнике. Его разрывали противоречивые ощущения. Ему было страшно, больно, он плохо видел, он радовался, что победил врага, он пытался убедить себя, что больше ничего не угрожает. И одновременно ему была жалко лису, этого красивого лесного зверя, с таким пышным хвостом с белой кисточкой и яркими круглыми глазами. Он убил такую красоту, хотя и знал, что это хищник, и их убивают люди при возможности. Но ему все равно было жаль, что оборвал жизнь такой красивой пушистой лисы.
    -"Прости" - подумал он - "Ты, как и я, не можешь придти к людям. Мы оба наподобие отверженных. Но у тебя есть четыре лапы и челюсти, полные великолепных зубов. Тебе легче, ведь у меня нет и этого."
    Сергей заструился в кустарник, ему еще надо было разобраться с ранами.
    Однако с этих пор он стал осторожнее.
    Некоторое время спустя жажда человеческого общения допекла его так сильно, что он рискнул отправиться в деревню. Полз, не думая ни о чем, в том числе и о том, что в деревне его пришибут, как только увидят. У Сергея была слабая надежда найти дом Щербинского. Быть может, он узнает Сергея и постарается как-то помочь. Да, Серега не мог говорить, но если надо, то все-таки смог бы объясниться.
    Только вот он не знал, что произошло с его спутниками после того, как он схватил камень. Быть может, сам Сергей их и укусил после этого. В памяти был полнейший провал, а навестить пруды он не решался.
    Впервые за долгие дни он спустился с холма, невредимым прополз через кордон и осторожно заструился на обочине грунтовой деревенской дороги. Отсюда было видно, что на фонарных столбах висят остовы змей, когда-то бывших людьми. Остовы эти уже порядком сгнили и тут и там в сморщенных шкурах белели кончики ребер. Новых не прибавилось, значит - либо змеи уже не посещают деревню, либо людей тут не осталось.
    Мимо пронеслась стайка чешуйчатых трехглазых волков. Серега поспешно шарахнулся ближе к домам, но волки, не обращая внимания, пронеслись мимо. Их лапы тихо шлепали по лужам в непрерывном ритме.
    По сторонам просторной дороги чернели дома без единого пятнышка света, нежилые, хотя некоторые, как он помнил, раньше светились светом керосиновых ламп. Куда делись их жильцы? В лес, понятно, как и Серега, они теперь в змеином теле скользят где-то в чаще, пытаются выжить. А кто-то, может, уже и впал в холодную спячку.
    Донимал холод, лишавший подвижности, Сергей полз, почти не видя перед собой. Продолжался ли вокруг шабаш - он не мог сказать, так как монстров не было видно, а воплей он слышать не мог. Что ж, в образе змеи тут было гораздо безопасней.
    Непонятно как, он снова очутился на площади, у маленького синего домика с совами на крыше. Некоторое время тупо смотрел, припоминая, где его видел. Затем понял и заметил стоящую рядом машину. Его машину, которая стояла здесь с момента их перехода в дом Щербинского. У автомобиля не было колес. Резина была снята или попросту обгрызена, и машина уныло опиралась на четыре ржавых испачканных глиной диска. Зрелище было жалкое.
    Приезжий некоторое время смотрел на свой автомобиль, вспоминая поездку в это проклятое место. Затем по бывшему колесу вскарабкался на капот. Устроился поудобней на гладкой синей краске и, свернувшись в клубок, тоскливо положил голову по направлению к площади.
    Машина, предмет человеческой цивилизации, путь в которую для него закрыт. Как же не хватает простого чистого неба над головой! Колпак, вот это что. Вся эта деревня под черным непрозрачным колпаком.
    На его глазах моросящий дождь перешел в мелкий снежок, что искрился и подпрыгивал в ледяном воздухе. Вспыхивал временами в свете зарниц и снова становился однородной серой массой сыплющейся с небес.
    Сергей лежал, холод и апатия захватили его, и он уже больше ничего не желал, а хотел только вот так лежать на капоте своей машине и вспоминать теплые дни. Дни, когда еще не начался этот ад. Хотелось бы еще закрыть глаза, но он не мог и потому уныло смотрел, как снег заметает площадь. Вечерело, и скоро темный день перейдет в совсем темную ночь. Забыться бы.
    Неожиданно он заметил, что от площади к нему идут двое. Во тьме с трудом угадывались силуэты, да и змеиное зрение было слишком слабо, но четко были видны ружья. Нечисть с ружьями не ходит. Люди шли целенаправленно, направляясь к автомобилю с какой-то неясной целью, но когда подошли ближе, разом стали как вкопанные, заметив Сергея.
    Приезжий не пошевелился, он просто смотрел на них, и ему было все равно, что будет дальше. Этих селян он не знал, видно - раньше не сталкивались. Не пошевелился он и тогда, когда первый, широко распахнув рот от удивления, резко сорвал ружье и прицелился, но второй не дал, он резко стукнул по ружью сверху, и тот не успел нажать на курок.
    Второй ружье не поднимал, вместо этого он подошел ближе к капоту и бесстрашно наклонился. Затем что-то сказал. Что - было не ясно, потому что Сергей не слышал. Но губы повторяли одно и то же слово, и в конце концов приезжий понял:
    -Ты человек? - был вопрос.
    Сергей нехотя оторвал голову от железа. Осторожно кивнул. Как бы не расценили как попытку нападения с его стороны. Второй поманил первого, и теперь они оба наклонились над ним.
    -Понимаешь меня? - спросил все тот же.
    Серега снова кивнул и подполз чуть ближе, теперь внимательно глядя в лицо пришельца.
    -Понимаешь меня, да? - повторил снова селянин – затем, не отворачиваясь, сказал первому:
    -Смотри, озмеился, а разум не потерял. Возьмем его?
    Второй сурово глянул на Сергея, пощупал ружье:
    -Может, нечисть такая понятливая. Кивает. А как возьмешь его в дом, все перекусает.
    -Да нет же! Человек он, страдает тяжко - вот и пришел.
    Серега отчаянно закивал, жизнь потихоньку возвращались в его змеиное тело. Он прополз кругом по капоту и снова смотрел на людей. Не боятся ведь ходят среди шабаша, да еще и в Сергее человека признали. Значит, все-таки еще остались люди в Черепихово.
    -Да, возьмем! - настаивал второй - слышь ты, змея, обещаешь, что ни на кого не покусишься?
    Сергея снова закивал. Он подумал, что со стороны это выглядит довольно потешно - кивающая змея.
    -Видишь? Он не будет мешать, в душе он, наверное, еще человек.
    -Нуу...- сказал первый, вдруг резко развернулся и выпалил из ружья во тьму.
    Выстрела слышно не было, но воздушная волна больно сотрясла чувствительные ячейки третьего глаза. Селянин, наверное, попал, потому что ухмыльнулся и, обернувшись, сказал:
    -Ладно, бери, только быстро, а то уходить пора.
    -Ну, залезай - произнес второй, тоже улыбаясь и протягивая Сергею потертую меховую кепку, чтобы было легче нести. Серега рванулся к кепке, но в этот момент добрый селянин с резким хлопком в воздухе обратился в змею.
    Приезжий испуганно отпрянул, а первый человек широко открыл глаза, похоже, что-то заорал, потом вскинул ружье и выпалили во что-то на земле. Выше капота взлетели кровавые ошметки, кусок чешуйчатой шкуры грохнулся на капот, пронесся перед самым Серегиным носом.
    Сергей прыгнул с капота на землю. Позади него селянин уже яростно перезаряжал ружье для нового выстрела, теперь уже явно в него. Лицо его было яростно перекошено, а руки, достающие патрон, дрожали.
    Бывший горожанин ринулся прочь в траву, теперь он хотел как можно скорее добраться до леса. На душе было горько, но он знал, что на людей рассчитывать не приходится. Как знать, не может ли такое статься, что эти двое - последние жители проклятого села.
    Перед глазами стоял кровавые останки змеи. Почему-то гибель змеи под выстрелом ужасала Серегу больше, чем осознание, что эта змея только что была человеком.
    -"Ты становишься змеей, вот почему" - сказал он себе, и тоска навалилась с новой силой.
    Впереди уже качались деревья бора. Больше он вылазок в Черепихово не предпринимал. Лишь, как всегда, выбирался к вечеру на пригорок и смотрел на раскинувшуюся внизу деревню под черным куполом. А сверху падал колючий снег.
    Минуло довольно много времени голодного животного существования, и Серега уже по утрам не мог вспомнить собственное имя. Лишь к полудню на поверхность пробивались из подсознания туманные воспоминания о людской жизни. Поначалу это пугало, но змеиная сущность стала все чаще брать верх.
    Теперь к вечеру он не мог вспомнить, что делал днем, и приползал на пригорок только по привычке и не мог понять, зачем это делает. Периодически он обнаруживал себя в совершенно незнакомых местах, а как туда попал - понять не мог. Одно хорошо - с потерей памяти престали мучить тягостные воспоминания о поражении.
    И в один ненастный и непогожий, как всегда, день он неожиданно обнаружил себя сидящим на берегу Черного пруда и пристально вглядывающимся в проклятый камень, как ни в чем ни бывало опирающийся на булыжник.
    Что привело его змеиную натуру в это совсем неподходящее для пресмыкающегося место? Или это прорвался-таки зов Снорунга, языческого бога племен Финно-Угорской группы?
    Хотя нет, не слышно ничего, а ведь зов должен быть слышен, как был он слышен плененному Кузьмичу.
    Минуту посидел, глядя на камень, на тяжелые воды пруда, а затем подполз к камню, приподнялся и ударился со всей силы об землю. Аж дух захватило. Вспыхнуло, мир перевернулся два раза в глазах, а затем он вскочил на четыре конечности, подпрыгнул метра на полтора от щенячьей радости.
    Он стал волком. Некрупным, но мощным и быстрым, с густым теплым серым мехом. Он слышал, чувствовал запахи, и ощущал голод. Скосил оранжевый глаз на камень, хрипло взвыл и кинулся в лес.
    С этого момента начался второй этап Серегиного вынужденного отшельничества в лесу. Легконогим волком мчался он по лесу, охотился, выслеживал быструю добычу, всяческих зайцев, мышей, а если повезет и косулю. Заваливал ее и съедал. Насытившись, мчался к камню, там бился об землю и вскакивал черным вороном. Взмывал тяжело в черное небо, кружился там, почти неотличимый от облаков, возвращался и огромным лосем рвался сквозь лес, трубил.
    Он поменял личины десятков животных, был и белкой с пушистой оранжевой шкуркой, был и здоровым зайцем русаком и лупил передними лапами об старый пень, был лисой, барсуком, мышкой полевкой и огромной белой совой. Жизнь была вольная. Он мог бегать, летать, ползать, он слышал, чувствовал запах, а огромными совиными глазами различал зайца за полкилометра. Яркая была жизнь, да вот только та искра разума, что оставалась в нем, все быстрей и быстрей гасла.
    Стремительно неся ловкое серое тело на четырех мощных лапах, он уже не помнил, кто он есть, не знал своего имени, не помнил совсем людей. И уже не терзала его совесть за брошенное село, не хотел он вернуться, а как истинный зверь жил настоящим моментом, не имея ни прошлого, ни будущего.
    В какой-то из таких звериных дней он наконец услышал зов. Услышать-то услышал, но что это такое - осознать и обдумать уже не мог, поэтому он поступил на уровне заложенных в него рефлексов, а именно помчался на призыв.
    В волчьем обличье он мчался сквозь лес. Продирался через жесткий кустарник, и ледяная крупа оседала на его теплую шерсть. А зов звучал все громче все мощнее, он уже захватывал лесного зверя, когда-то носившего человеческое имя Сергей, все больше, целиком и без остатка.
    "Сюда! "- звал зов - "Все, кто плавает, летает, бегает и ползает! Все сюда, на берег пруда, где вода делит вечно границу с землею!" Такой был зов, только грубее, безусловный, на уровне прямой мысленной передачи. Волк Сергей мчался вперед, а в его маленьком зверином мозгу под толстой черепной костью горело желание добраться до пруда скорей и подчиниться высшей призывающей воле.
    По пути он замечал, хотя и не обращал внимания, что лес со всех сторон от него заполнен зверьем. То были совершенно разные звери, но все они мчались бок о бок, продираясь через жесткий кустарник, не чувствуя боли. Вражда была забыта. Волк мчался рядом с зайцем, лисой, даже мелких мышей Серега замечал краем глаза.
    Лес содрогался от грохота копыт, клацанья когтей, сиплого звериного дыхания. А звери неслись огромной массой, и все больше и больше их стекалось в один вал. Казалось, сюда собрались все звери бескрайнего Черепиховсого леса. Знающий человек сказал бы, что такое звериное столпотворение произошло из за того, что где-то в лесу возник пожар. Но он бы ошибся. Все звери бежали по своей воле. Или почти по своей.
    Пока он мчался, с неба снова повалил снег. Снег был большой и пушистый, не чета прежнему. Он валился с небес огромными мягкими хлопьями, оседал на ветвях деревьев и на спинах бегущих зверей. Дальние зарницы отражались на падающем с неба пухе, и снег красиво поблескивал. Он устилал сырую черную землю и намертво прилипал к ней, и не думая таять. Вокруг становилось все больше и больше белого, черные проплешины земли заметало, они исчезали.
    Когда снегопад скрыл от взгляда дальние деревья, бегущие звери оказались под огромным посверкивающим пологом, что колыхался и шелестел и мягко кружился в холодном воздухе. Это было красиво, но нынешний Серегин мозг красоту ценить не умел. Но зато он оценил еще одно преимущество августовского снегопада.
    От снега стало светлее. Слабенький свет, что еле рассеивал ранее полумрак, теперь многократно отражался и преломлялся в пушистых снежинках, и вот уже темный дневной лес был залит беловатым холодным сиянием, в котором кружились в постоянном танце маленькие и большие кристаллики снега. Одна снежинка опустилась прямо на нос Сергею, и он слизнул ее, мимолетно порадовавшись вкусу воды на языке.
    А снег валился все гуще и гуще, это был настоящий летний ливень в снежном исполнении. Казалось, весь мир вокруг сдвинулся и полетел в едином безмолвном кружении. На глазах ветви деревьев провисали под тяжестью снеговых масс, а на земле моментом наметались полуметровые сугробы, в которых некоторые звери начали вязнуть. Был бы Сергей человеком, он бы наверняка залюбовался этой бешеной скачкой сквозь снег, когда оскаленные звери единым потоком прорываются через белый буран, а снег оседает на них, блестит кое-где водяными каплями. Но Серега рвался к пруду и не обращал внимания на то, как больно колют льдинки нежные подушечки волчих лап.
    Неопределенное время он мчался в потоке таких же зверей, а потом неожиданно вылетел на поляну, которая расстилалась по берегу Черепиховского пруда.
    Здесь было еще более странно, чем раньше. Зеленоватый свет по-прежнему лился от незамерзающей воды, но теперь он преломлялся в снежным белым сиянии, бросал блики на белую землю и сверкал временами совершенно разными цветами спектра. Эти разноцветные праздничные блики совершенно не вязались с полоской угрюмого черного леса неподалеку и с мрачным валуном, на котором неподвижно стоял проклятый камень.
    Глядя на него, Сергей ощутил, как шерсть поднимется на загривке дыбом, а из пасти лезет хриплое, звериное рычание. Что-то ему не нравилось в камне, а что - он уже не помнил и не знал. Звери мчались к воде. Некоторые резко останавливались на кромке, другие не успевали, их несло, и они бухались в ледяную черную воду, тут же уходя с головой. Зеленые блики прыгали по оскаленным мордам.
    Сергея чуть не затоптал исполинских размеров лось, что мчался вперед как танк, давя и отбрасывая случайно попавших под копыта зверей.
    Серега подскочил к кромке воды и остановился в недоумении. Зов тянул в воду. Ему надо туда в ледяную темень, но его волчья натура противилась.
    Приезжий крутился волчком на кромке воды, бросал по сторонам диковатые взгляды. Рефлексы и зов некоторое время боролись, затем нашли компромисс, и Серега, ударившись с размаху о землю, обратился в большую серебристую рыбу. Секунда - и он уже нырнул в воду.
    Он плыл вниз и чувствовал, как вода обтекает его, ощущал биение воды боковой линией, он плыл вниз - и ему уже казалось, что так будет всегда. А влек его теперь свет, Он шел из самой глубины пруда, с его древнего дна, на котором лежит толстый слой окаменевшего ила и кости множества мертвых рыб. Там, на дне, находится то, что так влечет его последние часы.
    Там находится Хозяин.
    Черепиховский пруд был глубок, Сергей скользил серой тенью в глубину, миновал стайки таких же рыб, обломок чего-то железного, грязные и растрепанные пучки водорослей.
    А свет становился все ярче, он становился просто ослепительным, но мутная черная вода пока не давала возможность увидеть его источник. Сергей быстро плыл вниз, а мертвый свет играл на радужке его рыбьего зрачка и иногда вспыхивал на чешуйках.
    Вот так живущий, работающий в Москве человек Сергей оказался вдруг в самой глубине грязного пруда в образе озерного карася. Это было безумно, и будь у него сознание человека, он бы неминуемо свихнулся, пытаясь осмыслить это, но, видно, так было и задумано в плане Змеиной напасти, что люди постепенно теряли свои человеческие качества.
    Он миновал еще несколько метров вглубь - и вдруг остановился. Завис, вяло перебирая плавниками на брюхе, ошеломленный открывшимся зрелищем. Та часть человека, что еще оставалось в этой рыбьей голове, удивилась и испугалась открывшемуся зрелищу.
    Свет здесь был силен, он пронизывал темные пласты воды, переливался на чешуйках приплывающих рыб, освещал на многие метры черное дно. Он лениво тек, струился, видно стало то, что его испускало. Со дна пруда вздымались острые, словно сделанные изо льда или хрусталя исполинские многометровые шпили. Между ними скользили переходы и пандусы, арки и анфилады, огромные прозрачные массивы и маленькие башенки. Все это сплеталось в невероятно огромную и прекрасную конструкцию, от вида которой захватывало дух. Из самого нутра громадины лился тот самый зеленый свет, и он преломлялся и играл в стеклянных стенах строения, он струился по шпилям и ослепительно уходил ввысь. Воды вокруг были словно пропитаны напряжением, сходным с электрическим, напряжением давящим, вызывающим слабость и страх и уничтожавшим всякую волю.
    И понял Сергей, что представляют собой эти шпили из прозрачного хрусталя, в которых так и бьется ослепительная мощь. Понял, где находится настоящий оплот змеиного царства.
    На дне черного пруда, где до поверхности не меньше полусотни метров, в трех километрах от ближайшего селения, в черных водах на окаменевшем иле стоял ослепительный хрустальный дворец!
    Да, это строение могло быть только дворцом, подводным хрустальным чертогом, источающим зеленый свет. Отсюда шел зов.
    Он тянул, подавлял, и Сергей ринулся вниз, туда, где в идеальной гладкой светящейся стене проступали врата. Он проскользнул в них и ощутил, что вода, поддерживающая его рыбье тело, исчезла.
    Он упал на прозрачный пол, увидел спрессованный ил в метре под ним, видимый так, словно не было не малейшей помехи между дном и трепыхающемся на полу Сергеем. Приезжий подпрыгнул раз-два, затем ударился о землю и вскочил уже некрупным волком, смог вздохнуть глубоко и нормально оглядеться.
    Стены были прозрачными, как и пол, но залиты жидким желто-зеленым светом, через который можно было с трудом различить воду. Тот чертог, в который попал Сергей, похоже, занимал всю громаду дворца. Дальние стены угадывались с трудом, свод уходил в пустоту. И все это было гладким хрустальным и огромным. Человеческое существо неминуемо бы почувствовало здесь страх. Его бы свалили с ног такое величие, такие размеры. Но волк не подвержен агорафобии, и поэтому Сергей улегся мягко на пол и обратил свой взор на предмет, неподвижно стоявший на хрустальном возвышении в центре.
    Это был трон. Огромный, из тяжелого резного дерева, покрытый аляповатым золочением. Это был древний, потрескавшийся символ власти, казавшийся неуместным и грубым в пределах этого хрустального свечения. Сиденье было из протертого красного плюша, а на сидении кто-то восседал.
    Сергей-человек тут же узнал бы его, но Сергей-волк лишь преданно мог глядеть на сидящего.
    На нелепом, словно украденном из Красной палаты троне, гордо и неподвижно сидел Урунгул, верховный шаман всея Лемеха, главный держатель капища, а по совместительству голем поганый и главный враг.
    Сидел тихо и чего-то ждал. Без шлема (тут бы Сергей обязательно ухмыльнулся, если бы вспомнил), в потертых меховых одеждах, со смуглым нерусским лицом и странным разрезом глаз. На шее светилась не слишком большая царапина, видимо - давний след от Сергеева топора.
    Жуткие змеиные хвосты, что заменяли верховному шаману руки, дико извивались, временами намертво оплетая подлокотники кресел. В темных глазах полыхали зеленые огоньки, как у дикого зверя при луне. Был он темен и мрачен.
    Серега смотрел только на него и не видел, как помещение вокруг заполняется разнообразным зверьем из тех, кто мчался с ним под снегопадом. Звери проламывались в исполинские врата потоком серебристых рыб, бились оземь и поднимались волками, лисами, мышами и зайцами, барсуками и белками и, разумеется, змеями. Кстати, не было здесь таких чудовищ, что шабашили теперь целые сутки в деревне. Лишь самые обыкновенные звери. Без трех глаз и чешуи.
    В помещении стоял звериный дух, и Серегин нос морщился, улавливая сотни разнообразных запахов, но инстинкты здесь были притуплены, а все внимание направлено на сидящего. Обратившиеся из рыб звери рассаживались на прозрачном полу, временами привалившись друг к другу, опершись на чужие спины. Здесь волк и заяц сидели вместе, лиса и мышь попирали друг друга, а сотни звериных глаз, оранжевых и черных, желтых и зеленых - не отрываясь, смотрели на Урунгула, являя собой живой пример власти шамана над лесными зверями.
    Это было безумно и дико, сотни волосатых коричневых и рыжих тел на ослепительном хрустале пола, это коробило, а хуже всего была преданность взгляде бывших свободных и разумных людей. Что же, если не их души были навсегда забраны сюда в хрустальный подводный дворец?
    Эти звери верили Урунгулу и его скользящему богу беззаветно.
    Грохнуло, по залу раскатился гулкий удар. Словно в гонг. Зверье заворочалось, словно единый разноцветный меховой океан. Животных уже набралось пара тысяч, и все новые и новые приходили, проламывались сквозь портал, скатываясь на хрустальный неудобный пол, скользили по нему лапами и присоединялись к остальным.
    Ударило снова. Вероятно, и правда где-то неподалеку был гонг, большой, медный, с раскатистым звуком. И звери, они же бывшие люди - замолкли, и теперь все их морды, широкие и длинные, рыжие и коричневые, с мехом и без - были устремлены в сторону шамана.
    Когда ударило в третий раз, ослепительный свет в зале пригас, а Урунгул встал. В зале повисла тишина. Тих был и Серега, во все свои волчьи глаза глядя на верховного шамана Лемеха. Был бы человеком, обязательно бы подумал: как себя чувствуешь, когда раздирают на деревьях? А так - просто сидел и изумленно таращился на трон.
    Урунгул постоял спокойно, обозревая множественные ряды сидящих в изумлении зверей. Затем вздохнул и воздел к сводам дворца свои страшные извивающиеся конечности.
    -Твари лесные!!! - пронесся его мощный, чем-то знакомый голос. Не орал, но слышно было в каждом уголке исполинского зала, словно шаман говорил через мегафон. - Твари лесные, а раньше свободные человеки!!!
    Говорил, кстати, он на русском языке. Почему? Ведь Лемех было племя совсем не Славянских корней, и язык у них был грубый, гортанный, похож чем-то на финский. Впрочем, все сидевшие сейчас на полу, кроме русского, ничего не знали и, возможно, говорилось это для них. К тому же выговор язычного шамана был очень старомоден, с примесью старорусских выражений, видно - нормально не учил. Нахватался.
    Звери внимали. С того момента, как они очутились в хрустальном подводном дворце, способность понимать человеческую речь понемногу возвращалась к ним, хотя и в ограниченном объеме. В конечном итоге они все были когда-то людьми, да и сейчас ими оставались, несмотря на налет звериной личности. Есть в человеке что-то такое, что никогда не забьешь звериным сознанием. Поскреби такого зверя поглубже, и найдешь все равно человека, потому как человек не зверь, а зверь не человек. Видимо, отличает человека от зверя именно наличие самосознания, понятие, пусть и интуитивное, собственного Я. Человек себя чувствует, понимает. А иногда задаешься вопросом: понимает ли зверь, что он существует? И знает ли, что существует вообще? Или звери в некотором роде те же машины, запрограммированные на простейшие выполняемые рефлексы?
    -Твари лесные, бывшие люди - почти пропел мощно Урунгул, делая шаг вперед - верные рабы нашего скользящего высшего. Вы хорошо послужили, делая набеги на своих же собратьев. Вы помогли нам, слава вам, рабы леса!!!
    В зале поднялся вой и рев, кто-то вскочил на лапы и принялся яростно кусать соседей, кто-то ликовал, кто-то скулили, а Сергей молча сидел в толпе своих соплеменников и пытался мучительно осмыслить ситуацию пробуждающимся сознанием. Звери бесновались.
    -Слава вам, звериные рабы Скользящего!!! Вы готовы отдать свою жалкую звериную жизнь за него?!
    -Ваааааа!!! - протянул хор лесных зверей, и тысячи глаз снова уставились на шамана с обожанием.
    Ибо так и было, и звери эти уже не мыслили себя иначе как рабами скользящего бога. В чем-то теперь они были близки к давно исчезнувшему народу племени Лемех. Те тоже, кроме шамана, - были полнейшими рабами и приносили Скользящему кровавые жертвы. Из глубины веков дошло предание о самом Урунгуле, и если бы историк Леонид, оставшийся там, в другой жизни, доехал-таки до Ярославского архива, то бы узнал, что шаман вроде бы умел перевоплощаться в любую тварь лесную. И говорилось это на полном серьезе, русским летописцем, принимавшем участие в штурме Черепов.
    -Но вы можете сделать больше - произнес Урунгул негромко - мы взяли это село, а его жителей принесли на алтарь Снорунга, но есть еще земли, и слабыми силами простых лесных зверей мы его уже не возьмем.
    -Аа-а-а-а-а - провыл зал.
    -Да!!! - сказал шаман - нам нужно больше, чем простые лесные души. Нам нужно то, с чем никакой народ уже не сможет просто так справиться. Нам нужно РАЗРУШЕНИЕ!!! Нам нужны чудовища, которых никогда не было и которых не могла бы создать Мать природа, нам нужно то, что вы прячете глубоко в себе, нам нужны ваши страхи!
    -"Как пафосно..." - неожиданно подумал очищающемся сознанием Сергей.
    Вообще получалось странно. Тогда как звери вокруг бесились от преданности великому Змею и готовы были отдать ему жизни, сам Сергей такого явно не ощущал. Наоборот, голова его все больше прояснялась, и все нелепее казалось ему действо, в которое он попал. В звериной шкуре, в подводном дворце - что за бред?
    Почему убитый пятьсот лет назад шаман говорит как заправский шоумен, зажигая толпу? Что он вообще хочет от трех тысяч бывших селян? Картинка пред глазами плыла и покачивалась. А на троне бесновался Урунгул, что-то вопил, и лицо его было темно и страшно искажено. А в глазах не было ни капли разума. Они были совершенно черные, без белков. Он вопил, подскакивал на троне, а его змеиные лапы извивались и сплетались друг с другом, а смысл его слов становился все темнее и темнее.
    Наконец Лемех вскочил, распростер длинные лапы и заорал уже совершенно нечеловечьим голосом:
    -Создайте их!!! Выпустите Ужас наружу и создайте их!!!
    -ААААА!!! - заорал звери, взвыли и завизжали в предвкушении, а затем неожиданно за спиной шамана взвилась черная дымчатая тень.
    Тень была огромна и уходила к сводам дворца, она колыхалась, была черна. И в ее очертаниях можно было разобрать исполинскую, извивающуюся змею. И тяжесть ее словно придавливала бывших людей к холодному хрусталю. Даже Урунгул замолчал и лишь молча простирая вытянувшиеся прямые щупальца. Простирал в сторону, где незаметно приподнялось новое возвышение. Звери застыли, свет пригас, и лишь над самыми сводами мерцал ядовито-зеленый огонь. А на фоне этого огня бесшумно колыхалась голова великого змея, и свод просвечивал через дымчатую черную фигуру. Это даже было не столько что-то конкретное, эта фигура, это был сконцентрированный ужас тысяч людей перед змеиной природой. Фигура всколыхнулась, и из глаз преданно смотрящих разноплеменных зверей потянулись струйки полупрозрачного черного же дыма, что выглядело парализующе страшно, потому что сами глаза при этом гасли, тускнели, и Сергей с ужасом осознал, что из их звериных тел уходит то, что их делало когда-то человеком. Глаза тускнели, белели и вот - это уже глаза простого лесного зверя, биологической машины.
    Не происходило это лишь с Сергеем, но у него на это были особые причины.
    Струйки дыма взвивались во множестве к потолку, кудрявясь легкими завитками, но сохраняя вытянутую форму, они слились со змеиным ужасом, висящим под сводом, прошли сквозь него и, как туманное, переливающееся облако, понеслись ко второму возвышения.
    Урунгул сидел на троне, а тень позади колыхалась и изливала нечеловеческое презрение на ряды нижесидящих.
    -"Кецальокатль" - подумал Серега с тупым ужасом - "Ибо не может быть в природе два таких змея."
    Облако, наконец, достигло возвышения, прочно на нем обосновалось и закрепилось. По залу стал нарастать странный высокий звук. Это ровно и слаженно выли множество звериных глоток, а кто не выл, тот в такт взвизгивал и вскрикивал.
    Под это жутковатый аккомпанемент, темное облако зашевелилось, закачалось из стороны в сторону, словно внутри него бурлил адский котел с сотнями жизненных форм, перемешивающихся из одной в другую. На секунду из этого месива высунулась чешуйчатая когтистая лапа, проскребла по хрусталю, оставив глубокие борозды, и снова исчезла.
    Вой нарастал, переходил в исступленный визг и крики, облако яростно бурлило, воплощая в себе все известные темному человеческому подсознанию страхи, а затем вдруг распалось, явив взору окружающих рожденное в себе.
    На подиуме стоял... Нет, описать это было нельзя. Там, на возвышении, стоял Ужас, выкристализованный страх человека.
    -"Черный" - подумал Сергей и с тупым изумлением обнаружил, что больше никак описать созданного не может.
    Черный. Потому, что человек прежде всего боится тьмы. Хищный, ибо страх хищников силен в нас еще с древних времен. Давящий и подчиняющий личность, потому как на следующем месте у человека стоит страх потерять себя.
    Вид его был настолько ужасен, что у некоторых зверей подкосились лапы, и они пугливо попятились. Сергей же просто не смог смотреть на него, потому что единый взгляд на рожденного монстра вызывал ощущение животного всепоглощающего ужаса и бесконечного падения в бездну.
    Этот монстр выглядел пришельцем из кошмара. Из того типа кошмаров, в которых за вами мчится НЕЧТО, которое вы не видите, но слышите, чувствуете и замечаете отдельными частями. Оно за вами, и вы знаете, что ему надо только добраться до вас. Добраться и... что оно будет делать дальше неизвестно, но чудовищно страшно. От него надо бежать, укрываться, но всегда в этот момент ноги ваши становятся непомерно тяжелыми, движения замедленными, а монстр сзади все ближе и чувствуется уже его дыхание на спине, а бежать нету сил, он догоняет и... Все... Потому что в этот момент сон всегда прерывается, так же как и сон о падении с высоты.
    Говорят: взгляни своему страху в лицо. А если это не только твой страх, а еще и разнообразные страхи тысячи других людей, собранных воедино?
    И чем больше Сергей смотрел на средоточие ужаса, тем большие кошмары оживали в глубоких тайниках сознания, прорываясь к свету, накладываясь одни на другие, тем слабее становилась связь Сергеевой личности с реальностью, медленно погружаясь в бурлящую пучину темного ужаса.
    Последней доподлинно услышанной фразой был рыкающий вопль Урунгула:
    -Этот первый!!! Но их будет много!!!
    Затем залитые кошмарами мозги не выдержали и отключились, погрузив сознание в непроницаемую темноту, в глубину, куда не проникали никакие видения.
     
    И вот, месяц спустя после того злополучного вечера, когда он по дурости ухватил камень голыми руками, Сергей очнулся на своем любимом пригорке, откуда открывался потрясающий вид на деревню, в обличье волка. В голове плавал серый туман, какие-то образы без названия, а когда приоткрыл левый глаз, то голова отозвалась болезненной резью, среагировав даже на тот слабенький свет, какой лился с серых небес. Судя по ощущениям, было позднее утро. По крайней мере, так все болит только утром, после того как спал всю ночь, а день до этого носился как угорелый.
    Сергей осторожно приподнял серую голову, и мир болезненно качнулся, провернулся вокруг своей оси и застыл. Глаза слезились и побаливали, а голова не держалась и все норовила свеситься и уткнуться в землю.
    Но Серега ее удержал, больше того, он даже приподнялся на дрожащих лапах и кое-как, по собачьи, сел. В мозгах была тьма. От увиденного кошмара воспоминаний не осталось, они ушли в подсознание и будут теперь вылезать по ночам, пугать, но днем их уже не вспомнить. Вероятно, это была защитная реакция мозга, подведенного к критической черте. Он удалил в дальний уголок нежелательную разрушительную память, оставив только само знание о происшедшем. Теперь Сергей помнил, что побывал под водой во дворце, помнил речи Урунгула, помнил, что создали страшного монстра, но как монстр выглядел, не помнил вообще. Только ощущение чего-то темного, на самом краешке разумения.
    Что с ним стало после того, как он отключился посреди хрустального зала, он тоже не помнил, вероятно - звериные рефлексы сами вытащили его на поверхность и привели сюда, единственное постоянно знакомое звериной личности место. Но как же болит голова!!! Как же болит все...
    Сергей вздрогнул и резко вскочил, чуть, правда, не упав. Перед ним на старом пне, где он любил посиживать змейкой, кто-то сидел.
    -Очнулся? - деловито спросил кто-то, в проясняющихся глазах оказавшийся беловатым старцем в странной, почти до пят, рубахе.
    -Ты кто? - спросил Серега, и хотя пасть издала невразумительные звуки, старикан, похоже, понял.
    -Забыл? - сказал он и поводил руками перед Сергеевым ноющим носом - А сейчас?
    -Ты Сивер! – воскликнул Сергей, снова вскакивая - Ты Сивер, как ты узнал?!!
    Старикан ухмыльнулся, тайники Серегиной памяти открылись полностью, и он видел, что это действительно Сивер, их тайный хранитель, и на нем все та же кольчуга, а седая борода стелется на колени. Лицо у старого воеводы было серьезным, несмотря на улыбку, а волосы поддерживал потертый бронзовый обруч. И легкий свет, что он распространял, был почти не заметен.
    -Нашел вот, - сказал Сивер, наконец - это было трудно, но нашел.
    -Нашел, так нашел... - оборвал его Серега, который с каждой секундой вспоминал все больше подробностей его нелегкого существования до превращения - Скажи лучше, что с остальными, как там в деревне, как вообще?
    -Лапников жив и относительно здоров, если не считать невроза средней тяжести... но ведь это у всех вас теперь так.
    -Угу, а дальше?
    -Про Щербинского ничего не знаю, а в деревне дела плохи.
    - Как это не знаешь, ты ж все можешь, почему же...
    -А потому - насупился Сивер - ты за кого меня считаешь, если честно, уж не за бога ли?
    -Ну... ну - замялся Сергей - вообще говоря...
    -Слушай меня, человече непонятливое. Я Сивер - ты это уже знаешь, еще ты знаешь, что я был воеводой русского войска, штурмовавшего село Черепа - это село. Это я заложил проклятый камень в основании Черепиховской церкви, за что ты меня не раз и не два ругал.
    И Сивер снова ухмыльнулся. Правда, не зло.
    -Мда, - Сказал Серега уже тише - раз уж мы встретились так странно, так расскажи, как все было на самом деле, и объясни, что здесь происходит.
    -Я расскажу, хотя основные моменты ты уже осмыслил сам. Черепа брались трудно, великой кровью, хотя все остальные язычные племена всегда сдавались почти без боя. Они бежали, а мы нагоняли их на конях, рубили, секли, и только малая их часть уходила в дремучие леса. Знаешь, наверное, хотя и молодой еще, но узнал, что человек всегда страшился леса дремучего, и лишь только богомерзкие Лемехи его не боялись. Говаривали, что владеют они силами лесными, страшными. Черепа брались большой кровью, и треть русского войска полегло под стрелами и бронзовыми мечами язычников. Не поверишь, но я до сих пор помню эту битву, и до сих пор вспоминаю лица дружинников, помню всех до одного. Хотя все уж пятьсот лет как лежат под землей. Наверное, это часть наказания, которое я несу.
    -Что еще за наказание?! Наказание несем мы с остальными Черепиховцами.
    -Потом, потом, ты наконец должен узнать все об этом запутанном деле, в конце концов я-таки втянул тебя в это.
    -Так это все-таки ты разогнал кордон?
    -Да я, своей властью я могу разогнать те низшие формы жизни, что служат змеиному. Я сделал так, чтобы ты мог пройти, и дал пройти Лапникову. Постой, дай я расскажу. Так вот, Черепа мы все-таки взяли. Последние Лемехи, как я уже говорил, скрылись в лесах, и лишь их верховный шаман, твой знакомец, не пожелал уйти и остался со своим капищем поганым.
    Я видел его при жизни. Он ненавидел всех, собственных соплеменников приносил в жертву Снорунгу, но обожал змей и повелевал ими. Думаю, он уже тогда мог оборачиваться собственными рабами, лесными созданиями. Да, я встречал его, и сам приказал его разорвать надвое молодыми березами, он встретил смерть хладнокровно, но перед тем как стволы отпустили, успел произнести проклятье, адресованное персонально мне. Да, Урунгул был мастер произносить проклятья, из-за него, проклятого язычного шамана из лесной глуши, сижу я теперь пред тобой, а не нашел свой покой, как моя дружина. Ты не представляешь даже, как теперь тяжело мне.
    Проклятье было на меня, и я его хорошо услышал, а потом шамана разодрало надвое и - поверишь ли, крови было совсем немного. Много было странностей в шамане мертвом. Например, у него никак не закрывались глаза и, хотя много раз пробовали закрыть их, они открывались опять, таращились в пустоту. В конце концов, мы нахлобучили ему на голову ржавый старый шлем, достался нам, помнится от псов-рыцарей, лет за пятьдесят до взятия Черепихова. Он валялся, мешал, и никто не знал, что с ним делать, вот и нашли применение. Так с этим шлемом и похоронили. А под шлемом он, видно, так и таращился.
    -А разве нельзя было завязать голову простым мешком, шлем все-таки на такого...
    -Можно было и мешок, да только Урунгул все-таки шаманом был, к тому же верховным, а про таких известно, что они и после смерти лютуют. А шлем железный должен был предохранить.
    -Не очень-то он спас.
    -за Урунгулом стояло нечто большее, чем простой языческий идол. Проклятие было хитрое. Это из-за него я поместил камень в основание церкви. Проклятие сработало, и я, несмотря на уговоры друзей и простого люда, поместил камень в церковь, да еще и громко возвестил об этом. Остались даже летописи, смотрел. А зря, не помещают языческие камни в освященные храмы, я совершил ошибку, захоронив зло на долгие века, где они набрало потихоньку силу, потягивая соки из прихожан. После революции церковь больше не посещали и камень, подчинив ближайших к нему людей, доставил себя в другое людное место - дом культуры. Думаю, он набирал бы силы и дальше. Но тут случилась буря, и он оказался на поверхности, вырвался.
    Вам не повезло, что это пришлось на ваше время.
    Получилось так, что я оказался проклят двумя разными сторонами. После захоронения камня я жил спокойно, ни о чем не задумываясь, еще сорок лет, и умер от старости... это была хорошая жизнь. У меня было трое сыновей и две дочери, потом пошли внуки, сейчас остались потомки. Между прочим, братья Щербинские - мои пра-пра-правнуки, прямые, хотя даже и не знают нашего родства.
    -Ну и ну...- сказал Серега - это поэтому ты выбрал старшего помогать нам?
    Сивер взглянул довольно:
    -Догадался уже? Да, я подбирал долго команду, которая справится с поставленной мне задачей. Я выбрал вас...
    -Но постой! - прервал Серега резко – Давай-ка подробнее. Первый вопрос: кто есть ты?
    -Кто есть я? - повторил Сивер - ну хорошо, расскажу, как знаю. Так как я умер пятьсот лет назад, я не могу быть человеком. Хотя мыслю по прежнему, по-человечески. В чем-то я даже сейчас человек. Но я и не призрак в общепринятом слове, мне дана свободы перемещения и манипулирования с легкими предметами и сохранено мое человеческое тело, хотя и в несколько разреженном виде. Мне дали понять, что таким я останусь, пока не исправлю то, что натворил в жизни, а именно - искореню посаженное мной же зло.
    -Кто тебе дал понять?
    -Я не знаю - высшие силы, что стоят надо мной. Я их никогда не видел и не представляю, не знаю - кто они, как выглядят? Вижу, ты ждешь ответ на вопрос, что по ту сторону, но я не знаю, и не могу тебе это сказать. Ты говоришь не с ангелом и даже не с тенью предка, ты говоришь с человеком, хотя и много знающем.
    -Как это ты не умер, ты же сам сказал, что счастливо жил до старости, а потом отошел?
    -Я умер иносказательно, точнее - для всего своего окружения, для людей, но сам я не оказался на том свете, или что там. Я по-прежнему не знаю, что нас ждет после смерти, потому как дух мой после гибели тела был помещен вот в это, - он развел руками - с ним я получил некую власть, но в остальном по-прежнему человек. Хотя теперь мне уже самому хочется узнать, как там - за чертой, и увидеть, наконец, того, кто говорил со мной, хотя, похоже, я бессмертен, по крайней мере - пока не избавлю человечество от проклятого камня. А это тяжело - так долго жить, тяжелее, чем обретаться в змеиной шкуре.
    -Это что, намек? - хмуро спросил Сергей, кося оранжевым глазом на Сивера.
    -Если хочешь - произнес воевода - я тебе скажу, кто я, современным языком. Я биологически нестабильная углеродная структура, в которую пересажен энерго-информационный комплекс моего бывшего носителя вкупе с развитым электрическим контуром, который принято называть сознанием.
    -Лучше оставь все, как было, в терминологии я не силен, но у меня вопрос номер два. Что теперь Урунгул?
    Сивер вздохнул, поерзал неловко на своем пне, с которого при этом не посыпалось не щепочки, хотя пень был трухлявый:
    -Он во многом подобен мне, хотя вызван силами прямо противоположными мне. Да, он тоже искусственно созданное тело, в которое помещен информационный комплекс, в просторечьи душа, если, конечно она у него была, и разум с памятью. Этот разум двигает телом и заставляет его существовать, несмотря на заведомо неправильную его конструкцию, которая не смогла бы жить сама по себе. Ты думаешь, почему у него такие руки страшные - потому что оторвали? Да нет, это отражение его мыслей, а мысли, кстати, подвергают такие тела метаморфозам. Такие вот с ним дела, таких вот вселенных называют в народе големами.
    -Так значит, он все таки голем, я был прав! - воскликнул Серега- но если он голем, то и ты тоже?
    -Где-то как-то, впрочем - я поразреженнее, и мое существование поддерживает только существование камня, а Урунгул во всем обязан своему Змею, без него он тут же покинет ту оболочку, в которой помещается.
    -Так какая между вами разница?
    -Разница есть. Тот Урунгул, которого ты видишь - не настоящий Урунгул. Настоящий был разорван деревьями и умер, а ты встречался с его копией, големом, в которого было вложена матрица настоящего Урунгула, клон, выражаясь современным жаргоном. А я по-прежнему свой, не скопированный, и таким сохраняюсь многие годы, тогда как шаман был создан полтора месяца назад, для непонятых целей.
    -Ладно, понятно, у меня последний вопрос. Кто такой Снорунг?
    -Снорунг? - переспросил Сивер - если честно, то я не знаю, он нечто необычное, да и много у него имен.
    -Как необычное? Так змеиный бог он или нет?
    -Скорее нет, это некая субстанция, тень от тьмы, питается явно энергетикой людей. Короче - это нечто аморфное и вряд ли наделенное сознанием. Это скорей сила природы. Известно мне только, что оно как-то связано с камнем, и если камень уничтожить, то сгинет и напасть.
    -А как камень уничтожать? Его нельзя трогать руками. Это я понял, что же тогда с ним делать?
    -Это ты узнаешь - ласково улыбнулся Сивер - тебе это станет скоро понятно, я знаю.
    Сверху посыпался мягкий серебристый снежок, и вокруг все засияло от белесого света Сивера. Снежинки искрились и танцевали в воздухе, а душу наполняло неземное спокойствие. Хорошо быть падающим снегом. Снегом, который может лишь кружить и подпрыгивать в прозрачном воздухе, которому нет дела до наших забот. Настанет время - и он растает, но не сгинет, а превратится в каплю воды, что сольется со множеством себе подобных.
    В этом серебристом свете Сивер сам выглядел сотканным из снега - как большой снеговик, он поджал ноги от вырастающего сугроба. А снег падал и падал, тихо и умиротворенно, и это было лучше дождя. Под снегом скрывалась черная земля, грязь разложения. Сергей любил зиму, ведь снег скрывает всю мерзость, что накопилась за долгое жаркое лето. Первый снег дает иллюзию чистоты, пусть и ненадолго.
    Картина вокруг постепенно становилась идиллической, вырастали уютные пушистые сугробы, искрились мелкие снежинки, а позади насупленный лес укутывал ветки в белые снежные одеяла. Стояла тишина, лишь шелестел вдали голыми ветками лес и шуршал снег, покой обволакивал все вокруг. Быть может, в этом был виноват Сивер, что столько лет пытался исправить собственную ошибку, и теперь даже его присутствие отгоняет тьму.
    Странно, у Сереги зимний лес всегда ассоциировался с праздником, с радостью, почему так - ведь зимой природа мертва? Кто знает? Но теперь, сидя в чуждом волчьем обличье подле блестящего Сивера, Серега впервые за прошлый месяц отдыхал. Отдыхал и не думал ни о чем, лишь созерцал праздничный полет снежинок в ясном воздухе и освобождался от тягостных дум.
    -В конце концов - неожиданно произнес он - надо стараться находить радость в самых простых вещах.
    -Именно так - с улыбкой сказал Сивер - иначе жизнь будет казать невыносимой. Если ты победишь, то сможешь жить дальше без кошмаров, хотя никогда снова не увидишь снегопада в конце августа.
    -Снегопад в конце августа - произнес Сергей, любуясь падающими хлопьями снега. Последние остатки звериного стремительно покидали его. Кто, в конце концов, кроме человека, догадался любоваться природой?
    -Скажи мне, Сивер - произнес приезжий, поднимаясь - ты нашел меня, чтобы возвратить мне человеческий облик?
    -Да, для этого я тебя и нашел, силы мои велики, но сам воевать против змея я не могу, для этого мне нужны люди. Сам же знаешь, что человек - это ничто иное, как поле битвы добра и зла, действуют всегда люди, даже если думают за них другие. Я помогал вам на всем протяжении вашей миссии в Черепихово, именно благодаря мне вы остались живы во время первого шабаша, я позволил тебе осмотреть старый Черепиховский подвал. И я подослал вам Кузьмича. Я старался помогать, как мог, но не предугадал, что от прикосновения к камню ты обратишься в змею. Сотни людей касались его без всякого эффекта. На тебя же он подействовал слишком сильно. Было время, когда мне казалось, что попытка моя опять провалилась, но тут ты неожиданно нашелся, и я смог с тобой связаться. Еще, кстати, помнишь, что с тобой происходило в Хрустальном дворце?
    -Помню...
    -Так вот, ты остался в неприкосновенности тоже благодаря мне, хотя это было трудно. А еще труднее было заставить Урунгула не узнать тебя в змеином обличье. Но теперь все позади, ты выжил и должен вернуться в деревню. Извини, что не нашел тебя раньше, а то бы давно вернул бы человеческий облик.
    -А во дворце? - спросил Серега - что за ужас там творился?
    -Там создавали монстров. Недаром же говорят: сон разума порождает чудовищ. Один уже создан, так что время поджимает. Ты вернешься в деревню, разыщешь там спутников, и постарайтесь уничтожить камень, как - вы должны узнать, сам не знаю, но чувствую - должны, и постарайтесь поспешить, если не хочешь, чтобы это распространилось на близлежащие территории, а оттуда и дальше. Не забывай, что за этим - он указал на черный небесный свод - сейчас жаркий августовский денек.
    -Паденье тьмы - сказал Серега вспомнившуюся строку.
    -Паденье тьмы... - кивнул Сивер - встань на все четыре, я верну тебе человеческий облик.
    Сергей вскочил, и нападавшие за время неподвижности снежинки разлетелись белым сверкающим ворохом.
    -Один момент, Сивер, - сказал Серега - на улице холодно, а одежда моя у пруда осталась, ты постарайся одеть меня кое-как.
    -Сделаю, - сказал Сивер - приготовься.
    Сергей снова глянул на кружащиеся снежинки. Кивнул головой:
    -Давай.
    Сивер поднял руки, не вставая, поток серебряного сияния заставил вспыхнуть снег на пути и осветил замершего Сергея. Затем вспыхнул весь мир, прошло знакомое ощущение переворота, а затем приезжий еле удержался на собственных внезапно ослабевших руках. Вскрикнул от изумления, так странен был переход, а затем нежная кожа на руках (не то что волчьи подушечки) стала стремительно замерзать, и он вынужден был подняться на ноги. Было холодно. Только сейчас Серега, лишенный теплого меха, ощутил, что действительно холодно, и от этого мороза немеют щеки и кончики пальцев.
    -Вот так - произнес Сивер с удовлетворением.
    Сергей выпрямился и некоторое время с изумлением осматривал новоприобретенные руки.
    -Я вернулся... - пробормотал он.
    -Ты никуда и не уходил. Отныне ты снова человек, и попробуй не превращаться в животное.
    -Это уж как получится - счастливо ухмыльнулся Сергей - А я все-таки вернулся! Славно быть человеком. Ох, как славно!!
    Он довольно попрыгал на ногах, с ощущением, что все, что произошло ранее - просто страшный сон. А теперь он прошел - и не было этого ужаса змеиной жизни. Даже собственный голос показался после волчьей глотки непривычно звонким. Да, речь - это лучшее, что есть у человека после огня!
    Только сейчас Сергей обнаружил, во что нарядил его древний воевода.
    -Ты что? Поновей не мог, что ли, найти? - изумился приезжий - как же я так в деревню пойду?
    -Так и пойдешь, а там уж сменишь на что душе угодно. Получше.
    Впрочем, одежда была не слишком плоха. На Сереге была нацеплена длинная, аж до колен, полотняная толстая рубаха, вроде той, что носили еще во времена Сивера, подпоясанная простой бечевой, такие же простые штаны-порты, в которых сейчас постыдился бы ходить самый последний бомж. А на ногах потертые сапоги, из некачественной грубой кожи. Сделано это вообще все грубо, но, видно, лучше раньше не умели.
    Одно хорошо - одежка была хоть и грубая, но толстая, и тепло сохраняла - приезжему подумалось, что именно так одевались дружинники воеводы, не хватает только кольчуги.
    -Уж извини - повторил Сивер - тебе пора идти, искать своих. Если что - зови меня, если смогу - приду, действуй сам, но камень мы должны уничтожить.
    -Хорошо, воевода, мы с тобой имеем разницу в возрасте пятьсот лет, а впряжены в это одинаково. Неужели за эти века ты не измыслил способ, как уничтожить камень?
    -Не измыслил, ибо он тщательно скрывается от меня. Не столько боится, сколько избегает, и я никак не могу напасть на след. Хотя одно предположение у меня все-таки есть. Возможно – то, что завелось в камне, можно искоренить старыми способами, которыми пользовался сам Урунгул. Короче говоря, применить языческое колдовство. Но какое, мы не знаем. Разве что расспросить самого Урунгула. Ну, иди, не задерживайся!
    -Иду... - сказал Серега и взглянул вниз, на Черепихово. Затем сказал:
    -Прощай, Сивер.
    -Не прощай, - ответил старик - до свидания.
    И Серега двинулся вниз, в деревню, на которую столько раз смотрел в немой тоске. Слабый снежный свет разливался внизу, и было видно крыши домов, торчащие из сугробов, будто мертвые замерзшие киты. Особенно усиливали впечатление обломки кровельных балок, тупо торчащих в закрытое небо.
    Он осторожно ступал ногами по хрустящему снегу, а позади оставалось белое слабое сияние. Когда приезжий снова обернулся, на пне уже никого не было, и снег заметал его в снежный бугор.
    -"Вот так..." - подумал Сергей, неторопливо двигаясь к проклятой деревне - "Все снова возвращается на круги своя. Снова я здесь, снова монстры, снова ужас, а не было ли время, проведенное в виде змеи, отдыхом? Ну, если не змеей, то волком, в конечном итоге, хорошо быть, настоящим волком, без разума и тяжких дум, без совести, без будущего и прошлого, волком, который не ищет смысла жизни, а просто - живет и радуется каждому мигу. Вот этого наслаждения жизнью лишен человек, который чем-то недоволен всегда.»
    А снег кружился, укутывал блестящим покрывалом черную разоренную деревню, залетал в мертвые проемы окон, засыпал коченеющих жильцов, закрывал их от людских глаз. Все спрячет снег. Вся тьма, что накопилась в деревне за последние месяцы - исчезнет, пропадет под толстым слоем снега. Пропадет до весны.
    Если, конечно, весна настанет.
    Сергей двигался к деревне, любовался на снег и чувствовал, как ему не хватает сейчас луны. И даже не луны, а простого звездного неба, чистого и ясного ночью и пронзительно голубого днем. Вся эта деревня словно под колпаком. Упрятана, укрыта, чтобы не дай бог кто-нибудь не заметил, не попытался дознаться. Люди - вообще народ любопытный. Захотели бы узнать, почему посреди жаркого августа в деревушке идет густой холодный снег.
    Сергей снова вздохнул и уверенно направился на площадь. Холодало.
     
     
    10.
     
    В двадцати пяти километрах от проклятой деревушки, под знойным, жарким августовским солнцем и безмятежно синим небом, по проселочному тракту, проходящему по бережку реки Волги, пыльному и ухабистому, медленно и тягуче полз автомобиль. Старый и потрепанный жигуленок шестой модели с основательно проржавевшими крыльями и недавно выправленными стойками. Глушитель был поврежден, и теперь машина яростно взревывала на пригорках. Солнце беспечно изливало сверху свой жар на машину, накаляя ее радиатор. Но на горизонте уже виднелась средних размеров дождевая тучка.
    Леонид вздохнул, почесал бороду и опять бросил взгляд на тучку, а также на дальний горизонт, на котором она примостилась. Тракт впереди уходил дальше, сквозь поля, дубравы и мелкие деревушки, достигал Черепихова, в котором так неожиданно сгинул сослуживец историка.
    Да, Сергей пропал странно. Отъехал, звонил через каждые двести - триста километров, и в последнем звонке, сделанном уже из Ярославля, сообщал, что до села всего один день пути. И исчез, после не слуху, не духу, ни даже письма, словно до Черепихова он так и не доехал. Первые дни историк думал, что Серега не смог позвонить по причине того, что устраивался, искал жилье, но время шло, с момента последнего звонка минуло почти полтора месяца.
    Леонид снова вздохнул, нога, нажимавшая временами на сцепление, болела. Еще бы, ведь гипс с нее сняли только позавчера, не успел разработать ее. В сущности, историк решил, что время, проведенное в больнице, потрачено зря, и теперь стремился наверстать упущенное. Впрочем, думал он теперь не столько о кладе, сколько о том, что могло случиться с Сергеем. Надо было ждать и ехать вместе, не пришлось бы сейчас пылить по грунтовке, стремясь как достигнуть Черепихова.
    Дорогу от Ярославля можно назвать идеальной, проходит она в основном по берегу Волги и позволяет проезжающим любоваться красотами русской природы. Да и погода постаралась, обеспечила оба дня путешествия синим небом без облачка над головой и жаркой погодой, не очень-то характерной для августа. Да и выехал Леонид с хорошим настроением, которое, однако, по приближению к Черепихово стало падать. И не помогал прекрасный ни ясный денек конца лета, ни синие, играющие бликами волны великой реки Волги, ни колосящиеся золотые хлеба в стороне от дороги. Что-то гнетущее нависло над этой цветущей местностью, что-то огромное и тяжелое, словно накрывающее окрестности темным колпаком. И хотя не видно было, из-за чего создается такое ощущение, птицы в окрестностях Черепихово что-то чувствовали и не пели. Так что над трактом стояло только надрывное гудение автомобильного двигателя не первой свежести.
    И чем ближе Леонид приближался к Черепихово, тем сильнее впадал в ощутимую депрессию. И даже нога, вроде бы отошедшая на выезде из города, снова начала неприятно ныть.
    Пару часов спустя историк попал под дождь. Тяжелые тучи с горизонта подошли совсем близко и разродились оглушающими потоками тяжелого дождя, который огромными каплями гулко забарабанил по капоту. Дворники не справлялись, их затапливало, через лобовое стекло, по которому теперь текли полноводные реки, было видно, как грунтовка раскисает под тяжелыми струями, пузырится и неуклонно превращается в глинистую трясину.
    Глинистые дороги на средней Волге - это бедствие. Глина здесь особая - тяжелая и вязкая. Особенно тяжело по ней ходить, ведь она налипает на сапоги пластами и комьями, пока не создается впечатление, что на ногах пудовые гири.
    Машина буксовала, шла юзом, но упорно пробиралась сквозь грязь, к цели, которая виднелась уже не так далеко впереди.
    Температура падала, и скоро историк вынужден был остановиться, чтобы натянуть на себя теплую куртку. Дождь, размочив дорогу, стал стихать и теперь лениво моросил, заляпывая треснутое лобовое стекло.
    Холм, на невидимом склоне которого стояло село, приблизился, и машина, надрываясь своим изношенным двигателем, полезла вверх. Временами колеса не могли ухватить твердую землю, под ними плыло, и тогда водителю казалось, что он вот-вот соскользнет и покатится вниз, сначала на днище.
    Места были неприятные. Кусты и ветви ближайших деревьев были странно голы, словно давно уже засохшие, а на некоторых трепетали грязно-желтые листья, словно уже наступила осень, было грязно, сыро и тягостно.
    
    И еще странность - начинало темнеть. Леонид глянул на свои часы, но те показывали пять часов вечера. Но почему смеркается так рано в середине августа? Тучи закрыли собой остатки чистого неба, налились силой, потемнели и лениво тянулись так низко, что, казалось, задевают верхушки деревьев. Справа от машины Волга тоже меняла цвет своих волн, они становились тускло-черными, минуя серо-стальной.
    -"Буря?" - подумал Сергеев знакомый - "Опять буря?"
    Но это не буря. Буря было полтора месяца назад и прошла, а здесь было нечто посерьезнее. Леонид, сам того не зная, оказался первым пришедшим извне человеком за пять почти недель.
    Он поддал газу, стремясь как можно быстрее оказаться на вершине холма, но тут ему пришлось остановиться и включить печку, потому что температура стала критически падать. Он сильно устал и не обратил на это внимание, решив, что и в августе ночами случаются заморозки, а зря, потому что температура в Черепихове уже давно пересекла черту заморозков, прочно установившись на пяти градусах ниже нуля.
    Волга не замерзала, что создавало иллюзию тепла. Увы, на самом деле вода в медленно текущей реке становилась такая густая и маслянистая, пронизанная черными токами с крутого правого берега, что не могла замерзнуть.
    Машина, наконец, заползла на середину холма, и колеса ее проскальзывали уже не по жидкой грязи, а натуральному льду, и ему оставалось проехать еще метров десять, чтобы с вершины открылся вид на заснеженное Черепихово, как вдруг он увидел нечто неожиданное и резко затормозил, чуть не разбив лицо о стекло.
    Совсем рядом с замерзшим радиатором машины, не двигаясь, словно высеченные из черного камня, сидели три больших и на редкость мерзких создания. Историк даже не понял, кто они такие, но затем, приглядевшись, принял их за три больших черных пантеры. Это было невозможно, потому что пантеры у нас не водятся, особенно на таком холоде, но факт был фактом - посреди дороги неподвижно сидели создания, напоминающие больших кошек и совершенно черного цвета.
    Леонид некоторое время изумленно таращился на них, а затем встряхнул головой. Объяснить присутствие трех зверей на дороге он не мог.
    Затем включил фары и осторожно погудел. И тут заметил такое, от чего его недоумение стало медленно, но верно переходить в страх.
    Все три зверя спокойно сидели с закрытыми глазами, а после гудка медленно и неторопливо открыли глаза. По три глаза у каждого. И все три глаза не имели зрачков и слабо светились багровым светом.
    -Что...- выдавил из себя Леонид, ошарашенно сжимая руль, и подумал, что не стоит ли сдать сейчас назад.
    Чудища молча стояли пред машиной, каждый был размером с крупного пса, стояли молча и сверлили взглядом красных диких глаз, а испуганный историк приметил еще и роговые шипы на их спинах. Звери придвинулись к машине. Леонид резво подал назад, но от мотор заглох и только подребезжал напоследок. Настала тишина, только теперь он заметил, что вокруг неестественно тихо.
    Вообще, причислив тварей к пантерам, историк не очень ошибся. Все трое действительно были из породы кошачьих, а именно - были не так давно простыми Черепиховскими кошками. Одна из них, кстати, жила когда-то в синеньком доме с совами на крыше. Проклятье отразилось не только на людях, но и на всех животных несчастного села. Мутировавшие кошки вдобавок приобрели еще и ненависть к человеку.
    Он трясущимися руками завел двигатель снова и, нервно поглядывая на воющих тварей, подал назад. И тут же резко тормознул, потому что путь вниз перекрывало с десяток серых тел. Волки! Не самые крупные, с торчащими ребрами, а некоторые чешуйчатые и трехглазые. Все они стояли стеной и в ярости рычали на дергающуюся машину.
    -"Прорваться?" - подумал Леонид лихорадочно - "Нет, не дадут...! "
    Это он правильно рассудил, хотя и ничего не знал о судьбе трех грузовиков с гуманитарной помощью, хотя и видел силуэт одного из них в ближних к лесу кустах. Волки не дали бы пройти маленькому автомобилю.
    Со стороны черных чудищ раздались визгливые вопли, и резко обернувшийся историк увидел, как одно из них летит прямо на стекло. Он отшатнулся, вцепившись руками в руль, тут тяжелое тело ударилось в стекло. Хрустнуло, чудище отлетело прочь, гулко ударилось о землю, а по стеклу расползлась мелкая сетка трещин. И тут же добавилось еще, следующий монстр, не жалея себя, ударил в прозрачную преграду, что отделяла его от сидящего внутри железной скорлупы человека.
    Первая тварь уже поднялась на лапы и разогналась для новой атаке, но в этот момент третий монстр как раз вспрыгнул на капот, стекло не выдержало, лопнуло на сотню мелких почти круглых осколочков, а чудовище с ходу вломилось в салон, подле замерзшего Леонида. Бывшая кошка рухнула на сиденье, потеряла равновесие и забилась там, словно в судорогах, скребнув когтистой лапой по серой обивке салона. Та расползлась и мелкой трухой посыпалась на Леонида.
    Именно это пробудило бывшего историка от ступора, в котором он находился. Он взвизгнул от страха, не хуже черного монстра, и лихорадочно принялся открывать дверь, но пальцы дрожали и никак не могли ухватиться за ручку. Наконец он резко толкнул - дверь отворилась и попала по морде засевшему подле нее третьему зверю. Раздался хлюпающий звук, и мерзость с воем отлетела на полтора метра.
    Леонид выскочил и на негнущихся ногах отбежал на три метра к лесу, испуганно огляделся. В салоне стоял визг и гам, там две черные кошки – та, что разбила стекло и кинувшаяся следом, бились на сидении, пытаясь расплести свои многочисленные конечности, били хвостами и брызгали сероватой слюной на испоганенную обивку.
    Неподалеку лежала третья "кошка", не шевелилась, видать - получила дверцей по черепу, а позади пара десятков волков один за другим поворачивались к нему. Их глаза уставились на сбежавшего. Сверкнула близкая зарница, и четыре десятка глаз синхронно сверкнули. Рванув с места, волки кинулись на него. Губы их были задраны, с оскаленных клыков на мерзлую землю падали тягучие капли слюны.
    Историк попятился от них, по пути споткнулся о тело разбившейся кошки, упал, больно стукнувшись затылком, поднялся и увидел, как серые тени стремительно несутся на него. Волки мчались дикими скачками, сталкивались друг с другом в диком желании дорваться поскорее до жертвы, да еще черные не-кошки выскользнули, наконец, из салона и влились в толпу волков.
    -А-а-а! - крикнул Леонид тонко и оглянулся на лес, тот был темен и тих, однако чувствовалось, что во тьме скрывается бьющая ключом темная жизнь.
    Он опять кинулся бежать, споткнулся и упал, и в этот момент первый волк настиг его.
    Вонючая мохнатая туша заслонила небо, и последнее, что историк мог видеть - был его автомобиль. Волк налетел на человека, придавил мощными передними лапами и сделал молниеносный выпад челюстями, обильно разбрызгивая вонючую липкую слюну.
    Куснул, и его челюсти мощно сошлись, но зацепили только кусок мерзлой жесткой земли, потому что в последний момент зверя мощно снесло в сторону. Послышался тяжелый удар - и дикий агонизирующий визг, в котором звучала дикая первобытная тоска. Что ж, архивный работник не мог знать, что и этот волк когда-то был человеком. Звали этого человека Александр Саянцев, и у него был дом неподалеку от основной Черепиховской площади, он часто посещал бар "Левый берег", был женат и имел трех детей, а также автомобиль Москвич-2140, с ржавым пятном на левом заднем крыле, сразу под крышкой бензобака. Одним из любимейших занятий его было отправиться погожим деньком на Волжский пляж и плавать в реке. Любимым блюдом у него была говяжья печенка, которую он запивал яблочным соком.
    А теперь он умирал на мерзлой колкой земле, пронзенный ржавыми вилами с крашеной рукояткой, бессильно бил лапами, и глаза его смотрели в низкое темное небо.
    Леонид неподвижно лежал, борясь с тошнотой, рядом завывал все тише волк, никто больше не нападал. Историк видел только небо, на котором при вспышке очередной зарницы было видно, как стремительно перемешиваются тяжелые массы туч. Стало совсем темно, а затем неожиданно в воздухе разлился странный беловатый отсвет, словно от лампы дневного света, только чуть потеплей. Примерно такой, чуть другого оттенка, можно наблюдать у уличных фонарей с оранжевой лампой. Встанешь под такой - и кажется немного теплее и праздничнее.
    -Вставай - произнес усталый голос с хрипотцой, кажется старческий - никто тебя не тронет.
    Леонид лежал, не двигаясь, мысли путались, а часть сознания активно боролась с подкатывающим шоком. Другая же часть натужно пыталась осмыслить увиденное.
    Историк сейчас был близок той грани, за которой сумасшествие. Его рассудок был менее крепок, чем у Сергея, и потому увиденное выбило его из привычной колеи. Как-то, философствуя в образе змеи, Сергей пришел к выводу, что необычное лучше вообще не осмыслять, а лучше принять его сразу, не обдумывая. Как принимают звери птицы и рыбы, принимающие новое и пару часов спустя не обращающие на него внимания, словно оно находилось рядом всегда. Отсюда - думал Сергей - вероятно и растут корни большинства сегодняшних религий. Ведь так много неисповедимого.
    -Вставай - повторил голос и откашлялся - тебя заждались уже.
    Историк медленно сел, его била крупная дрожь, и он не мог понять - от шока это или от холода, потому что с неба начал беззвучно сыпаться снег, мелкий и колючий. Леонид покрутил головой и узрел собственный автомобиль, тупо и бессмысленно пронизывающий темноту впереди светом своих четырех фар. На капоте машины кто-то сидел, и свет, исходивший от него, затмевал свет электрических ламп. Сидящий оказался древним стариком в странной одежде. Лицо, все в морщинах, улыбалось, но серые глаза смотрели цепко и серьезно. В них не было и следа усталого безразличия, свойственного таким старикам, (а сидящему, судя по виду, было не меньше девяноста лет), в них была затаенная тоска и боль, словно повидал на своем веку слишком много всего. Однако свет от него исходил... - добрый. Другого определения историк подобрать не мог, не получалось как-то. В таком свете голова прочищается, а в душе появляется ощущение праздника. Почему так?
    -К..кто? - выдавил Леонид, заикаясь, так как зубы дробно стучали друг об друга.
    -Это тебе расскажут - негромко сказал старик, ему не было холодно на замерзшем стальном капоте автомобиля - когда доберешься до села. Там тебя ждут.
    -Ждут... Кто?
    -Твой давний знакомец. Он первый сюда приехал.
    -Серега... Сергей? Он там?
    -Там - согласился старец с улыбкой.
    -А почему он... Что с ним сейчас?
    -Сейчас? - старикан сосредоточился, устремив взгляд в темноту леса, где только что заметил Леонид, горели сотни яростных волчьих глаз. - В данный момент его сильно бьют кулаком в левую скулу, и он падает от удара. Вот, упал.
    -Как бьют?! Кто бьет?! Так надо ему помочь!
    -Он сам справится, останется жив и не искалечен. Если хочешь знать, мне пришлось выбирать между спасением его и спасением тебя. Я выбрал тебя, потому что сложно остаться живым после волчьих зубов. А он не пропадет, вы увидитесь.
    -Но кто же вы тогда? - изумленно спросил историк, каша у него в голове уже бурлила, не переставая, и он все пытался понять, как у его собеседника получается так светиться.
    -Об этом тебе расскажут другие. Но перед вступлением в деревню мне придется тебе кое-что рассказать. Возможно, тебе это покажется бредом, но не очень задумывайся, верь на слово, и тогда сохранишь рассудок и не уподобишься библиотекарю.
    -Какому библиотекарю?
    -Это я так, к слову - сказал старик и огладил свою пышную, седую, словно идеально расчесанную бороду.
    -Это вы сдерживаете волков? - спросил историк, сам удивляясь безумности своего вопроса - Вы?
    -Я - величественно сказал старец. Он, кстати, теперь радикально отличался от того типа в ватнике, что встретил Серега месяц и три дня назад. Вместе с изменениями в Черепихово менялся и он.
    -Так, значит... - начал историк, но тут волки, жмущиеся к деревьям, издали долгий вой, удивительно слаженный, и исчезли в темноте.
    -Прежде чем ты уедешь, - сказал странный старик, - я хочу тебе кое-что рассказать, чтобы мало-мальски подготовить к происходящим здесь событиям. Подойди ближе, я тебе расскажу.
    Леонид сделал шаг вперед, а Сивер начал рассказывать.
     
     
    11.
    Спустившись в деревню с холма, на котором так обстоятельно поговорил с Сивером, Сергей первым делом отправился прямиком к бару "Левый берег", что выглядел донельзя странным теперь, с заснеженной, кое-где просевшей крышей.
    Снег весело поскрипывал под ногами, Сергей был спокоен. Он вернулся. И теперь пусть только попробуют его остановить.
    Он быстрым шагом подошел к двери в бар, толкнул ее. Дверь с грохотом отворилась и стукнула о косяк. При этом народ, что сидел в баре, испуганно привстал и схватил ружья.
    -Я вернулся! - громовым голосом объявил приезжий.
    На него испуганно вылупилось человек семь, все незнакомые, а у столика вскочил на ноги изумленный Лапников. Больше в баре никого не было. Журналист взирал на него с таким же удивлением, как и остальные, он-то знал, кто такой Сергей и что с ним произошло.
    -Ты... - сказал он.
    -Я, - ответил Сергей - не пугайся, Лапников, это действительно я. Меня Сивер вытащил... Да опустите вы ружья, наконец! - крикнул он, уже остальным селянам - я человек, может - единственный, который вас спасать собрался.
    -Спасать? - спросил один из селян - да нас уже никто не спасет, а ты, небось, големов прихвостень. Вон как вырядился, разве нормальные люди так одеваются?
    -Что дали... - ответствовал Сергей и прошел через все помещение к Лапникову. Черепиховцы приподняли ружья, но, видя, что пришелец не обращает на них внимания, повременили с выстрелами. Лапников при его приближении слегка отшатнулся, но к ружью даже не притронулся.
    -Но ты не мог! - сказал он - оттуда не возвращаются!
    -Не возвращаются, - согласился приезжий - но нам с тобой помогают. Сядь-ка лучше за стол и поговорим. Время идет.
    Лапников сел, Серега сел тоже, оглянулся на дверь и произнес:
    -Вот что. Расскажи, что произошло здесь за время моего отсутствия?
    Журналист кинул на него быстрый взгляд, он вообще сильно изменился за последний месяц. Стал нервный, глаза так и бегают за очками.
    -Сначала ты! - сказал он.
    Серега вздохнул с натугой:
    -Ладно, я расскажу, может - тогда поверишь и перестанешь за голема считать? - и обстоятельно, хотя и несколько сжато поведал собеседнику о своей змеиной жизни. Не упустил даже момент поедания мыши, от воспоминаний о котором Сергея до сих пор временами тошнило.
    Лапников слушал, временами округлял глаза, поначалу не верил, но когда Сергей начал пересказывать повествование Сивера и дошел до похорон шамана Урунгула, начал медленно кивать, соглашаясь. Похоже - принял.
    -Значит - сказал он неуверенно - Сивер тебе все рассказал?
    -Рассказал. Расскажи и ты, где Щербинский, что с деревней за это время случилось?
    -Случилось что? Много чего случилось. По ночам шабаши донимали, холодно было, старые дома на растопку пускали. Народ гиб один за другим, кого-то ночные твари задирали, кто-то в змею. Видишь этих семерых? Это все, кто остался.
    -Как? Это все, что осталось от двух тысяч населения деревни?
    -Но ты же сам говорил, что к августу тут никого не останется. По домам уже не живем, ночуем здесь, здесь и от шабаша отбиваемся. Дрова скоро кончатся, пропитанье тоже... хорошо, что ты вернулся, посидим здесь напоследок - неожиданно закончил журналист, вперив безнадежный взгляд в искорябанные доски пола.
    Сергей снова осмотрел комнату. Народ сидел по углам, тесными кучками. Люди просто сидели и ничего не делали, смотрели отвлеченно в стены и, похоже, пребывали в ступоре. Спиртного на полках не осталось, но селянам было уже не до него, под стойкой теперь была навалена груда банок с тушенкой. Всем семерым хватило бы на неделю.
    -Дела... - сказал Серега, снова поворачиваясь к Лапникову - а почему Щербинского не видно?
    -Так нет его - ответил журналист - исчез неделю назад. Мы с ним весь это месяц вдвоем держались, от шабаша оборонялись, хотя уже ни сил не было, ни желания. Ты когда обратился в змеюку, мы вообще еле от пруда ноги унесли. Ты обратился, да сразу и цапнул Щербинского за сапог, хорошо не прокусил. Впрочем, теперь-то что, нет с нами Щербинского, небось - змеей где-нибудь шастает.
    -Странно - заметил приезжий - почему Сивер не вернул его, как вернул меня. Или он все-таки не смог селянина найти?
    -Какая разница, в конце концов - вяло сказал Лапников и понуро уставился в пол.
    -Да ты не раскисай, мне Сивер прямо сказал, что вот-вот найдем решение, как уничтожить камень. Значит не все еще потеряно. Ружье при тебе? Я останусь пока с вами в баре, пороюсь в архиве еще раз.
    -Вон твой "Дракон" - сказал журналист, указывая под стойку - мы еще тогда его от пруда вытащили.
    Раздался царапающий звук, и из под стола на слабый свет керосинок выползла Венди. Псина прихрамывала, а шерсть на боку обгорела.
    За окном шелестел снег. Лапников еще рассказал, что ночные шабаши с появлением снегопада стали реже, а временами вообще пропускали по несколько ночей. Так что в деревне теперь стало безопасней. И непонятно, то ли твари ночи мерзнут, то ли притомились и не торопятся штурмовать бар, потому что людей осталось так мало, что можно сокрушить одним наскоком, то ли, что скорее всего, стянули основные силы на дно пруда, где и готовят страховидных монстров. Хорошо еще, что Сергей не мог вспомнить облик созданного при нем чудища. Запомнилось только что-то черное, а детали, как и кошмары, теперь намертво вморожены в подсознание.
    Посидели некоторое время молча. Сергей - медленно отогреваясь и наслаждаясь теплом и покоем. Не сравнить, конечно, с покоем подле Сивера, но тоже ничего. Как приятно быть среди людей! Пусть даже таких мрачных и запуганных, как эти.
    Сергеев мешок сохранился и лежал теперь подле столика, вперемешку с Лапниковскими вещами. Приезжий порылся в нем, вытащил на свет потрепанную папку. Ту самую, что так невнимательно читал в первую ночь. Положил ее пред собой, раскрыл. Где-то здесь. Да, стоит почитать внимательно - и найдется отгадка, как уничтожить камень. Надо внимательно прочитать о племени и об их языческих обрядах. Отгадка должна скрываться под этим толстым картонным корешком с грязными потеками.
    Он сосредоточенно полистал папку, медленно погружаясь в поток разнообразных сведений, и боясь пропустить нужное. Лапников сидел вяло, свесив руки. Хотелось бы радоваться, что не один опять, да сил нет. Устал.
    Неожиданно позади народ зашевелился, заропотал, зашебуршился, и этот звук был так знаком, что Серега мигом отодвинул папку и обернулся. Так и есть, опять очередной вскочил от стола, дергается, обращается в змею. Руки селянин держал прижатыми к лицу и тонко верещал. Его шатало, он ударился об стену и чуть не опрокинулся, но удержался.
    -Да убейте вы его, чтоб не мучился... - сказал кто-то.
    Один из селян вытащил из-под столика свое потрепанное ружье, нехотя прицелился, а остальные наблюдали за ним хладнокровно и спокойно, будто не убивали на глазах их бывшего земляка.
    Пораженный змеиной болезнью метался по старым доскам пола, между столиками, лицо его было странной смесью гладкой блестящей шерсти и чешуи. Он качнулся к столику, за которым сидели Сергей с Лапниковым, слепо оглядел их и неожиданно сделал то, что от него совсем не ожидали. Он рванулся вперед и цепко ухватил, будто когтями, папку с историей Черепихова.
    -Эй! - вскрикнул Сергей в изумлении, а этот монстр отскочил в сторону, и прыгнул головой вперед в окно.
    Громыхнул выстрел, это опомнившийся селянин нажал-таки на курок. Но монстра и след простыл. Лишь задувал ледяной сквозняк в расколотое стекло. Изумленно сидел Сергей, уставившись на то место, где только что была папка.
    -Как же так? - сказал он.
    -А никак - произнес один из людей, что сидели у стены - нет теперь твоей папки. И зачем ему она только понадобилась?
    -Но там же.. А! Я иду за ним!
    -С ума сошел, хочешь, что бы второй раз пришибли?
    Но Серега уже вскочил, взглянул на Лапникова, тот оставался безучастен, и выскочил в морозную тьму. Ветер тут же продул до костей, толстая рубаха не спасала. Перевертень стоял напротив у стены другого дома, он дрожал, сжимал в лапах папу и дико сверкал глазами.
    -Стой! - крикнул Серега - отдай папку!!!
    Монстр стремительно метнулся в сторону. Сергей побежал следом. Было холодно, ноги увязали в снегу, а сверху одна за другой сверкали зарницы.
    -Стой! - орал приезжий - брось папку, отпущу!
    Змей впереди несся так, что за ним взметывался высокий белый снежный бурун, по которому его очень легко было обнаружить в темноте. Бегущий изо всех сил пытался оторваться подальше от преследующего Сергея. Он пару раз оскальзывался, гулко шлепая изменяющимися на ходу лапами, а затем вдруг резко кинулся в сторону и скрылся в тени одного из домов. Громко хлопнула дверь, значит - монстр спрятался внутри. Тихий замирающий взвизг и тишина.
    Сергей остановился, тяжело дыша, давно так не бегал, да еще по рыхлому снегу. Он находился в прибрежной зоне Черепихово, и где-то за крайним домом начинается обрыв, а под ним течет невидимая в темноте Волга. Ветер посвистывал в пустых оскаленных рамах, тихо и печально. Да где-то еще скрывался монстр, укравший папку как раз в тот момент, когда приезжий уже почти нашел средство избавления.
    -"Неужели они знали?" - подумалось Сереге - "Они знали о том, что вернулся, и о том, что замышляю снова разрушить камень. Может, мы и правда под колпаком? И Сивер тоже?"
    Только теперь он обнаружил, что забыл в баре ружье, выскочил налегке. В доме, в который вбежал монстр, что-то тихонько шебуршилось. Поскрипывали половицы.
    Медленно Серега двинулся к распахнутой настежь двери. Та висела на одной петле и покачивалась, чуть поскрипывая. А черный провал двери зиял пустотой. На пороге был навален снег, под которым с трудом угадывались очертания дорогого ковра. Было абсолютно темно, только ветер пел свою тоскливую песню.
    -"Фонарь бы" - подумал Сергей с досадой и сделал шаг вперед в темноту.
    Половицы под ковром скрипнули, и нога скользнула по ледяному покрову. Приезжий остановился, тщетно пытаясь привыкнуть к царящему вокруг мраку. В темноте что-то шевельнулось и затихло.
    -Эй - тихо сказал Серега во тьму - ты здесь?
    Вообще было ужасным пренебрежением к опасности - идти вот так - без оружия, через проклятую деревню. Но, видно, превращение в человека ослабило бдительность Сергея.
    В соседней комнате зашевелилось, раздался звон бьющегося стекла, что-то тяжелое рухнуло на пол, взвизгнуло, так, что приезжий вздрогнул. И снова тишина, лишь поскрипывает выбитая оконная рама.
    -"Надеюсь - этот дом не из тех, из которых хозяева не успели вылезти во время бури?" - подумал приезжий, испуганно оглядываясь по сторонам.
    Впрочем, видно было очень мало, если не сказать - ничего. Снег лежал двадцатисантиметровым слоем на полу и, если и был здесь бывший хозяин этого уютного домика, то наверняка скрывался под снегом. Не наступить бы.
    Серега медленно направился к комнате, из которой последний раз слышался звон. Теперь там была тишина. Вблизи оказалось, что двери в комнату нет, она лежит под ногами, припорошенная снегом. Две ржавые насквозь петли одиноко свисают с косяка, причем на одном из них гнилые остатки дерева. Видимо, дверь попросту выломали. Кто выломал - ясно, но кто здесь скрывался, и выжил ли? Какое теперь это имеет значение, дом все равно пуст, а внутри прячется только очередной перерожденец Черепихово.
    Сергей замер в проеме, напряженно пытаясь хоть что-нибудь увидеть. Почти полная темнота, хотя на противоположной двери стене повисло что-то тяжелое, временами колыхающееся, наверное портьера или тяжелая штора. Оттуда били слабые лучики света, от верхних зарниц.
    Сергей переступил порог, гулко ударил ногой по лежащей двери.
    Ничего не произошло. Ни шума не шороха, и слышно лишь Серегино учащенное дыхание.
    Он сделал еще шаг, нащупал шероховатую стену рядом с собой и снова двинулся вперед. Темнота наседала со всех сторон, в ней кажешься мухой, надежно спеленатой черной вязкой паутиной.
    Он двигался вдоль стены, добрался до портьеры, остановился - и тут позади него из тьмы родился грохочущий звук шагов, сопровождаемый дробным клацаньем когтей, пробивавших снег до самых прогнивших досок пола. Сергей стремительно обернулся, и тут темнота вокруг взорвалась. В голове стукнуло, загудело, перед глазам разлетелись зеленые пятна, он вяло хватанул руками воздух, но кулак, только что мощно ударивший его в скулу, ударил еще раз и Сергей, развернувшись, упал, намертво вцепившись в портьеру. Та не выдержала и сорвалась с карниза, открывая в комнату доступ вялому свету.
     
    В пяти километров от дома историк Леонид разговаривал с воеводой Сивером, а из леса на них ненавидяще смотрели волки.
     
    Сергей упал на колючее снежное покрывало, а следом его погребла под собой тяжеленная портьера. И вовремя, потому что вылезший из угла монстр ударил лапой по тому месту, где должен был лежать приезжий. Но лапа запуталась в портьере и не попала. Серега одурманенно выполз и, пока змей ожесточенно драл когтями портьеру, смог кое-как стать на ноги. Мир вокруг плыл, можно смутно было наблюдать черную фигуру, возящуюся у окна. Серега встряхнул головой, стараясь ее прочистить, скула горела и дергала.
    -"Кулаком ударил!" - подумал он и чуть не рассмеялся, несмотря на абсурдность этого в данный момент.
    Ударил кулаком, хотя в наличии такие когти - велика память человека, не сразу исчезает. Монстр наконец расправился с портьерой, не нашел там тела и гневно расшвырял ее кусочки в разные стороны, обернулся, и слабенький свет на секунду озарил его лицо.
    -Какая гадость... - сказал Сергей вслух, он надеялся, что змей поймет и правильно истолкует его слова.
    Да, помесь змея с волком - это что-то. На деформированном человеческом теле, на вроде бы человеческой голове, растет густая бурая шерсть и топорщатся серые волчьи уши. В шерсти сверкают два оранжевых звериных глаза, а третий, во лбу, мертв и темен, без зрачков. Змеиный. Там, где шерсти нет - чешуя, кажется, что оборотня побил лишай, кожа слоится, и маленькие серые чешуйки падают вниз.
    Оборотень нашарил, наконец, глазами Сергея и заревел. Полный набор волчьих огромных клыков сверкнул в слабеньком уличном свете. Чудище снова взревело и, сжав свои когтистые кулаки, двинулось на него, дико сверкая желтыми глазищами, которые теперь вроде бы даже светились во мгле.
    Серега кинул быстрый взгляд за спину. Прикидывал возможность бегства. Нет, не убежать никак, этот недозмей отрезал все пути к бегству.
    Чудище ринулось вперед, вопя, как древние паровозы при выходе из туннеля, ноги приезжего все еще были ватными, но он неимоверными усилиями умудрился увернуться, больно стукнулся затылком о стену, снова чуть не упал. Но мощный удар, что монстр целил в него, прошел мимо, инерция увлекла чудовище вперед, и кулак его с хрустом влетел в стену.
    -Ааарг! - выдал змей, хватаясь за правую лапу.
    И тут Сергей кинулся снизу на него, ударил правой и чуть не сломал руку, но тут же добавил левой. Монстр отодвинулся в сторону и, забыв про покалеченную лапу, начал яростно махать когтями, пытаясь зацепить человека.
    Серега еще пару раз ударил оборотня в живот, но тот был словно деревянный, и кинулся к двери. Удар в лопатку настиг его тут же и опрокинул на ледяной пол. Монстр подскочил и добавил еще ногой. Приезжий попытался подняться на четвереньки, но был тут же опрокинут новым ударом и загнан в угол.
    -"Да что я ему!" - проорал мысленно он - "мяч, что ли?! "
    И в следующий раз стремительно вскочил на четыре конечности и кинулся вбок, монстр попытался нагнать, но Сергей уже встал на ноги и прижался спиной к стене. Монстр ударил, реакция у него была потрясающая, звериная. Вряд ли даже боксер-тяжеловес выстоял бы против этого зверя, Серега попытался защититься, но не смог и получил удар в переносицу, от которого на секунду глаза залило оранжевой болью. Оборотень ударил еще и еще, но Сергей, ослепленный жуткой болью, их даже не почувствовал. Но даже через оранжевые круги, плавающие в глазах, он увидел, что на тошнотворно мерзкой роже чудовища плавает бессмысленная улыбка.
    Следующий удар приезжий кое-как отбил руками, хотя секунду казалось, что кости не выдержат этого и переломятся, и, пока чудище замахивалось для нового, изо всех сил пнул в твердое волосатое брюхо.
    -Ооох - выдохнул оборотень, а в брюхе на этот раз что-то прогнулось.
    А Сергей, не давая тому передыху, что было сил ударил всем весом в эту продолжающую блуждать ухмылку. Хрустнуло, руку пронзило болью, а в колеблющимся свете зарниц засверкал, вылетая, огромный беловатый волчьий клык. Монстр отшатнулся на полметра, всего лишь отшатнулся, ведь в конечном итоге он весил почти вдвое больше Сергея, а из пасти потянулась желтоватая сукровица. Кровь не текла, или эта желтая, как глицерин, гадость и была кровью этого монстра?
    -Ну, - выдавил Сергей хрипло - каково?
    Видимо монстру было неприятно, потому что теперь он по настоящему озверел. Оборотень кинулся на Сергея и начал его мордовать без зазрения совести. Он ревел, брызгал слюной, кулаки его стремительно работали, и только часть из них Сергей, как мог, принимал на руки. Так его не били никогда, это был какой-то садизм, и вскоре Сереге стало казаться, что он видит частицы жизни, вылетающие из него при каждом ударе.
    В голове зацикленно крутились две оставшиеся мысли: первая - ведь он же меня убьет, вторая - снег идет...
    Он сумел увернуться от последнего удара, скорей - просто завалился на бок и услышал, как оборотень снова попал в стену, взревел, но боли, видно, больше не чувствовал. Сергей нагнулся, прижав руки к груди, бить ими было все равно бесполезно, к тому же правая, похоже, вывихнута, а то и сломана. Он наклонился, поднырнул под очередной удар, чуть не упав - кинулся вперед. Мысли в голове растворились, лишь странно медленно проплывал перед глазами снежный наст.
    Мощно оттолкнувшись ногами, Сергей боднул оборотня в сравнительно мягкий живот. Боднул мощно, не думая о том, что может сломать шею. Ударил со всего веса, и, хотя и весил гораздо меньше, чем монстр, удар таки достиг своего.
    Шея выдержала, в голове и так плавал туман, и ничего нового в ней не образовалась, а вот чудовище покачнулось, зашаталось, и тут приезжий, обхватив мохнатое туловище руками, обрушил-таки его на снежный покров пола.
    Мучительно медленно тяжелая масса начала заваливаться. Так падает столетний дуб, крепко вцепившийся толстыми корнями в землю. Наконец, тяжело рухнул, и взвилась вокруг него тонкая снежная пыль.
    -Аааа-а-а - взвыл оборотень неожиданно, а вместе с его диким воплем до Серегиных ушей донесся странный резкий звук. Словно прорвали кусок толстой грубой ткани.
    Вой оборотня перешел в визг, а Сергей, по-прежнему давивший его руками, увидел, как изо пасти рта чудища хлестнул в потолок фонтан желтоватой, воняющей крови чудовища. Оборотень бился в судорогах, огромная мохнатая лапа зацепила Сергея и отшвырнула, словно пушинку, к обледенелой стене. Чудовище яростно извивалось, но с каждой секундой судороги слабели, и теперь было видно, как из-под шеи змея растекается парящая лужа жидкости.
    -Ииии-и-и - провизжал монстр и захлебнулся. И затих, лишь слабеюще простучало по полу то, что должно было быть хвостом народившегося змея.
    Серега лежал под обледенелой стеной, от которой несло холодом и, казалось ему, умирал. Внутри все горело, оба глаза заплыли, но все-таки самым неприятным было ощущение медленно закрадывающегося в организм холода, вытесняющего последние частицы жизни.
    Холод, тьма...
    Оборотень стал жертвой собственной неосторожности. Прячась в темной нише от идущего следом Сергея, бывший селянин уронил с ветхого стола огромное глубокое блюдо, сделанное из хрусталя, дорогое, гордость бывшей хозяйки этого дома, ныне лежащей окоченевшей на кухне.
    Звон именно этого блюда слышал Серега, пробираясь по холлу. Да, блюдо разбилось на три огромных куска, направив к небу острые, как кинжалы, края. На эти-то хрустальные ножи более тридцати сантиметров длиной и навалился всем своим немалым весом оборотень. Он напоролся не на один или два, а на все три острейших осколка, которые вошли ему в спину и шею. Сергею еще сильно повезло, что какой-нибудь осколок не пробил тело мутанта насквозь и не поранил его самого.
    Грохнула входная дверь, и в прихожей затопали торопливые шаги. Показался колеблющийся, но такой яркий, казалось, свет керосинового фонаря. Голоса, затем в проеме комнате неожиданно появилось изумленное лицо Лапникова. В одной руке он крепко сжимал свою двустволку, а глаза шарили в поисках опасности. Тут он увидел Сергея, лежавшего в скорченном виде, но не обратил внимания, видно, приняв за труп, каких много в пустых домах. Понял это и Серега, и поэтому он чуть двинулся и выдавил из себя слабый хрип:
    -Лаа-а...
    Лапников повернулся, глаза у него вытаращились, и он испуганно выдохнул:
    -Оох...- и почти побежал к Сереге, в комнату вслед за ним ввалилось еще трое селян, которые сразу остановились, нацелив ружья на бездыханный труп оборотня.
    Когда Лапников уже наклонился над ним, Сергей вяло пробормотал себе под нос:
    -А пораньше нельзя было?
    Следом за этим он отключился.
    Тишина, темнота. Во тьме измученный разум бился и взывал к свету. Сколько так может продолжаться? Который раз его ввергают в эту тьму, в котором лишь подсознание - единственный собеседник и советник? Второй? Третий? Сколько надо бить человека, чтобы сломать его? Сколько надо мучить рассудок, чтобы и он сломался? Сергей оказался крепок, а может - это Сивер в очередной раз помог, развел малость своим присутствием темноту кошмаров.
    Приезжему снился сон. Он стоит на голой равнине, а позади стена, что тянется до самого горизонта. А в стене - исполинских размеров ворота, наглухо закрытые на прочнейший сосновый засов. Серега смотрит на них и понимает, что это за сон, и страх толстым вязким потоком вливается в душу. Да, вот он - этот кошмар, он здесь, столько лет мучивший его. Серега отупело смотрит на ворота и ждет неизбежного.
    И вот оно! Дикий рев за воротами, что-то тяжелое бродит за ними, ищет малейшую щелочку, чтобы прорваться внутрь. Ему надо только одно - просочиться внутрь и добраться до человека стоящего, в изумлении. Сергей чувствует эту ненависть, что изливается на него из-за дощатой стены. Рев становится громче, и удар, тяжелый и мощный, обрушивается на крепкие створки. Страшно, Сергей видит, что ворота все-таки не выдержат - и страшилище прорвется внутрь. Надо бежать!
    Приезжий разворачивается и бежит, бежит в поле, но ноги вязнут, высокая отдающая прелью трава цепляется за ноги - он останавливается. За плечами удары снова и снова падают на дверь, та скрипит, почти уже разваливается, расходится по бревнышку.
    И вот с последним ударом бегущий слышит, как двери слетают с петель. Сергей знает, как сделать, чтобы кошмар прекратился. Он поворачивается и, остановившись, глядит на падающие ворота. Сейчас, сейчас сон прервется, спасая сознание от увиденного.
    Но сон не прерывается, нет, и с крайним ужасом Сергей видит свой страх, что пролезает в пролом в воротах. Это Щербинский.
    Он проходит в ворота, и глаза у него светятся страшным багровым огнем. Щербинский открывает рот, обрамленный шевелящейся бородой, и ревет:
    -Я иду! - и снова - Я идуу!
     
    Сергей очнулся и с горечью осознал, что вернулся снова в этот ужасный мир, где деревня скрыта под колпаком и нет прохода, нет света, где в любой момент можно обратиться в змею.
    -Очнулся? - сказал незнакомый голос.
    Сергей приоткрыл глаза, и тут же к нему вернулось мироощущение, а также дикая головная боль и разнообразный набор болей по всему телу. Свет хлестнул по глазам, и пришлось их снова закрыть. Некоторое время полежал так, затем снова приоткрыл их, щурясь. Узрел над собой побеленный потолок в трещинах.
    -"Круто он меня..." - промелькнула мысль.
    Он лежал, похоже, на кушетке, а вокруг находился некий кабинет, достаточно светлый, хоть и освещаемый сейчас двумя керосинками, письменным столом из ДСП и беленым шкафчиком из металла напротив.
    У кушетки стоял стул, а на стуле сидел некий тип, старенький с седой козлиной бородкой. Один он был в некий белесый балахон.
    -Сивер? - спросил Серега.
    -Нет, нет, - отозвался субъект - не знаю, кто такой Сивер, хотя мне кажется - это его статуя стоит в нашем музее. Я доктор. Доктор Тимаго, я оказал тебе первую помощь.
    А, правильно, балахон на типе – докторский халат.
    -Значит, - сказал Сергей - меня вытащили?
    -Вытащили, - согласился доктор - а то бы замерз.
    -А где Лапнников?
    -Ждет в другой комнате, пригласить?
    -Давайте.
    Тимаго ушел в комнату напротив, а Сергей попытался приподняться - удалось, несмотря на то, что голову снова заволок туман. Видимо, его состояние не так уж и плохо. Полминуты он созерцал мутными глазами докторский кабинет, а потом обессилено привалился к стене.
    Вернулся доктор, а с ним Лапников с собакой. Вид у него пожалуй, стал повеселее, чем раньше.
    -Живой! - сказал он, - слава богу, мы уж думали, что тебя не донесем. Все-таки ты вернулся! Теперь мы прорвемся!
    -Чего вдруг оптимистом таким заделался?
    -Так ведь вернулись. Тебя вот спасли. Такого зверя в одиночку завалил.
    Сергей неожиданно понял, что Лапников против обыкновения называет его на ты. Нет, изменился журналист.
    Сергей воззрился на доктора:
    -Сильно он меня?
    -Жить будешь.
    -В смысле?
    -Множественные кровоподтеки, вывихнуты пальцы правой руки, пара трещин в ребрах, я их перетянул, так что ничего, оба глаза затекли, ну это ты и сам понял, нос сломан, печально, но факт. Я, как мог, его выправил, так что внешне это не отразится. В сущности, ты очень легко отделался при таких ударах, часто кончается сотрясением мозга. А у тебя нос.
    -Мои мозги уже сотрясли так, что больше нельзя - улыбнулся Сергей и моргнул глазами от острой вспышки боли в голове.
    -Затылок разбил, это да, - продолжил доктор, - но тоже только ссадина. - затем глянул на Лапникова и спросил: - Ну что? Второго звать?
    -Зови - кивнул Лапников.
    -Эй ты! Давай сюда - крикнул Тимаго в дверной проем.
    Оттуда послышались шаги - и в комнату вошел... Леонид!
    -Ну что? - сказал он - живой?
    -Леонид! - воскликнул Сергей - откуда ты здесь?
    -Здесь... - подтвердил тот - и много чего узнал.
    -Но как...
    -Очень просто... Изменился ты, не узнать.
    Сам историк выглядел по-прежнему, только на лбу красовался малиновый синяк, да волосы были всклокочены и стояли дыбом.
    -Еще бы - сказал Серега с горькой усмешкой - не каждый день тебя так мордуют!
    -Да нет, дело не в том, ты постарел лет на десять, не меньше!
    -Уж на десять...а где папка?!
    -Тут она - сказал Лапников - я ее поднял в доме, когда этот... это издохло.
    Серега отодвинулся от стены, снова взглянул на Леонида, тот стоял и ухмылялся подле Лапникова, оба чем-то неотличимо похожие. Может быть потому, что у обоих бороды? Только у Леонида она черная, а у журналиста рыжеватая. И оба смотрят с хитрым прищуром.
    -Даже не вериться, что ты здесь, - произнес Серега – искал, значит, меня?
    -Искал... - сказал Леонид все с той же ухмылкой.
    -Что ты все улыбаешься?
    -А чтоб с ума не сойти - ответил непринужденно историк.
    Сергей потряс головой, и ему показалось, что внутри что-то зазвенело, перекатываясь - все вернулись, Леонид как-то оказался здесь. Как раз его и не хватало в последнее время, есть, по крайней мере, хоть один здравомыслящий человек теперь в Черепихово. Приезжий уставился на Леонида мутным взором и вопросил:
    -Ты как, знаешь все?
    -Мне встретился по дороге странный тип по имени Сивер, он назвался воеводой русского войска, бравшего село в четырнадцатом веке.
    -Это он и есть, верь на слово.
    -И он рассказал мне такой бред, в который я никогда бы не поверил, не наблюдай за нами в это время тридцать волков, которые не смели к нему подойти.
    -А еще он светился.
    -Да, светился. Остальное он тебе тоже рассказал?
    -Рассказал - странным тоном произнес Леонид - и это тоже в некотором роде правда.
    -Правда - произнес доктор Тимаго. И после этих слов обратился в змею.
    Улыбка Лапникова поблекла, Леонид вытаращил глаза, а Сергею неожиданно захотелось заплакать. Среднего размера змейка печально поглядела на них со стула, а затем скользнула в темноту за дверью. На стуле остался сиротливо лежать белый халат.
    -Ооох... - сказал Леонид, а Лапников пожал плечами:
    -Минус один. Итого в деревне осталось шесть человек, плюс трое приезжих.
    Серега, наконец, собрался с силами и встал, поддерживая себя об стену. Голова на миг закружилась, но он удержался на ногах.
    -Так - сказал он - раз нас снова трое, хоть и в ином составе, не мешало бы сосредоточиться и на деле. Так все тебе рассказал Сивер?
    -Да, - сказал историк - все. Вплоть до твоих скитаний по лесу.
    -Ну, это он мог бы и не описывать. Дайте мне папку, необходимо посмотреть обряды.
    -Обряды? Какие обряды?
    -А говорил, что все рассказал. Сивер намекнул мне, что отгадка кроется в древних обрядах племени Лемех.
    -Ах, обряды - протянул Леонид - в папке твоей обрядов нет.
    -Как нет? А зачем же я тогда...
    -Ну, не знаю. В Ярославском архиве я все-таки побывал и вынес оттуда, помимо прочего, именно описание старинных обрядов язычников.
    За стенами дома доктора что-то отдаленно громыхнуло. Дальний раскат грома, может быть, или еще что-нибудь.
    -Что же за обряды? - спросил Серега, поморщившись, перетянутые ребра болели, а дрался, получается, напрасно.
    Приезжий еще раз оглядел друзей. Оба держатся спокойно, невозмутимо, словно не обратился у них на глазах человек в змею только что. Человек все-таки ко всему привыкает, даже к этому. Только становится черствым и не обращает внимания на боль ближнего. Такими возвращаются с войны, когда люди умирают рядом. Или из деревни Черепихово. Что ж, отупение тоже в своем роде защитная реакция.
    Гром громыхнул поближе, словно собиралась простая летняя гроза, что не редкость в это время, если только нет снега. Эх, порой хочется даже такую грозу, лишь бы развеять ледяное омертвение этого края.
    -Обряды... - сказал историк - обрядов много, но нам надо специальный, можно сказать самый закрытый. Нам надо ритуал инноодушевления. У древних угоров было что-то подобное.
    -А ты считаешь, что у нас тот самый случай? - спросил Сергей.
    -Тот самый. Мы имеем дело с вселением в неодушевленный предмет. В камень. И пусть мы не знаем, что вселилось, мы имеем на вооружении универсальный обряд.
    -И какой же?
    -Все очень просто, и... - историк на мгновение замялся - в одной позиции довольно сложно. Видите ли, для того, чтобы изгнать змея из камня, необходимо зарубить острым железом недавно обращенного оборотня.
    -В смысле - оборотня?
    -В том смысле, что надо убить бывшего жителя этой деревни.
    Настала тишина. Леонид внимательно посматривал на остальных, ждал ответа. Лапников опустил голову и елозил взглядом по полу. Сергей, казалось, снова впал в забытье от боли. Вид у него действительно был страшненький - с этими заплывшими глазами, жуткими фиолетовыми кровоподтеками на лбу и на скулах.
    Разряд грома ударил прямо у них над головой так, что с потолка посыпалась обильно штукатурка, а справа по стене пролегла легкая трещинка.
    -Ладно - тихо сказал наконец Сергей - нам необходимо пролить кровь оборотня. Пролить на камень. Оборотень. Змей когда-то был человеком, как и мы сейчас. Но, обратившись в змею, он отдал свою душу в жертву Снорунгу. То что осталось, лишь змеиная оболочка, то есть уже не человек. Для человека это означает смерть.
    -Интересно, а как ты умудрился остаться при своих, хотя был змеей? - встрял Лапников.
    -Не подозревай - ответил Сергей - мне помог Сивер. Я, кроме всего прочего, не участвовал в создании того черного супермонстра. Если то, что осталось после обращения - больше не человек, то мы сможем это сделать. Мы поймаем оборотня и убьем его.
    -А если... - начал журналист и затих.
    По соседней стене разлился беловатый яркий свет, и в грязных серых обоях проступило лицо. Лицо было с белоснежной бородой, оно оглядело присутствующих и остановилось на Сергее.
    -Побили? - спросил Сивер.
    -Причем напрасно... - ответил Серега – Здравствуй, воевода, что желаешь?
    -Желаю сказать, что нашел Щербинского.
    -Как?! И что же с ним?
    -Он обратился в змея - произнес старый воевода со вздохом.
    -Это мы предполагали. Ты не сможешь вернуть его?
    -Не смогу. Он обратился не просто в змею. Он обратился в летающего змея.
    -Это как тот, что мы вспугнули у Дворца Культуры?
    -Больше. Этот размером с дом, красные крылья, тяжелая чешуя и четыре лапы с когтями. Летает и временами дыхает огнем.
    -Это как это огнем - удивился Лапников - это что же за змей такой? Это же дракон! Сивер, это не может быть правдой. Я понимаю - змея, но дракон!
    -Дракон есть - сказал сивер громко - и вы в этом сейчас сами убедитесь, потому что он вылез из пруда полчаса назад и сейчас начнет кружить над селом. Я поэтому и пришел, чтобы предупредить.
    Серега оттолкнулся от стены и встал. Снова громыхнуло у них над головами.
    -Бегите отсюда - крикнул Сивер - бегите прочь и прячьтесь в каком-нибудь подвале, где он вас не достанет!
    -А почему именно нас?
    -Да потому что в деревне больше никого не осталось!
    Громыхнуло. Сивер исчез, а на его месте стена и часть крыше неторопливо обрушились и явили взору трех находившихся внутри людей темные небеса. С виду пустые, но потом они различили нечто, парящее в облаках. Тяжелая черная масса, вырисовывающаяся на фоне вспыхивающих временами зарниц. И масса эта неторопливо взмахивала крыльями. Затем крылья на миг застыли и вниз с неба обрушился ослепительный огненный водопад, заливший собой два окрестных дома, где что-то глухо взорвалось и полыхнуло. Под ухом Лапников заорал.
    -Боже! Да это же напалм!!!
     
     
    12.
     
    Это было безумие, ненормальность. Последние часы, проведенные в сыром ледяном подвале, доконали Сергея. Он сидел и чувствовал, как сходит с ума. Да - плохо было быть змеей. Но насколько безумнее было возвращение! Особенно скверно, что лица товарищей совершенно невозмутимы, словно не творится здесь черт те что. Словно не бежали недавно от огромной агрессивной черной крылатой гадины, заливаемые потоками жидкого огня.
    Дико было представить что это бывший Щербинский. Человек, селянин, один из многих. Мысль о том, что он умер, принялась бы гораздо легче.
    И эта тварь, бывшая раньше их другом и спутником, теперь пыталась их убить, целенаправленно и старательно. Дракон уничтожил дом Тимаго, им пришлось бежать, укрываясь под крышами хат от льющегося сверху огня. Лапникову с Леонидом приходилось тащить Сергея почти на себе, хотя он отталкивался и говорил, что может идти сам.
    Чудище пировало над селом, жгло дома, и скоро в Черепихове наконец стало светло - от множества пожарищ.
    Дома загорались как спички, на дорогу падали горящие дымящиеся доски, стрелял лопающийся шифер. Взлетала огненными роями сорванная с крыш черепица.
    В конце концов трое оставшихся в Черепихово людей укрылись в подвале одного уже сгоревшего дома. Укрылись и некоторое время слушали, как сверху бушует разъяренная тварь. Потом все затихло, видно - дракон потерял их.
    -Интересно... - сказал Лапников, привалившись к покрытой наледью стенке погреба - как такая зверюга может плеваться огнем, не обжигаясь?
    -Плохо фэнтези читал - произнес Серега лениво - огонь образуется не в глотке дракона. Скорее всего - у него имеется специальная железа, что вырабатывает горючий газ. Дракон выдыхает его, а на зубах, скажем, у него воспламенитель. Как зажигалка. Получается, что огонь образуется у дракона не в пасти, а уже на воздухе.
    -Надо же, - съязвил Лапников - мы сидим в ледяном погребе и размышляем над устройством дракона! Никто не подумал, что выхода отсюда нет?!
    -Может, и нет - согласился Сергей - только выхода давно уж нет, надоело все. И Сивер наш тоже без сил. Гадину огненную не смог отогнать. Лапников, а Лапников, тебя зовут-то как? А то мы все как-то по фамилии да по фамилии.
    Лапников помолчал. Подтянул к себе поближе собаку. Затем сказал тихо:
    -Данила...
    -Потрясающе - слабо улыбнулся Сергей - Данила Лапников! Звучит-то как! А теперь скажи мне, Даня, только начистоту. Зачем ты приехал в Черепихово?
    -Честно? - спросил тот.
    -Сам понимаешь, может быть - не выберемся отсюда.
    -Ну - если честно, совсем честно, то я приехал сюда за кладом.
    -Ух ты! - вырвалось у Леонида.
    Серега снова ухмыльнулся:
    -Соперник, стало быть! И я за кладом.
    -Получается - мы оба не журналисты? Тогда кто же ты?
    -Я не журналист. Подумав на досуге, я пришел к выводу, что ни один нормальный журналист, кроме таких маскирующихся олухов, как мы с тобой, не за что не поедет писать опус о такой занюханной глухой дыре! Я художник, работаю в рекламной компании. А вот он - Сергей кивнул на Леонида - мой сослуживец, бывший историк. Специалист по средневековой Руси. А ты кто?
    Лапников блеснул очками. В щель над головой прорывался слабенький лучик от бушующих вокруг пожаров.
    -Я писатель, - сказал он - писал книгу о древней Руси. Нужно было кое-что узнать, полез в архив, а там наткнулся на документ, про клад. Да и Сивера там видел.
    -Вот, значит, почему ты такой осведомленный был?
    -Да, я хорошо подготовился.
    -Вот что, Данила, - произнес Леонид из дальнего угла - раз уж так, если мы выберемся отсюда, то клад поделим на три части. Согласен?
    -Согласен, - ответствовал Лапников - только не выберемся мы.
    Все замолчали. И надолго. В общем-то, не было желания говорить у людей, запертых в ледяном подземном коробе, эдакой могилой на троих. То, что дракон оставался сверху и по-прежнему сторожил их - было видно. Он парил в небесах неподалеку, бдительно патрулируя окрестности, и ни один предмет не ускользнул бы от его желтого ока.
    В погребе царила тьма. Тьма густая, липкая, словно имеющая вес и объем, надежно отделявшая троих одиноких людей друг от друга. Они молчали, понимали, что если просидят так еще часов пять - то просто тихо замерзнут. Что лучше - спокойно замерзнуть в погребе, или выскочить наверх и сгореть в жутких мучениях, облитыми напалмом?
    Тьма, вереница призраков, выпускающая из подсознания самые тайные образы. В темноте ничто не отвлекает от тяжелых мыслей. Тьма да холод. Земля, Вселенная – когда-нибудь все погибнет и угаснет, лишь темнота и холод вечны.
    Что скрывается от нашего взора? Сколько таких "чудес" водится на Земле, и не были ли правы все старые легенды и верования? Когда-то чудовища ходили по земле, или то, с чем они столкнулись существует лишь в единственном экземпляре? Аморфное зло, проявляющееся то тут, то здесь? Отражение злобы в душах миллиардов людей? Что скрывается во тьме?
    Деревня Черепихово. Две тысячи человек, живущих своей жизнью. Радующихся и печалившихся, созидающих и разрушающих. Людей совсем разных, но в чем-то единых - все они хотят жить.
    Но вот буря, страшный катаклизм, рушит деревню. Разоряет людской муравейник и уносит жизни почти двух третей населения. Что ж, такова жизнь - народ остается, пытается отстроить все заново. Но тщетно, на свободу вырывается новое зло, чем-то похожее на пронесшуюся стихию – такое же большое, аморфное и темное, такое же обезличенное. Оно проносится над деревней, но эта буря уже не пройдет, она останется, останется навсегда, если ее не выкорчевать сейчас, не уничтожить. За какие же грехи выпала такая доля селянам, тем двум сотням, что нашли смелость остаться на пепелище? Такая страшная участь - вымирать один за другим, так что осталось только трое, да и то не из деревни! И эти трое медленно замерзали в темном подвале, предаваясь мрачным мыслям - и скоро не останется ни одного. И темна будет деревня, а следом за ней зло расползется дальше, по всей области, а затем и по стране. Не это ли конец света?
    Август в этом году выдался жарким и душным. Дождей почти не было, солнце светило жарко, накаляя асфальт на ярославских улицах и ослепительно отражаясь от синего полотна Волги.
    Ослепительно оно сияло и над Черепихово, но его обитатели не видели солнца.
    В этот сияющий радостный день температура держалась на уровне двадцати пяти градусов выше нуля, и в воздухе нарастало напряжение.
    -Будет гроза - говорили жители деревни Карявкино, кидая недоумевающий взгляд через Волгу, где колыхалась непонятная дымка, закрывавшая собой село Черепихово. А ведь даже в самый ненастный день можно было увидеть, как поблескивают слегка купола Черепиховского собора.
    А гроза действительно надвигалась. Уже ближе к вечеру на горизонте обрисовались тяжелые, льнущие к земле, фиолетовые облака. Тучи клубились, наливались тяжестью и, наконец, легкий вечерний бриз погнал их на Черепихово. Облака двигались сплошной массой, в которой непрерывно что-то перемешивалось. А затем громыхнуло первый раз, и зарницы озарили мрачную внутреннюю поверхность туч. С треском молния ударила в лес, яркая, светящаяся, толстая, а затем на пыльную ждущую землю пролились первые капли дождя. Громыхнуло снова, и вот уже потоки. Ниагара воды изливалась в лес, тревожа листья деревьев.
    Дождевой фронт стремительно надвинулся на Карявкино, пересек Волгу, вспенив темные мутные воды, и смешался с вечным черным покровом села. Здесь, в ледяном царстве, живой быстрый дождь не мог существовать, поэтому он превратился в ленивый снегопад и мягко начал стелиться на землю.
    Но молнии в своем буйстве сверкали в темном пологе туч, разрывали его на мгновение и яростно били в высокие крыши домов, на миг оживляя их, словно пытаясь вдохнуть свою яростную электрическую жизнь в их окоченелые ледяные остовы.
    Дракона, безраздельно мародерствующего над домами, гроза тоже немного обеспокоила, молнии били совсем рядом с ним, он ощущал, как встает грубая щетина на брюхе от скопленного в воздухе электричества. Поэтому он предпочел приземлиться на развалины Дома культуры и сложить там крылья, отдыхая.
    Не ускользнуло буйство стихии и от замерзающих пленников погреба. Лапников первый слегка высунул голову, услышав оглушительный грохот. Молнии ударила в землю неподалеку, и он поспешно спрятался обратно.
    -Гроза... - сказал он.
    -И что? - спросил Серега лениво.
    -Впервые за последнее время гроза. Все вокруг оживает.
    -Все оживают, а я замерзаю. И, похоже, навсегда.
    Леонид не присоединился к затеплившейся было беседе. Он тяжелым сном спал в уголке. Чиркнуло - раз, другой, остро запахло спичечной серой и в темноте погреба вспыхнул слабенький огонек. Пламя затрепетало на воздухе, дующем из щели, чуть не погасло, но удержалось, сохраненное заботливой рукой. Крохотный огонек высветил лицо Лапникова, настороженное и диковатое. Очки блестели и казались глазами огромного насекомого. Он выглядел странно.
    -Гроза! - повторил нетерпеливо Лапников, сипло, с хрипом.
    -Ну?
    -Молнии вокруг. Эта скотина слишком большая. В нее может ударить!
    -И что?
    -Он сейчас не летает! Есть шанс проскользнуть!
    Сергей дернулся, все тело отозвалось тупой болью. Кое-как встал на колени. В этот момент спичка догорела и погасла. Лапников с проклятиями зажег новую. В это свете Сергей внимательно вгляделся в измученное лицо писателя.
    -Думаешь?
    -Думаю. Давай, буди своего...
    Серега оглянулся на люк, но там словно начался армагеддон, и вспышки молний, словно ослепительные узкие стилеты, вспарывали ткань тьмы.
    -"А ведь и правда!" - подумал он - "Рискнуть, что ли?"
    Он начал трясти спящего Леонида за плечо. Тот не отзывался, голова болталась бессильно, и Сергей испугался даже, что он уже не проснется. Встряхнул историка еще раз - и тот приоткрыл пустые глаза.
    -Что...
    Сергей встряхнул еще раз:
    -Вставай давай! Другого шанса не будет!
    -Оставь... - прошептал Леонид и снова уронил голову на грудь.
    Серега его встряхнул, и из-за этого кулаки с содранной кожей снова разболелись:
    -Ленька, не спи! Герой из тебя как... Ну, вставай же!!! - заорал он внезапно. Чиркнула третья спичка.
    Леонид открыл глаза и вполне осмысленно уставился на Сергея:
    -Сгорим - сказал он.
    -Не сгорим. Дракон сейчас не летает, он молний боится.
    -Давайте быстрее, пока гроза не закончилась - поторопил Лапников и первый со скрипом поднялся на ноги. Охнул, видно - тоже сильно замерз. Да и ноги затекли. Он осторожно приподнял крышку люка, и в погреб обильно посыпался рыхлый липкий снег. Тут же ворвался гром, метнулся по ледяной каморке и затих.
    -Да, погодка... - протянул Лапников - но все же лучше, чем мертвая тишина.
    Он толкнул крышку, и та упала наружу с грохотом, который совершенно потонул в раскатывающемся по небу громе.
    -Никого! - воскликнул бывший журналист, оглядывая небо, затем оглянулся уже в погреб, где ему как раз подавали собаку.
    Кое-как выползли на снег. Сверху грохотало, лупило молниями, а снегопад становился все гуще и гуще. Вот он, типичный летний ливень, и такой же, наверное, короткий. Так что надо торопиться. Вылезали с трудом, со скрипом, Сергей, выползя в снег, чуть не отключился, лежал некоторое время с темнотой в глазах, уговаривал себя встать. В конце концов, удалось, он приподнялся, отправился за остальными. сейчас ему было полегче, голова больше не напоминала бронзовый колокол, в который нещадно бьют.
    -"Повезло," - подумал Сергей - "что вообще жив остался!"
    Выполз из погреба Леонид. Его подняли, поставили на ноги и втроем побежали прочь, вдоль по улице, прячась в тени оставшихся домов и испуганно бросая взгляды на небо. Дракона-Щербинского в небе пока не было, да и вряд ли он заметил их с высоты в таком снегопаде. Уже в пяти метрах всякая видимость терялась.
    -Куда бежим-то? - спросил Лапников.
    -В музей - ответил Сергей, боязливо оглядываясь.
    -В музей? Почему?
    -Там хороший подвал, есть печка, может быть съестное. Короче - можно пересидеть. А там и подумаем, что делать.
    Гроза наверху была в самом разгаре, у них на глазах толстая молния ударила в скрюченные корни дуба, торчащего на Доме культуры. Мощность ее была так велика, что дерево воспламенилось, и скоро весь дуб был объят пламенем, создающим великолепное зарево. В багровом отсвете стало видно, как дуб корежится в огне, затем переламывается и падает на арку, сокрушая ее своим весом. Секунду колоннада держалась, а затем тяжело обрушилась с мощным грохотом, донесшимся до них даже через неистовствующую грозу.
    -Вот и нет домика... - сказал Серега.
     
    Они бежали (вернее, ковыляли) по основной улице и временами слышали в пустых домах некие завывания – кто-то ревел, скребся, и они шарахались от звуков. Что за твари остались в Черепихово? Может - все те же изменившиеся селяне, которые оказались не нужны для непонятных планов Снорунга. И вот они теперь вернулись обратно в свои разрушенные изгаженные дома и воют там, скребутся, пытаясь вспомнить свою бывшую сущность.
    Ружье было одно на троих, у Лапникова. Серегин дробовик так и остался в баре. Лапников целился в каждую тень, один раз выстрелил, попав в совершенно обычную на вид собаку, без каких-либо видимых изменений.
    
    -Это просто собака - произнес Серега, когда они оставили бьющееся на земле животное позади – думаешь, превращений больше не будет?
    -Может быть... - ответил Лапников – превращаться-то больше некому, кроме нас. А нас хранит Сивер. Может быть.
    Сквозь снегопад они увидели музей. Все то же строение серо-зеленоватого цвета, с отвалившейся треснутой штукатуркой, открывающей красный пористый кирпич. Гроза шла на убыль.
    Трое оставшихся в деревне людей нырнули в темное чрево музея и застыли у входа в подвал. Темно, но на крюке над дверью остался один фонарь типа "летучая мышь". Три других они использовали при прошлом посещении, и над ними не висел тогда Щербинский, поливая окрестности огнем.
    -Ну что, - спросил Серега, оборачиваясь на остальных - полезем?
    Лапников кивнул, Леонид промолчал, вид у него был подавленный, замученный. Сергей приоткрыл дверь и стал спускаться в темноту. Странно, но теперь это было удивительно легко и не страшно. Приезжий помнил первый спуск, помнил, как тряслись они тогда и пугались даже собственной тени. Конечно, тогда они спускались вниз в темноту и холод, а сверху оставляли теплый летний день. И опасность грозила снизу из подземелья. Теперь же все наоборот. В подвал спускаешься, чтобы найти там защиту от того, что летит с неба, спускаешься в темноту, чтобы уберечься от пламени.
    Они быстро спустились, почти сбежали по лестнице, и Сергей оживал прямо на глазах. Он сейчас чувствовал себя готовым к действию, если только это действие не будет еще одним боем с монстром-оборотнем. Вот и ржавая дверь. Лапников неожиданно очутился впереди и уже открывал дверь, осторожно заглядывая туда. Сергей подошел ближе и встал позади.
    -Ну? - спросил он.
    -Тишина - свистящим шепотом сказал Лапников и отворил дверь полностью.
    Там и правда, была тишина, полная, неподвижная, ледяная. Где трусливые обладатели страшных красных глаз - прячутся, как всегда, в темноте, или ушли, как другие, на дно пруда? Лапников поднял фонарь выше и посветил. Скудный свет озарил стальной канцелярский столик и массу бумаг на нем. Еще он осветил печку-буржуйку, которой прячущийся здесь селянин согревался в холодающие ночи. И никого. Нет даже ощущения, что на тебя смотрят.
    -Они ушли - сказал Лапников и повесил фонарь над столиком.
    Леонид осторожно вошел в дверь позади. Повертел головой:
    -Вы что, здесь уже бывали?
    -Бывали, тогда здесь было страшное место. Теперь здесь убежище. Давайте-ка растопим печку.
    Леонид поднял ворох бумаги негнущейся рукой, вопросительно глянул на Сергея. Тот кивнул.
    И вот подборки "Черепиховской правды" за 40-е годы отправилась в печку. Огонь трещал, сыпал искрами, принимая отсыревшую, но все-таки так хорошо горящую бумагу. Буржуйка раскалилась, дымила, но можно было согреться, выгнать из костей могильный холод погреба. Все трое сгрудились вокруг печурки, смотря в огонь и медленно отогреваясь.
    Еды не нашлось. Печально, потому что оставшихся трое горожан не ели уже полтора дня. А голод - плохое сочетание с холодом.
    -Ну ладно, - сказал Сергей, спихивая свою телогрейку поближе к огню сушиться - от холода мы уже не умрем. Это хорошо. Но что дальше?
    Он сидел почти вплотную к печурке, чуть ли не обжигаясь, в своей странной длинной рубахе, заляпанной теперь бурой засохшей кровью. Вид у Сергея был дикий.
    -Отогрелись, - произнес Леонид - а что дальше, я не знаю...
    -Вообще есть способ... - сказал Лапников - есть. Он, конечно, сумасшедший. Но разве не таков весь этот окружающий мир?
    -И что же за способ?
    -Когда ты мотался змеей по лесам - произнес писатель - я свел знакомство с оставшимися черепиховцами, и от одного такого болтуна, что любил потрепаться, прежде чем его унес маленький крылатый змей, узнал, что есть тут в районе села военная база.
    -Вот это действительно чепуха. Какая база может быть в глухом лесу? Что им там делать?
    -Ну обычной-то не должно быть. А эта была особой. В общем-то, это одна из тех забытых баз, где находятся ракеты с ядерным зарядом. Таких пусковых шахт много запрятано по лесам да по тайге на случай войны с Америкой. Их делали во время холодной войны. А теперь там запустение.
    -А селянин-то откуда это знал? - спросил Серега - про базу секретную?
    -А он на ней служил - просто ответил Лапников.
    -Как?!
    -До последнего времени там находился маленький гарнизон. Они там кое-как следили, чтобы оборудование не растаскивали местные. Скука была страшная, солдаты разбегались. Вот и этот ушел, стал жить в селе. Про них уж и позабыли давно.
    В печи треснул огонь. Серега хмыкнул. Потом сказал:
    -Значит - тут есть база. Что-то подобное я читал в газетах. И ты знаешь, где эта база находится?
    -Да, я расспросил довольно подробно. Знаю, не так далеко отсюда.
    -И что, ты думаешь, мы найдем там?
    -Кучку змей от гарнизона, если не расползлись, и вооружение в целости.
    -И ты думаешь - мы сможем убить дракона?
    -Сможем.
    -Это же Щербинский!
    Лапников замолчал, тоскливо взглянул в огонь, что был бесшабашен и не имел проблем. Затем произнес:
    -Щербинский мертв. Осталась только огромная гадина! И мы убьем ее!!!
    -Я – за! - сказал Серега - Туда надо идти через заснеженный лес, кишащий монстрами, но это лучше, чем оставаться здесь, как загнанным под землю крысам. Леонид, ты как?
    -Мы пойдем, - ответствовал тот - погреемся еще чуть-чуть - и пойдем.
    Снова все замолчали. Слышно было, как с потолка капает крупными каплями вода. Одна упала на печку и зашипела. Сергей поднялся:
    -Ну что тогда тянуть. Гроза закончилась. Пойдемте.
    Они поднялись, оставили фонарь зажженным, печку горящей. Все равно возвращаться не придется, при любом варианте. Тяжело двинулись вверх по лестнице, каждый в своих думах.
    -Зайдем в музей - предложил Серега.
    -Зачем? - вяло спросил Лапников.
    -Нам нужно нечто острое, чтобы зарубить оборотня на камне. Может - поймаем какого по пути.
    -И что ты хочешь взять?
    -Меч - сказал Сергей.
    -Ну меч, так меч, - ухмыльнулся Леонид, тащившийся сзади - только его надо наточить. Там я видел точильный станок.
    Приезжий кивнул. Почему-то ему казалось, что ритуал будет верным, только если применять именно меч.
    Они вышли из подвала и сразу уставились на небо. Снегопад прекратился. Гроза тоже, и темное небо было холодно и беззвездно.
    А главное - пусто. Дракона не видно. Может - он улетел? Как бы то ни было, они сразу нырнули в тень под уцелевшей частью потолка и под эти навесом вкрались в зал.
    С того времени как Сергей видел его последний раз месяц назад, Черепиховский музей изменился до неузнаваемости. Он и раньше-то не выглядел уютно, с отсутствующим потолком и стенами в зеленых потеках. А теперь вообще потерял цивильный вид. Пред ними простирался зал, пол которого был накрыт снежной нетронутой равниной, из которой дико и нелепо, как непонятные торосы или айсберги, торчали стеклянные музейные витрины. И снег, и стекло переливалось в холодном зимнем свете, что царствовал вокруг, блестели и наводили жуть.
    Целых витрин оставалось не так много, и Сергей уверенно направился к одной, по-прежнему прячась под сохранившимся навесом.
    В витрине что-то тускло блестело. Серега оглянулся и увидел, как двое горожан медленно, след в след, подбираются ближе к нему. Вдруг Лапников задрал голову к небесному потолку и остановился как вкопанный, придержав идущего следом Леонида. Приезжий тоже глянул наверх.
    Темной холодной тенью над зданием бывшего музея пронесся дракон. Виден он был плохо - темный силуэт на темном небе, но потрясали его размеры. Одни крылья в размахе похоже, достигали пятнадцати метров. Летающий кит. Тварь стремительно пронеслась над ними и исчезла из виду.
    Секунду стояла тишина, затем Леонид гулко выдохнул и подтолкнул Лапникова. Иди, мол.
    -Лапников - крикнул Сергей приглушенно - ружье!
    Тот добрался поближе и кинул ружье приезжему. Тот взял его, а затем обрушил деревянный приклад на стекло. Сухое дерево столкнулось со стеклом, оно с немелодичным звоном раскололось и обрушилось в снег, что загасил звук.
    -Ну? - спросил Лапников, подойдя.
    -Тут он, тут - произнес Сергей и осторожно сунул руку в пролом.
    В почти полной тьме пошебуршил и, наконец, что-то схватил и потянул. Звякнуло, и оставшаяся часть стекла раскололась, засыпав стеклянной крошкой нетронутый снег.
    В руках Сергей держал меч. Держал ровно, за рукоятку правой рукой, слабенький свет тускло блестел на лезвии. Лапников остановился, критично всматриваясь в приезжего. Тот совершенно переменился, и теперь вообще не выглядел живущем в этом веке. Выглядел он грозно и дико. Сергей повел мечом, свет заиграл на острие - и тут проявилась масса недостатков, что не видны были поначалу.
    Меч был стар. Цвет у него был не серебристый, а какой-то желтоватый, с легким налетом ржавчины. Рукоять истерлась, потемнела, а в эфесе слепо, как пустая глазница, зияла оправа, где должен был находиться драгоценный камень. При ближайшем рассмотрении меч оставлял тягостное впечатление. И уж конечно - выглядел в тысячу раз хуже, чем те коллекционные мечи с хромированным лезвием, что продаются за бешеные деньги в магазине.
    Но было у него одно отличие от тех безвкусных расфуфыренных клинков. Это был настоящий меч. И сталь под налетом ржавчины была хороша, и чувствовалось, что в глубине веков этим мечом секлись и рубили. И убивали. Это было оружие. Чем же еще мечи отличаются от столовых ножей?
    В этом мече чувствовалось его направленность на сечу.
    Сергей сомкнул пальцы на рукояти (показавшейся ему, впрочем, неудобной) приподнял меч, взмахнул им. Тупое лезвие со свистом рассекло воздух и чуть не вырвалось из пальцев. Меч был двуручный, тяжел и длинен.
    -Надо бы наточить - произнес Лапников, и Сергей сунул ему ружье.
    В той же витрине приезжий отыскал широкий кожаный пояс, невообразимо древний, даже думать не хотелось, истертый весь, и нацепил его на себя, застегнув грубую пряжку. У пояса обнаружилась перевязь, в которую Сергей и сунул тяжеленный меч. Тупой стершийся конец клинка при этом почти волочился по земле. Хорошо еще - рост позволяет, а то был бы пониже, вообще носить бы не мог. Разве что за спиной.
    -Эй! - крикнул Леонид с другого конца зала - сюда!
    Там, у стены, где кровля точно также нависала над снегом, обнаружился древний точильный станок, сделанный в середине девятнадцатого века. Эта махина была создана из черного чугуна - и потому незыблема и непоколебима. Выглядело это чудовище точильного искусства ничуть не менее гордо, чем какая-нибудь Царь-пушка.
    И - самое главное, станок работал от ножного привода. И даже вполне современный точильный камень находился здесь.
    -Ух... - сказал Леонид - прямо паровоз. Думаете, мы сможем раскачать его?
    -Не сможем, так просто об камень заточим - произнес Сергей, всматриваясь в сочленения станка.
    Затем он подозвал Леонида, и они стволом ружья кое-как отбили с вращающихся деталей лед.
    -Ну, давайте - скомандовал Сергей - давите.
    Основание станка, как чугунный остров, выступало над морем снега, а еще выше помещалась огромная чугунная педаль, сочлененная с чугунным же колесом, от которого шкив шел непосредственно к точильному камню. Насколько помнил Сергей, такая конструкция применялась вплоть до тридцатых-сороковых годов.
    Лапников с Леонидом нажали, а Серега навалился на колесо. Ничего не произошло - как и ожидали. За много лет стояния все части станка крепко прилипли друг к другу. Они навалились еще раз, причем Леонид почти прыгнул на педаль всем весом - и на этот раз педаль с шорохом подалась, и точильный камень с глухим скрежетом провернулся.
    -Есть! - произнес Сергей - давайте, давайте.
    Станок основательно засорился и абсолютно не был смазан, и поэтому на педаль, рассчитанную всего на одного человека, пришлось налегать вдвоем со всей силы. Да и то колесо периодически заедало.
    -Точи, точи - сказал Лапников, смахивая пот, - он быстро разогрелся, словно не помирал совсем недавно от холода.
    Серега глянул на точильный камень, резво вертевшийся, и осторожно приложил вынутый меч к нему. Брызнула узенькая полоска искр, лезвие отбросило. Но Сергей поднес его еще раз, на этот раз крепко прижав. Теперь искры бежали потоком, облетая острие и мимолетно высвечивая его.
    Он начал осторожно водить мечом вдоль камня, стараясь как можно равномерней распределить заточку. Когда ему показалось, что с одной стороной хватит, он перешел на другую. Искры летели, металл визжал, и люди все время поглядывали на небо, потому что производимый ими фейерверк должен был хорошо виден с высоты - маленькое оранжевое пятнышко среди окружающей тьмы.
    Особенно осторожно он полировал острие. Когда ему показалось, что наточил достаточно, сказал:
    -Хватит!
    Лапников и историк оставили педаль. Оба тяжело дышали, а Леонид даже привалился к ледяной стене позади.
    -УФ... - сказал писатель - а это ведь тяжелее, чем я думал. Ну что, наточил?
    Серега снова поднял меч. Теперь тот выглядел еще более странно. Желтоватый налет в середине клинка еще оставался, но зато края блестели чистым металлом. Казалось - они просто светятся во тьме. Светятся, прямо как Сивер. Если бы не было так темно, то стало бы видно, как кромку покрывают многочисленные царапины от неудачной заточки, но в полутьме оружие выглядело больше чем внушительно.
    -Воин, - ухмыльнулся Леонид, оглядывая Сергея - не хватает только кольчуги!
    -А это мысль - заметил Серега и расколол ближнюю к нему витрину, за которой висело что-то темное.
    Поворошив в разломе мечом, он вытащил на свет тусклое серое одеяние. Это была старая, древняя кольчуга из мелких колец, что закрывала тело и руки, а шею оставляла открытой. Кольца покрылись налетом и почти не блестели. Кроме того, кое-где кольчуга откровенно проржавела. Одеянье глухо звякнуло при движении.
    Не замечая ироничных ухмылок Леонида и Лапникова, Сергей натянул кольчугу на себя. Охнул под навалившейся тяжестью, даже на ногах присел. Тому неведомому человеку, что ее носил, кольчуга была по колени. Сергею же она была, что длинная куртка, то есть до колен не доставала довольно далеко. К счастью - в плечах они были примерно одинаковы, так что железная рубаха не ерзала и не сползала. Все же тяжела она была, да к тому же вспомнилось, что пояс надет под кольчугой, и пришлось его снимать и снова застегивать уже над кольчугой. Затем повесил в перевязь меч и чуть не упал.
    -Эх, - сказал Сергей, ухмыльнувшись - коротка кольчужка!
    -И тяжела, - добавил Леонид- килограмм пятнадцать весит.
    Серега потопал, звякнул колечками, затем произнес:
    -Но зато защищен от когтей и зубов, хоть и не везде.
    -Бежать-то хоть сможешь?
    -Смогу, - сказал приезжий и, вынув меч, воинственно им взмахнул.
    На этот раз не удержался и выронил тяжелое лезвие, а сам, потеряв равновесие, вынужден был опереться об стену. Лапников даже не улыбнулся, а Леонид вынужден был спрятать улыбку в бороду.
    Снегопад усилился, и все помещение было заполнено твердо падающими снежинками. Странный был снег. Падал так, словно каждый кристаллик летел по собственным невидимым прямым рельсам. Абсолютно прямо, не играя, не подлетая на потоках воздуха. Наверное - так падает снег в царстве мертвых, снег, который поскорее стремиться скрыть все живое своим белым пленяющим покрывалом.
    -Двинулись? - спросил Серега, поднимая меч из глубокого снега.
    -Двинулись - откликнулись эхом его спутники, и они вдоль стены зашагали к выходу.
    Неба уже не было видно, все скрывал совершенно снег, летел сплошной белесой сетью, и казалось - вздохнуть нельзя, не поймав пару таких снежинок.
    Люди добрались до вестибюля, остановились там на секунду, и Сергей оглянувшись увидел свое отражение в зеркале.
    И изумился. С ним случилось то, что так редко случается с человеком нашего времени. Он себя не узнал. Из зеркала на него смотрел чужак.
    Тип, что смотрел на него из зеркала, был лет на двадцать старше Сергея. Под глазами у него налились мешки, а лоб прорезали три глубокие морщины. Скулы у чужака были резко очерчены и выступали вперед, нос заострился как у покойника, а глаза ввалились и излучали тоску. Кроме того, у него обнаружилась, растрепанная и нечесаная. В какой-то момент ему показалось, что волосы у него поседели, но это оказался всего лишь нападавший снег.
    Человек, являющийся его отражением, словно побывал в аду и вернулся обратно. Вернулся совершено непохожим на того Сергея, что приехал в эту деревню всего полтора месяца назад. А похож он был на подзаборного бомжа-пропойцу, тем более, что большую поверхность лица украшали синяки.
    -Лапников, - спросил Сергей, не поворачиваясь - я нормально выгляжу?
    -А как ты должен выглядеть? - ответил экс-журналист - как обычно.
    Сергей усмехнулся невесело. Затравленное выражение лица никак не гармонировало с боевым убранством и висящим у пояса мечом.
    -"Кто я?" - спросил он про себя у своего же отражения - "Старый клоун, напяливший ржавую кольчугу? Сумасшедший дом!"
    -Это сумасшедший дом на троих - сказал он своим спутникам - и мы в нем единственные психи. Вам незнакома теория, которая предполагает весь внешний мир порождением сознания одного единственного человека? Так вот, этот человек неизлечимо свихнулся. И у него паранойя и шизофрения, вместе взятые. А еще у него боязнь потерять личность! Пошли, что ли?
    -Пойдем - кивнул Лапников и, толкнув входную дверь, осторожно выглянул наружу - никого нет.
    И они вышли наружу. В холодную мертвую тьму, в которой падает снег.
     
     
    13.
     
    По наставлению Лапникова двинулись сразу прочь от реки, в сторону леса. База, как рассказал писатель, находилась не далее чем в трех километрах от села, хотя путь к ней вел через довольно дремучую часть Черепиховского леса.
    Шли скрытно, не разговаривая, прячась под крышами уцелевших домов. Впрочем - в такой снегопад засечь с высоты три маленькие темные фигурки было проблематично, если только дракон не обладал инфракрасным зрением.
    Но вот слух у твари был отменный. Когда трое кладоискателей добрались до окраины Черепихова, впереди путь им преградили трое волков. Волки были самые обыкновенные. Серые, с грубой шерстью и без третьего глаза. Волки встали пред ними, и шерсть их топорщилась, а огромные белые зубы оскалены. Сергей сделал шажок вперед, волки предостерегающе взрыкнули.
    Позади Лапников поднял ружье и выпалил из обоих стволов. Среднего волка отбросило назад, а правого дробь только зацепила. Левый волчара, напуганный выстрелом, канул во тьму. Грохот выстрела отдался по округе, вызвав с десяток повторений, стукаясь о пустые дома. Сергей обернулся и поспешно толкнул Ланикова в проем пустого, но целого дома.
    -Ты что? - прошипел он - он же услышит!
    Лапников вытаращился на него. А секунду спустя дракон уже был над ними. Через окошко было видно, как его черное туловище носится кругами над местом выстрела. Люди замерли, прижимаясь к обледенелым стенам, старались не шевелиться. Дракон кружился над ними, и временами они даже слышали звуки взмахов больших глянцевых крыльев.
    -Ну что же он не уйдет? - почти провыл Лапников - Неужто чует?
    -Да кто ж его знает... - сказал Сергей и снова выглянул из окна.
    Тварь по-прежнему парила в высоте. Ходила кругами и снегопад ей, похоже, почти не мешал. Наконец, дракону надоело высматривать, и с небес обрушился огненный водопад, пришедшийся аккурат на хижину, где они прятались. Затем он распрямил круг и двинулся в сторону реки.
    В доме воняло дымом, кровля горела, и в ближайшем будущем могла обвалиться, поэтому они поспешно покинули хату и снова двинулись к лесу, освещенные огнем пожарища. С резким визгом из огня что-то вылетело, разметав в разные стороны горящую кровлю. Что-то крылатое, с головой, похожей на череп. Оно взлетело над крышей, не удержалось, упало на другой стороне дороги, полыхая как факел. Уже не визжало, стонало только.
    -И мы рядом с этим прятались? - хладнокровно спросил Леонид, хотя руки у него откровенно подрагивали.
    -Больше не стреляй - сказал Сергей Лапникову - всю округу перебудим. Их тут, небось, по домам много прячется...
    Бывший журналист кивнул и, когда они наткнулись еще на двух волков, оружие даже не снял с плеча. Вместо этого Сергей вытащил меч, с усилием приподнял его и взмахнул. Волки, рыча, попятились, а приезжий кинулся вперед и рубанул по первому волку. Лезвие было наточено. И, похоже, наточено как надо, потому что мощный удар рассек волка почти пополам. Меч не удержался в руке, вырвался и ткнулся в мерзлую землю, а второй зверь кинулся на Сергея сбоку. Ударил, рванул клыками, но напоролся на кольчугу, не добравшись до тела. Серега отшвырнул его, а затем добавил пинка, так что зверь отлетел в темноту и больше не появлялся.
    -Вот так... - сказал Сергей с удовлетворением.
    И они двинулись дальше. Сверху сыпался снег, скрывал их следы, тушил разгорающийся пожар в крайнем доме и совершенно не трогал дракона, который не должен бы летать в такую стужу. Или драконы на самом деле теплокровные, вон даже у них огонь вырабатывается?
    У того чудища, что летало теперь над Черепихово, цель была одна - добраться до троих приезжих людей и спалить их заживо. Ни одной мысли не возникало в глянцево-черной голове монстра, была лишь надежда выследить и спалить троих крошечных существ, что пробирались где-то окольными путями к лесу. Самому Щербинскому черное блестящее бронированное тело оказалось ничуть не худшей могилой, чем земляная.
    -Лес - тихо сказал Лапников.
    Сергей кивнул, и они осторожно остановились у крайнего дома. Они дошли до леса. Тут кончались разрушенные дома, поодаль начинался лес, густой и неприветливый. Но между домами и хилым ельником, из которого в основном состоял внешний ряд бора, находилась полоса белой пустынной земли, совершенно открытая. Чистое ровное поле. Снегопад, как назло, начинал стихать, а лес издевательски темнел впереди.
    Они присели прямо на ледяную землю, стараясь сесть так, чтоб их не было видно с высоты.
    -И что? - спросил Лапников.
    -Нам все равно надо в лес - сказал Сергей - Обходить – далеко, да и опасно, я бы перебежал. Тут метров пятьдесят, не больше.
    -Бежать на виду? А если змей нас засечет?
    -Ну, тогда конец. Но я думаю, он сейчас в другой части деревни. Он полетел к реке.
    -Но бежать? Ты никогда не бегал по снегу?
    -Бегал, и знаю, что бежать по нему почти невозможно. Но другого выхода нет! Мы в западне и почти обречены. Мы идем на военную базу, которой, может, и нет вовсе, чтобы сбить дракона базукой. Да разве кто-то из нас умеет ею пользоваться?
    -Мы не умеем - сказал Леонид - но попытаться надо. Я побегу.
    -Мы все побежим - произнес Сергей и глянул на небо, что медленно очищалось от падающего снега.
    Холодало. Зима, что опустилась на Черепихово в разгар лета, была уже не просто зимой. Ведь обычной зимой температура редко падает ниже двадцати градусов. А здесь, похоже, было все двадцать пять. По крайней мере - мерзли они теперь неимоверно, несмотря на теплые ватники и чужие свитера, нахватанные на скорую руку.
    -На счет три - сказал Сергей - мы бежим. Бежим, как можем. Ну? Раз, два три!!!
    Они вскочили и ринулись к лесу. Пробежав первые три шага, они покинули грунтовку дороги и по колено увязли в липком снегу. Лапников тут же упал, но поднялся сам, подхватил свою псину под брюхо и рванулся вперед.
    Они мчались. Вернее, они ползли и даже мухи, залипшие в варенье, пожалуй, дали бы им фору в скорости. Снег связывал ноги, лишал скорости, и казалось - это все сон. Белый кошмар, когда несешься по равнине и чувствуешь, как ужас дышит тебе в спину. Сергей падал, кольчуга тянула в снег, но поднимался и снова бежал, хватаясь за несуществующие опоры в воздухе. Самое страшное ощущение было как раз чувство открытости, незащищенности, когда огромное небо над головой, и с этого неба тебя могу заметить и испепелить. Страх придавали силы, и Сергей мчался, несмотря на тяжелую кольчугу, несмотря на то, что ребра болели, а глаза почти ничего не видели. Он несся по глубокому снегу, чудом сохраняя равновесие, потому что знал - если упадет, то уже не встанет. Жгучий пот заливал глаза, он с трудом различал видневшуюся впереди спину Леонида. Маленький историк мчался так, что обогнал бы и волка, доведись зверю бежать стометровку. Страх придает силы.
    Финальный рывок. Совсем рядом бежал Лапников, и снег стоял за ним столбом. Вот он начал падать, но Сергей автоматически подхватил его, рывком поднял на ноги. В голове уже гудело, словно там находился котел, скоро он перегреется и взорвется. Ноги бежали, а сознание отстраненно наблюдало за этим со стороны. Глаза уже ничего не видели. Лишь бы не потерять направление...
    Впереди Леонид, наконец, достиг леса, а следом за ним в ельник вломился и писатель.
    Сергей влетел в лес за ними, проломился через кустарник и тяжело рухнул в снег подле спутников. Упал как в перину, не чувствуя тела. Он лежал, хватал ртом воздух, в голове мутилось.
    Наконец дыхание успокоилось, в глазах перестало двоиться, - и пришло новое ощущение. Лежа на спине в глубоком снегу, приезжий почувствовал, что замерзает. Странное ощущение, вроде только что было жарко, а теперь тепло уходит, испаряется, и в тело вползает холодная изморозь.
    -"Интересно, поставил ли я рекорд на стометровке?" - возникла мысль. И тут же следующая: - "Надо подниматься..."
    Легче сказать, чем сделать. Тело вообще не подчинялось ему, отключившись от мозга из-за чрезмерной нагрузки. Когда он вяло задвигал руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться, то неожиданно понял, что они спасены, раз достигли леса. Облегчения это не принесло. Уж лучше сгореть, чем подвергать себя таким мучениям, пытаясь подняться из снежного плена. Странно, но снег казался ему теплым, уж не то ли пресловутое чувство тепла у замерзающих?
    Наконец, перевернулся на живот, нащупал корявый ствол старой ели и по ней стал осторожно подниматься на ноги. На полдороге чьи-то руки его подняли и поставили на ноги. Это был Лапников, загнанно хрипевший.
    -А где очки? - спросил Сергей.
    -Потерял - ответил писатель с кислой миной.
    Сергею захотелось смеяться, но вместо этого сказал серьезно:
    -Пошли, надо Леонида поднять, пока он живой.
    Леонид, однако, поднялся сам, качаясь, двинулся к ним. Вид у него был злой, суровый, а борода так и топорщилась веником. Потащились в лес. Тела были словно налиты жидким чугуном. Сергей вполголоса ругался, но заставлял себя двигаться ровно и спокойно.
    Трое измученных, задыхающихся людей, идущих неизвестно куда по снежному лесу, так бы и сгинули, если бы счастье еще раз не улыбнулось им в беспросветной тьме.
    Как автоматы, они двигались сквозь лес и чувствовали, что замерзают. Сергей вспоминал лето. Вспоминал с тоской, как вспоминают его в начале декабря, когда не начались еще новогодние праздники, снег безлико ложится на черную грязь, а с утра тебя встречает серое небо.
    От этих мыслей Серегу отвлек неожиданный приближающийся шум. В лесу до этого момента стояла совершенная ледяная тишина, а теперь что-то нарушило ее. Некий рык, может быть - рев исполинского бронированного чудовища. Рев был ровен, и он приближался к ним. Этот звук пробудил в Сергее уснувшую было потребность действовать. Он жестом остановил еле бредущих спутников, а сам, вытащив меч из перевязи, стал ждать. Холодный свет блистал на заточенном лезвии, высвечивал засохшую кровь волка на нем. Сергей молча ждал.
    Рев приблизился, и в глубине леса неожиданно вспыхнули глаза. Два исполинских потрясающе, далеко друг от друга отстоящих глаза. Они были ярки, они светили и ослепляли. Судя по тому, как они располагались, чудовище по размерам должно превышать давешнего дракона Щербинского. И этот рев. Сергей, сжав меч, покорно ждал появления монстра.
    Рев все приближался, глаза становились ярче, слепили трех замерших, словно зайцы на дороге, людей. И вот, проломив последний слой хилого ельника, прямо пред ними на прогалину выполз... танк. Огромный зеленоватый танк Т-80, с повернутой криво пушкой, обсыпанный снегом.
    Танк проехал мимо них, повернул и наткнулся на толстый в три обхвата ствол древнего дуба. Наткнулся, пошебуршил гусеницами и заглох, так и не свалив исполина. Настала тишина, и боевая машина чуть потрескивала, остывая. Сергей со спутниками замерли с открытыми ртами. Это уже просто не лезло ни в какие рамки. Люк на башне с грохотом открылся, и из него вылезло полупрозрачное существо с горящими багровыми глазами.
    -Гра-а-а-х - заорало оно и кинулось на Сергея.
    Тот поднял меч и, наискось взмахнув лезвием, зарубил чудовище. Вновь настала тишина.
    -Танк - произнес Лапников хрипло.
    От танка шло тепло разогретого двигателя, и трое замерзших людей прислонилось к теплой броне, греясь.
    -Танк, - тоже сказал Сергей - а если есть танк, то есть и база. Он, наверное, оттуда и приехал! Да – мы, похоже, спасены.
    -Мы уже который раз спасены! - язвительно произнес Лапников - нас спасают каждый раз только для того, чтобы продлить страдания!
    -Но на этот раз м действительно спасены! - воскликнул Сергей, грея руки о броню. Вы что, не видите, какую он проложил дорогу? И она ведет прямо к базе! У нас есть дорога!
    Они оттолкнулись от остывающей машины и двинулись вперед по широкой дороге, раскатанной танком. Позже Сергей пришел к выводу, что и здесь, скорее всего, замешан Сивер. Это он заставил красноглазое чудище насильно вести танк им на помощь.
    Так или не так - этого он никогда не узнал. Они шли по дороге, дорога была ровная и снег укатанный. Дважды на них нападали волкоподобные твари, но Сергей шел с обнаженным мечом и зарубил их без жалости. Даже не взглянув на тела.
    И через двадцать минут ходьбы впереди замаячили распахнутые настежь ржавые ворота Черепиховской военной базы.
     
     
    14.
    База была пуста, лишь три черные вороны сидели на истрепанном бетонном заборе. Сергей гаркнул на птиц, они молча снялись с забора, затерявшись в снегопаде.
    Люди прошли немного вперед и остановились в воротах. Зрелище разрушенного городка было мрачным. Достаточно было посмотреть на часть фанерных зеленых домиков, как приходила мысль - все давно разграблено и разрушено. Домики покосились, многие светили обгорелыми черными боками и пустыми окошками. Чуть поодаль, за домиками, виднелся ржавый одинокий танк, и пусковая шахта.
    -Никого... - сказал Лапников - тут никого нет.
    -Ну что? - вопросил историк - где будем искать?
    Сергей еще раз обвел взглядом базу.
    -А вон! - сказал он, указывая на темную массу поодаль.
    Они двинулись к ней, миновали полузасыпанный снегом БТР со спущенными колесами. Чуть вздрогнули, когда люк неожиданно открылся, и из него высыпала стайка белых мышей, сразу же затерявшаяся в снегу.
    -Ну и ну... - только и сказал Лапников.
    Темная масса оказалась передвижной зениткой. Четыре ствола смотрели в темное небо. Выглядела вполне пригодной.
    -Ты хочешь - медленно сказал Леонид, оглядывая критически зенитку - из нее стрелять?
    Сергей ответил серьезно:
    -Да, хочу!
    -Ну, так садись - произнес Лапников и бросил взгляд на небо, оно было сумрачно и пустынно.
    Сергей стал, не торопясь, вскарабкиваться на платформу. Взобрался и обнаружил на сидении зенитки дохлую змею. Брезгливо скинул ее вниз, в снег. Металлическое сиденье было покрыто тонким слоем льда.
    Обращаться с подобным оружием он, разумеется, не умел, но отыскал ручки, что, видимо, передвигали ствол зенитки. Старая смазка замерзла, ручки почти не крутились. Сергею удалось лишь чуть приподнять стволы немного выше. Навести зенитку на цель не было никакой возможности. Оставалась лишь надежда, что перед тем, как пульнуть пламенем, дракон зависнет на секунду точно над ним.
    Спусковой крючок он тоже нашел (или думал, что нашел), где у зенитки был магазин - он не знал. И поэтому лишь глянул в прицел и крикнул сверху:
    -Ну-ка, хватайтесь за эти ручки и тяните.
    И указал на основание зенитки. Когда-то оно крутилось электромоторами, действуя в паре со стволами, но сейчас двое оставшихся внизу людей смогли слегка повернуть его вручную. Площадь поражения увеличилась и теперь составляла на одной лини все 360 градусов. Лучше, чем ничего.
    Он снова взглянул в прицел и спросил стоящих в ожидании товарищей:
    -Как его приманить?
    -Стрельни - сказал Лапников - если уж он услышал ружье, то уж зенитку засечет.
    -Никто не хочет подумать, - произнес он спокойно - прежде чем я привлеку тварь, что нас сожжет?
    -Да жми уж, жми - ответствовал Леонид и взмахнул рукой - что тянуть!
    И Сергей нажал.
    Случилось чудо... Зенитка, почти месяц простоявшая сначала под проливным дождем, а потом под снегом, зенитка с замороженным засохшим маслом, у которой даже не поворачивались стволы, разразилась оглушительным дробным лязгом и свободно выплюнула в темные небеса порцию крупнокалиберных зарядов, где они и расцвели алыми красивыми цветами. Хлопнули высоко, почти в самых облаках. Поток латунных блестящих гильз со звоном покатился по платформе.
    Дракон увидел это. В лесу вспыхнул пожар, а затем стало можно разглядеть маленькую черную точку, которая только что извергла из себя огненный поток.
    -Летит! - восторженно крикнул Лапников, - Летит!!!
    Дракон приближался стремительно, шел на бреющем, и крылья его почти не колыхались. Эта темная стремительная громадина действительно вселяла ужас. Черное чудище засекло людей и прямо на лету извергло огненный вал, но прицелилось неточно, и полоса огня оплавила снег более чем в десяти метрах от них. На Сергея пахнуло жаром, он снова нажал на спуск. Зенитка оглушительно застучала, вспышки разорвали небо далеко от дракона.
    Тот сделал круг, развернулся, часто замахал крыльями, зависая.
    -Давай!!! - заорал кто-то из стоящих внизу, и Сергей снова выпалил в небо.
    -"Теперь я понимаю, что значит - по попасть в небо!" - подумал Сергей, ему захотелось смеяться.
    Дракон завис, крылья его вяло взмахивали, удерживая грузное тело вопреки всем законам гравитации. Он смотрел на Сергея, и тот увидел его глаза. Они не были пламенными и пылающими, не горели яростью и ненавистью. Они были черными и непроницаемыми. Это были глаза змеи.
    Сергей вновь надавил на спуск. На этот раз он попал. Почти, слегка зацепил крыло. Дракона кинуло в сторону, и огненный шквал, вылетевший из его глотки, ушел в пустоту, как апокалиптический фейерверк. Чудище повело в сторону, оно взревело.
    -Крути!!!! - заорал Серега, и двое его подручных схватились за ручки, быстро развернув платформу.
    Сергей открыл огонь – на этот раз широкий веер разрядов закончился точно в брюхе черного монстра. Вместо характерных резких хлопков разрывов, с небес донеслись глухие чавкающие звуки. Сергей еще пару раз пальнул в черную тушу, а затем сиганул с сидения прямо в глубокий снег.
    И вовремя. Огонь обрушился сверху, охватил зенитку и она взорвалась, выплюнув в небеса оставшиеся в магазине снаряды. Следом взорвался и грузовик. Часть снарядов, что ушли в воздух при взрыве,попали в черное брюхо.
    Теперь дракон не ревел - визжал. Визжал истерично, изливая свою боль с небес. Его носило в стороны, затем он взмахнул крыльями и направился прочь в сторону леса, и ветер в последний раз донес его крик.
    Сергей поднялся на ноги и с изумлением обнаружил горячий свинцовый осколок, что застрял в звеньях кольчуги. Пришел уже на излете, но если бы не кольчужная рубашка... Рядом догорала зенитка вместе с грузовиком.
    Леонид тоже встал и рассматривал толстый кусок металла, воткнувшийся в трех сантиметрах от места, где он лежал.
    -Ну что ж - философски сказал он - нам дают шанс разобраться с этим ядовитым гнездом. Неужто упустим его?
    -Не упустим, - произнес Серега - не упустим. Я знаю, куда он полетел.
    -Куда же? - спросил Лапников.
    -А гляньте.
    И он указал в том направлении, куда улетел дракон. Они ранили его, и ранили серьезно, его кровь эта обильно осела на окружающих деревьях.
    Сергей оглянулся на спутников:
    -Ну что? Мы смогли завалить такого монстра, завершим все это!
    -Давай! - вяло ответил ему Леонид.
    Лапников плюнул в лужу с драконьей кровью. Слюна в ней зашипела. Сергей вынул меч, тот коротко блеснул багряным в свете костра, и двинулся, пытаясь заглушить в себе мысль, что он только что смертельно ранил своего друга Щербинского.
     
    ************
     
     
    Они шли в глубину леса, перешли на бег, вскоре понеслись, взметывая снежную пыль. Сергей ускорил бег и крикнул:
    -Приготовьтесь!!! Не останавливаемся!! – крикнул он.
    Горожане пробежали еще с полусотню метров, свернули по следам с тропы и, проломившись сквозь густой ельник, замерли.
    Они были на берегу Черепиховских прудов.
    Их ждали. По берегу темного незамерзающего водоема, с которого поднимался черный липкий туман, стояли звери. Стояли ровной полосой, что начиналась непосредственно от воды. Все они когда-то были людьми. И все об этом забыли.
    Камень находился на месте и, казалось, впитывал в себя основную массу поднимающегося гнилого тумана. Выглядел он, как и раньше, невзрачно, а теперь еще и был сдвинут к краю валуна.
    Звери стояли и не двигались, окружив плотными рядами валун и, кажется, чего-то ждали.
    Замерли и люди, осматривая панораму. Затем Сергей двинулся вперед и вышел на ровное место. Стояла мертвая тишина.
    -Ну... - сказал Сергей хрипло и неожиданно почувствовал себя клоуном в этой древней ржавой кольчуге, с заточенной железкой в руке.
    Звери смотрели осуждающе, а затем расступились, выпуская НЕЧТО из темной воды пруда. И, бросив туда взгляд, Сергей почувствовал, что отключается. Из воды за спинами крошечных и не очень зверьков выходил тот самый монстр, созданный на глазах Сергея в хрустальном дворце. Тот, в котором собранны все основные страхи человечества.
    Чудище, не торопясь, выскользнуло из воды и ступило на снег. Двинулось легкой походкой, и Сергею показалось, что он... оно улыбается. Меч выпал у приезжего из руки и воткнулся в снег. Было ощущение приближения чего-то черного, а затем... выстрел.
    Мощный выстрел дуплетом! Гром в голове...
    Черный падал. Падал медленно и тяжело, из груди били два широких фонтана крови. Кровь была черной. Он падал беззвучно, коснулся земли - вздох вырвался из тысячи маленьких лесных глоток, пронесся по берегу пруда и затих.
    Сергей обернулся на спутников. Леонид лежал на земле и был бледен как покойник, а Лапников отвлеченно смотрел через Серегино плечо на пруд.
    -Это – как?... - глупо сказал Сергей, почти не сознавая, что стоит перед тысячей неподвижных зверей, смотрящих на него во все глаза – Значит, я один?
    -Есть еще я! - ответили ему со стороны камня, и от темной шкуры дракона отделилась такая же черная фигура.
    Фигура приблизилась к нему - это оказался Урунгул. Верховный шаман выглядел мрачно, но глаза ничего не выражали. Не человеческие были эти глаза. Меховая одежда голема чуть трепалась, хотя ветра не было.
    Сергей кинулся на голема, сверкнув мечом в размахе. Голем небрежно выставил ятаган, и меч ударился о него с такой силой, что удар отдался болью в кистях. Меч звякнул. На приезжего обрушился град ударов, часть ударов он кое-как отбил, морщась от боли в пальцах, часть скользнула по кольчуге, один  обрушился на плечо. Сергея откинуло, кольчуга сдержала удар. Голем махал кривой саблей (похожей, кстати, на турецкую) быстро и четко, его удары были мощны, быстры и точны.
    Неподалеку от них Лапников невозмутимо смотрел мимо дерущихся в пруд.
    Неожиданно голем резким стремительным движением воткнул свой ятаган в живот Сергея.
    Кольчуга выдержала, но это было как удар поленом. Сергей всхлипнул и согнулся в три погибели. Обреченно глянул на голема, ожидая удар ятаганом по шее. Тот бить не стал, поднял ногу и пинком отбросил Сергея на снег. У кромки воды тысяча мелких лесных зверьков недвижно наблюдали за ними.
    Приезжий лежал на снегу, наблюдая, как капает на снег кровь. Капли падали и тут же расплывались.
    И тут над ухом у него раздался голос. Тихий, но отчетливый и печальный:
    -Подвинься!
    -Что...- слабо просипел Сергей - кто это?
    -Что, не узнал? - спросил голос - я Сивер. Освободи свой мозг, пусти меня, тебе не справиться с ним.
    -Но я не хочу...
    -Сейчас не время выбирать, не думай не о чем, а я постараюсь взять контроль над твоим телом.
    -Хорошо, Сивер...
    Голем Урунгул двинулся к нему, загнутый острый кончик смотрел Сергею в лицо. Одновременно в этим последовало странное ощущение, что в голову что-то вливается. А затем боль в животе ушла. Ушла боль в ребрах, тело с каждой секундой набирало силы, да такой силы, что бывает лишь у редкого человека.
    А затем Сергей вдруг увидел, как его правая рука сама ползет к рукоятке меча. Когда голем подошел совсем близко, Сергеева рука вдруг резко ухватила меч, а следом и он сам перекатился в сторону и вскочил на ноги. Серегиным телом управлял Сивер, и меч в его руках был словно пушинка. Он и держал-то его небрежно, всего одной рукой. Урунгул стремительно атаковал, его кривой меч бешено летал, но наталкивался на заточенную сталь старого меча из музея.
    Бились мощно, яркие искры разлетались в стороны. Поначалу шаман наступал, потом вдруг сник, и Сергей-Сивер оттеснил его к драгоценному валуну. Мечи сталкивались, звякали, искры разлетались в сторону, длинный Сергеев меч, изящно крутнувшись, выбил ятаган из рук голема, но тот с потрясающей скоростью перехватил его в полете другой рукой и ринулся в бой.
    Теперь он рубился как берсерк, уже не заботясь о себе, насел, его кривое лезвие двигалось быстро, его меч разрубил кольчугу на плече, чуть задев кожу.
    Бились они долго, за ними наблюдали недвижные звери и столь же недвижные Лапников с Леонидом. А на берегу пруда стояла тишина
    Когда у Сергея уже рябило в глазах от блеска лезвий, Сивер вдруг двинулся вперед, а затем широкий старый меч со всей силы опустился на ятаган.
    Звякнуло. Половина ятагана отлетела в снег. В воздухе повис тонкий звенящий звук – и тишина. Голем стоял и смотрел он на короткий обрубок своего меча, словно не веря, что тот мог сломаться.
    Сергей стремительно замахнулся и опустил меч на Урунгула - шамана села Черепа. Лезвие разрубило голема почти пополам, от плеча до пояса.
    И тут Сивер выскользнул из тела Сергея.
    Голем лежал перед Сергеем, лицо его оставалось бесстрастным. Повторный вздох пролетел по рядам зверей, они стали сдвигаться и потихоньку разбегаться, стремясь исчезнуть с этого места.
    -Мы убили его, Сергей - сказал Сивер, теперь он в своем собственном обличье стоял у черного бока дракона и слабо светился - осталось докончить начатое.
    Серега кивнул. Только сейчас он ощутил, что тело у него болит сильней, чем раньше. Он еще раз посмотрел на распростертого голема, а затем плюнул на него и побрел к Сиверу. Доплелся до валуна, взглянул на Сивера, на камень, на толстую шею черного дракона, что лежал вплотную к этому самому камню.
    -Древние ритуалы надо соблюдать - произнес Сивер - этот дракон еще жив, но чтобы уничтожить камень, надо убить его. Когда кровь оборотня коснется камня, змеиное проклятье потеряет силу.
    Дракон дышал, его правое крыло подергивалось. Сергей кивнул Сиверу и приподнял меч. Постоял так, затем опустил.
    -Я не могу - сказал он - это Щербинский.
    Сивер выжидательно смотрел на него.
    -Это же Щербинский! Он был человеком!!! Я помню, как впервые встретил его в баре "Левый берег". Он спас меня там, в синем домике.
    Сергей снова посмотрел на дракона. Он был огромен, уродлив и совершенно черен, выпуклые змеиные глаза, которые никогда не закрывались, роговой гребень, идущий по хребту. Но это был Щербинский...
    -Да что ты такое вообще - крикнул Сергей, резко разворачиваясь к Сиверу - кто же из вас прав? Ты или Урунгул?
    Сивер вздохнул.
    -Мы – он и я - говорим правду. Прости, но есть нечто сильнее меня и вас, людей. Я не буду лгать...
    -Но я не хочу его убивать! - вскричал Сергей - я знаю, что это уже не Щербинский, но не хочу!
    -Я тебе вот что скажу - сказал Сивер - ничего уже не изменить. Этот дракон, этот оборотень смертельно ранен. Ты всадил в него треть обоймы, сейчас у него брюхо набито свинцом. Если ты его не убьешь сейчас, он все равно умрет, но тогда придется начинать все сначала. Но на это нет сил ни у тебя, ни у меня. Если ты убьешь этого дракона – вернется нормальная жизнь. Исчезнут оборотни и змеи, исчезнут трехглазые волки и чучела медведей с каменными костями. Прекратятся ночные шабаши, исчезнут Снорунг и я.
    Сергей воззрился на него.
    -Да - сказал Сивер - исчезну и я. Убей дракона - и я, наконец, смогу уйти.
    Серега перевел взгляд с Сивера на дракона. Неуверенно поднял меч и посмотрел на воеводу. Тот кивнул. И Сергей опустил свой клинок на шею дракона. Удар был силен, меч прорубил жесткую кожу на шее, как в масло вошел внутрь.
    На камне осталась лежать отделенная черная голова. Тоненькая струйка черной крови, похожей на битум, потекла по бесснежному валуну. Сергей и старый воевода наблюдал за этим неторопливым течением. Сергей - затаив дыхание, а Сивер - погруженный в свои мысли.
    Струйка коснулась камня. Некоторое время ничего не происходило, кровь стала скапливаться в ямке подле камня маленьким черной лужицей, и тут с темного неба упала ослепительная белая молния и вонзилась в камень перед носом у ошеломленного Сергея.
     
     
    15.
     
    Это было безумием. Сергей воспарил. Висел без опоры в пяти метрах от валуна. Висел и наблюдал. Он видел тела на земле. Видел валун, а на валуне крохотный сгусток мрака. Мрака такого черного, что глазам становилось больно, как от слепящего света.
    Черный клубок колыхался, мерцал, а затем вдруг от него потянулись черные нити, клубок рос, выбрасывал черные щупальца, словно пытаясь охватить мир, прижать, задавить. Но щупальца бледнели, становились светлее и на глазах теряли черный насыщенный свет. Короткая вспышка – и камень развеялся без следа. Дракона не было. Сергей видел Лапникова и Леонида, неподвижно лежащих на липком, проваливающемся снегу, а также он чувствовал, что прямо за ним, если повернуться - лежит также и его собственное тело. Но Сергею не хотелось на него смотреть.
    Местность внизу плыла, и от снега поднимался густой туман. Сергей почувствовал рядом с собой еще кого-то. Впрочем, тут же понял, ощутив белое сияние.
    -Сивер...
    -Я здесь - неслышно ответствовал Сивер - спасибо тебе!
    Вы много сделали для меня, и я помогу вам еще  раз. Тот клад... за которым вы все ехали - он существует, хотя это и не то, о чем вы думаете. Раскопайте его...
    -Хорошо - повторил Сергей и увидел, что все вокруг заволокло туманом.
    -Мне пора. Теперь я освободился от пятисотлетнего долга. Прощай.
    -Прощай...
    Сергей почувствовал, как что-то теплое дружески коснулось его, а следом за этим белое сияние взмыло в светлеющие небеса и исчезло. Стало холоднее, туман потемнел. И он... проснулся.
     
    * * * * * * * * *
     
    Он проснулся, за окном был день. Шевельнулся, зевнул и уставился в окно.
    Вид бледно-голубого ясного неба в окне рождал в душе неизбывную радость. Слабый утренний свет падал в комнату.
    -Он очнулся! - радостно воскликнул кто-то рядом.
    Серега повернулся и сел, чувствуя себя полным сил, словно заново родился. Напротив него на табурете сидел Лапников, Венди лежала безмятежно в углу, а еще дальше на ржавой кушетке сидел Леонид и рассматривал свои босые ноги.
    -Что? - спросил Сергей - что случилось-то? Где мы?
    -А вот это ты должен знать, спаситель ты наш, - ответил Лапников довольно - мы то, почитай, все пропустили, а уж как ты там с камнем разбирался - я и не знаю. Ну, видать, все-таки разобрался, раз день наступил!
    -День - повторил Сергей - значит - вы не помните, как я с Урунгулом дрался?
    -Мы не помним даже, куда делся тот, черный, который из воды выполз - из угла сказал Леонид.
    Сергей еще раз глянул в окно, увидел двор, где подтаивал снег, образуя черные земляные плеши, неожиданно понял, где находится.
    -Все возвращается на круги своя... - тихо сказал он.
    -Ты это о чем? - встрепенулся Лапников.
    -Как мы здесь очутились?
    -Мы здесь очнулись. Я - час назад, потом Леонид.
    Они находились там, откуда все началось - в маленьком синем доме с совами на крыше. Все вернулось, и Сергей видел те же бревенчатые стены в потеках, а в углу топор с зазубринами на лезвии.
    -Все вернулось - повторил Сергей.
    Во дворе снег кипел и испарялся, как и положено снегу, оказавшемуся под летним солнечным теплом. Проявлялась земля, на ней становилась видна жухлая трава. Было ли это возвращение жизни в Черепихово? Нет, пожалуй, скорее это гибель села.
     
    Они оставались в бывшей деревне еще пару дней. Весь первый день они провели, валяясь на черной крыше дома семьи Саврасовых, нежась под настоящим летним солнцем, щедро изливающим тепло на почерневшую после снега землю, стараясь выкинуть из головы все происшедшее. На второй день они сели в жигуленок Леонида и съездили в разрушающийся Черепиховский собор. Без страха вошли в подвал и начали копать. Лопата обо что-то звякнула, они вытащили увесистый бронзовый сундук.
    Сергей открыл крышку, что-то с шуршанием посыпалось, он замер, наклонился и подобрал одни из предметов.
    Это была рукопись. Старая потрепанная бумага с древнеславянским значками. Десятки, сотни рукописей.
    -Летопись, - сказал Сергей - это и есть клад?
    -Это он, - спокойно подтвердил Леонид, осторожно расправляя одну из бумаг - эта детальная летопись средних веков, а среди них есть и заметки самого Сивера, черепиховского основателя. Это клад.
    Здесь бесценные сведения...
    Сергей наклонился, разворошил ломкую бумагу, а затем ухватился за что-то на дне.
    И вытащил меч. Его спутники повернулись к нему с изумлением, потому как меч этот был не чета тому старому, плохо заточенному, пыльному лезвию, сотни лет хранившемся в музее. Нет - его серебристая поверхность блистала, впитывая в себя лучи солнца. Рукоять была из чистого серебра, выкованная словно вчера. А в рукояти блестело три огромных драгоценных камня. Сергей приподнял меч - и тот победно вспыхнул и распространил вокруг себя белое сияние.
    -Это последний подарок Сивера - сказал Сергей, прищурив глаза и любуясь полосками света, проносящимися по лезвию - это его меч.
    И пусть не пригодится он мне в том мире, куда мы вернемся - я не забуду, что сделал - Сергей мощно взмахнул обретенным мечом, и тот поймал солнечный блик, сверкнувший так ярко, что его увидели и на том берегу Волги в Карявкино.
     
    Три часа спустя они погрузили сундук в машину и теперь стояли, глядя через площадь на Черепиховский собор.
    -Вот и все... - произнес Сергей.
    Окинул взглядом площадь, залез в машину. Меч он держал на коленях. Когда они отъезжали, позади раздался грохот падающих и рассыпающихся бревен. Это рухнул бар "Левый берег".
    Он проехали по улицам, мимо поваленных фонарных столбов, мимо домов с провалившимися крышами и уже почти достигли выезда из села, знаменитого Черепиховского кордона, как вдруг им навстречу из разрушенного дома выскочил человек. Леонид изумленно тормознул, а человек подскочил к ним, сунулся в Серегино окно и затараторил:
    -Что случилось? Что случилось, вы куда сейчас едете? Куда народ подевался? Я тут ждал, у нас тут такое было, но очнулся - никого совсем, два дня по домам прятался, пытался понять, а что...
    -Ба! - сказал Сергей, и тип сразу замолк - да это же Щербинский-младший!
    Превращенный в камень младший брат почившего ныне зоотехника благополучно пережил в своем окаменевшем состоянии всех жителей проклятого села, а после падения проклятья оживший и долгое время пугливо прятавшийся от каждой тени, теперь стоял пред ними и ошалело пытался понять, что же произошло. Он торчал в Серегином окне, потешно таращил глаза.
    -Садись-ка в машину - сказал ему Серега - долго объяснять.
    Тот покорно сел в автомобиль и с заднего сиденья обратился:
    -Так вы мне расскажете, что здесь было?
    -Ты проспал самое интересное - сказал ему Лапников - счастливчик!
    Леонид дал газ, и они вынеслись за кордон, унося последнего селянина из его оплота. На пригорке они приостановились и оглянулись на деревню, под колпаком которой столько времени были заперты.
    Деревня исчезала. Вокруг буйствовала растительность, шумели деревья, а село Черепихово лежало позади как черная язва на теле Земли.
    Жигуль скатился с холма, вид на разоренную деревню скрылся, оставшись навсегда только в глубинах памяти.
    -Смотрите! - сказал вдруг Данила Лапников - листва на деревьях пожелтела!
    И правда, непоколебимый Черепиховский лес готовился скинуть листья, они пожелтели и налились багрянцем.
    После долгой, долгой Зимы в Черепихово вступала Осень.



.............................




  <<< В библиотеку

  © Сергей Болотников



Hosted by uCoz